ороге бегства!.. Орхан снова запел:
Вселенная простёрта под ногами
У нас, кто всех сильнее и смелей.
Так много нас, что нет земли меж нами,
Как нет воды меж наших кораблей…[353]
Хотелось думать о головокружительном величии… Хотелось видеть грядущую державу османов величайшей! Османским будет весь Восток арабов! Османской будет Византия! Слово «Константинополис» исчезнет, будет звучать другое именование: «Истанбул»! В этом городе навсегда водворится учёность, свойственная правой вере; арабские, персидские книги придут в книгохранилища; и язык тюрок-османов сделается одним из самых книжных языков!..
Память, отступая всё назад и назад, воскресила раннюю юность. Вспомнился отец, юная Люлюфер, юная любовь… Напевал теперь песню, Люлюфер эту песню любила; грустную, пела весело… Тихо пропел Орхан, глядел на огонь светильника:
Фелек хюснюн дияринда,
Чюда кулду бизи шимди.
Арамихзда юуче дагляр,
Ирактан мерхаба шимди…
Судьба на земле любви
Разделяет нас с тобою теперь.
Могучие горы стали меж нами,
Привет твой издалека я слышу теперь…[354]
Был составлен брачный договор на двух языках, турецком и греческом. Впервые в Европе (а, должно быть, и в мире!) заключался межконфессиональный брак; брак, в котором каждый из супругов сохранял своё вероисповедание…
Сначала должны были пировать в Силимврии, затем — в Скутари. Ахчибаши — главный повар-кухарь в стане Орхана — едва не терял голос, отдавая многочисленные свои распоряжения. Пиршество готовилось великое…
Прибыли генуэзские послы: Андало де Мари и Томмадзо ди Маньерри[355]. Они привезли подарки новобрачному: двадцать один фунт и десять унций серебра, серебряную и золотую посуду; отрезы сукна, скарлата, бархата, камлота, собольи и беличьи меха, сорок четыре меры триллийского вина, сладости, египетский сахар, лимонный сироп, и наконец — драгоценные уборы для невесты и отличной работы кирасу для Орхана…
Сам Орхан поднёс невесте дары ещё более ценные: ларцы розового дерева, изукрашенные искусной резьбой и наполненные крупными жемчужинами, рубинами, алмазами, бирюзой, изумрудами… Поднесены были также невесте от жениха дорогие меха чёрных лисиц, горностаев и соболей. Эти, из холодных дальних краёв привезённые меха, носили теперь османы вместо прежних, давних уже, простых волчьих шуб…
От невесты поднесён был жениху золотой перстень с печаткой, на которой изображено было рукопожатие — символ счастливого супружеского союза. Поднесены были также несколько ящичков — дактилиотек — в которых размещались камни, украшенные резными прекрасными изображениями. Эти изображения сделаны были в древности и оттого являлись ещё более ценными. Вырезанные на сардониксе женские головки, тонкие покрывала, наброшенные поверх затейливых причёсок, большие глаза, пухлые губки, округлые нежные подбородки, прямые носики — всё это теперь вызывало мысли о юной Феодоре…
Крепился мир османов, широко распахнутый. От смешения множества кровей — тюркской, болгарской, греческой, монгольской, персидской, арабской, черкесской, грузинской — нарождалась раса османов, красивейших людей мира!..
Привезли приданое Феодоры — благовония, украшения, одежду, покрывала, мебель. Так же вошли в её приданое от бабушки несколько икон в драгоценных окладах — изображения Богоматери, Иисуса Христа, святого Константина и святой Елены[356]. Рано утром отец, мать и бабушка благословили невесту. Феодора стояла, опустив глаза, одетая в белый шёлковый наряд, расшитый золотыми нитями. На волосах — алмазный убор, запястья окружены алмазными браслетами, в ушах — серебряные серьги с алмазными подвесками. Бабушка напоследок всё крестила внучку, поспешно, быстрыми мелкими движениями руки, пальцев…
Кантакузин и его сын Матфей облачились в узкие длинные кафтаны нарядные — кавадии, парчовые, разузоренные… Но всех наряднее среди византийцев смотрелась молодая пара: Иоанн Палеолог, сын Андроника и Анны, и Елена, дочь Иоанна Кантакузина и Ирины из рода Асеней… Итальянский рытый бархат, аксамит, шёлк блистали цветочными переплетениями на одежде юных супругов…
Выступила процессия. Шли с весёлыми песнями флейтисты и флейтистки, танцоры и танцовщицы…
На равнине поставлен был деревянный помост, закрытый со всех сторон длинными шёлковыми, тканными золотом занавесями. Там, скрытая от людских глаз, уже находилась невеста, сопровождаемая матерью и бабушкой. Красное покрывало плотного шелка теперь было накинуто поверх наряда Феодоры и закрывало её с головы до ног…
На прекрасных, богато убранных конях подъехали спутники Орхана, его свита, его старшие сыновья. На голове султана — белый складчатый тюрбан с кистью алой, словно венчик цветка. В кафтан золотного бархата одет жених — по красному полю вытканы цветки гвоздики. Сверкает персидская парча. Гости генуэзцы разряжены в яркие одеяния…
Иоанн Кантакузин также верхом на коне. Отец невесты простирает руку. Вспыхивают факелы в утреннем свете солнечном, и будто сияние озаряет всё вокруг. Флейты поют, трубы гремят. Все видят невесту, покрытую красным покрывалом. Феодора стоит на помосте. Жених перед помостом — на коне. Хор греческих певиц запевает:
Сегодня только начал плющ вкруг пальмы стройной виться,
Увидит завтра стар и млад, какой любовью любит
Невесту милую жених, как пылко обнимает,
Целует локоны её вкруг шеи лебединой…
Ответно откликнулся хор певцов:
В бою непобедим, — сражён тростинкой тонкой, слабой.
Кольчуга, меч, походный плащ отброшены далеко.
Железу любится магнит, жених своей невесте —
Отважный вождь прелестнейшей из девушек прелестных…[357]
Заиграли музыканты Орхана. Заплясали плясуны. Всадники спешивались с коней, раздались весёлые возгласы:
— Гел, кефим, гел! — Эх, веселье!..
Орхан спешился и поднялся на помост. Он легко, широко шагнул к Феодоре. Она протянула из-под красного покрывала тонкую руку в белом рукаве. Об руку с невестой Орхан повернулся лицом к людям собравшимся. Закричали люди:
— Да продлит Аллах дни Орхана, сына Османа!
— Да продлит Аллах дни державы османов!..
…Шли к Орхану, шли в его войске, шли крепить государство османов!..
«Балканские крестьяне, греки, болгары и прочие, вскоре поняли, что мусульманское завоевание принесло им освобождение от феодальной власти христианских правителей и церковников, многообразные вымогательства и злоупотребления которой становились всё более тяжёлыми с расширением монастырских владений. Османизация предоставляла балканскому крестьянству выгоды, невиданные ранее. В отличие от государств христианского мира, в стране османов не слыхать было ни о разбойниках с большой дороги, ни о притеснениях и несправедливостях…»[358]
Здравствуй!
…Ничто не вечно. Старинный фотоаппарат выходит чёрным прямоугольником на сцену человеческой истории. И вот мы впервые видим султана из династии османов, запечатлённого на фотографии. Это Абдул-Гамид[359] — крупный нос, глубокие глаза, высокая феска, пышные усы, борода… Ничто не вечно… Младотурки[360] тщетно пытаются спасти большую державу, заклиная её призывом: «Адалет!» — «Справедливость!»… Но ничто не вечно… Держава падает, добиваемая подданными — греками, болгарами, армянами. Европа и Российская империя объявляют державу османов «больным человеком». Новообразованные балканские государства грызутся меж собою. Греки мечтают о возрождении Византии. Но никогда не подняться кресту над храмом Айя София! Новый вождь — Мустафа Кемаль[361] — отбросит греческие, армянские, итальянские, французские, английские войска. Позднее он запретит фески и введёт латинский алфавит. 29 октября 1923 года он сместит последнего султана, Мехмеда VI, и провозгласит Турецкую республику. Завершилась эпоха тюрбанов и фесок, началась эпоха пиджаков и гимнастёрок. Завершилась эпоха великой державы османов, началась эпоха жизни и процветания нового национального государства — Турецкой республики…
Но ведь и старинный уклад жизнеустройства, и нравы, и наречия-языки Балканского полуострова — всё оно сложилось под рукою-крылом османов, за пять столетий…
Я знаю четыре очарования, четыре прелести этих краёв. Это прекрасные руины — развалины, это простёртые руки мраморные белые и улыбки статуй и красочных изображений — от хеттов до афинян и спартиатов. Это чудесная пища, от мяса варёного в листьях винограда, воспетого Аристофаном[362], до шербета и пилава турецких сказок. Это красивая многоцветная одежда, соединившая античные туники с шароварами, тюрбаны, ожерелья золотых монет, покрывала. И наконец самое важное, порождённое державой османов, — это люди; люди безмерной широты и щедрости души, люди храбрости; люди неизбывной доброты и деликатности, которые никогда не будут одолены, побеждены взаимной мелочной национальной ненавистью. Люди османов!..
Я смотрю, закинув голову, на минареты Голубой мечети[363]… Турция!.. Истанбул… Золотой Рог… Могила Михала Гази… Просто люди — мужчины в кепках; женщины в платках, повязанных под подбородком… Красивые лица… Измир… Анкара… Истанбул… Где затерялись в этих краях следы моих дальних предков?.. Истанбул… Дворцы османов, сады османов, сокровища османов; память о женщинах, которых любили османы — потомки Османа…