— Это мой внук Хритос, Ицо! Он вместе со своим отцом, моим старшим сыном Григорисом, расписывает большую залу для монастыря… Идемте, я покажу вам залу, там мой сын…
Осман и его спутники пошли за ней и её внуком и вступили в обширное помещение. На верхней ступеньке деревянной лесенки стоял рослый мужчина и водил кистью по стене. Прежде Осман и его спутники не видели кистей и не знали, как расписывают стены в жилищах…
Старуха что-то сказала своему сыну и тот спустился к гостям.
— Я хорошо говорю по-тюркски, — сказал он, обращаясь к Осману, потому что угадал в нём предводителя, несмотря на Османову молодость…
— А где же ты выучил наш язык? — спросил Осман дружелюбно.
— Я бывал в вашем монастыре, который зовётся Хаджибекташ. Туда уходят и многие из наших греков. Иные обряды в Хаджибекташе взяты из греческой церкви!..
— Покажи, Григорис, как ты украсил эти стены! — прервала разговор старуха…
Более всего Осману хотелось бы сейчас очутиться в Хаджибекташе, но приходилось терпеть…
Зал освещён был факелами, хорошо укреплёнными. Осман и его спутники вертели головами, оглядывались, любопытствуя…
На стенах изображены были самые разные звери, одетые в человеческую одежду… Лисица в пёстром платье и с круглой алой шапочкой на макушке стояла у виноградной лозы, протянув лапы вперёд… Черепаха, одетая как воин франков, беседовала с муравьём, большим, и также наряженным в одежду человека… Здесь, на стенах, были изображены и зайцы, и всевозможные птицы, и даже и рыбы! И все были в одежде людей и замерли, делая конечностями выразительные жесты, как делают обычно люди руками…
Осман и его спутники забавлялись и улыбались, как дети, увидев эти изображения… Сначала они даже ни о чём не спрашивали, только вертели головами, обменивались улыбками удивления… Наконец Осман спросил:
— Что это? Кто эти звери? Отчего они одеты как люди? Ты придумал всё это? — Он обратился к сыну старухи.
— Да, я придумал изобразить их одетыми по-людски! Но сказки об этих зверюшках, птицах и насекомых придумал не я. Эти сказки придумал в самые давние времена человек по имени Эзоп…[229]
— Эти сказки настолько важны и значимы для вас, что вы даже рисуете этих зверюшек и птиц на стенах?
— Да, эти сказки весьма значимы. Это не простые сказки, а притчи. Разве у вас таких нет?
— Может, и есть… Расскажи мне одну такую сказку!
— Я даже и две тебе расскажу, потому что это очень короткие сказки. Вот одна из них, в которой говорится о самом Эзопе. Он ведь жил тяжёлою жизнью, ему пришлось быть рабом. Однажды его продали работорговцу вместе с другими рабами и пришлось им всем брести в караване пешими, добираясь в тот город, где работорговец намеревался продать их. Он жалел ослов и потому нагрузил часть поклажи на спины рабов. Каждый из рабов старался выпросить для себя что-нибудь полегче. И только Эзоп взял на спину тяжёлую корзину с хлебами… Как ты думаешь, зачем?..
Осман вновь улыбнулся и пожал плечами:
— Откуда мне знать, зачем? Должно быть, он был чудной человек, этот Эзоп!
— Я ещё в детстве услышал эту притчу. Но право, я бы и взрослым не догадался сам, без подсказки, зачем это сделал Эзоп, зачем взялся нести тяжёлую корзину. А вот зачем: ведь в течение пути люди в караване питались хлебами, бывшими в корзине. И потому корзина становилась все легче и легче!..
— А если бы работорговец складывал в эту корзину на место съеденных хлебов что-нибудь другое? — спросил один из спутников Османа.
Григорис повёл головой в некоторой растерянности. Затем возразил:
— Обычно так не делается… Поэтому оцените хитрость Эзопа!..
— Наверно, рабы, шедшие вместе с ним, не любили его… — предположил Осман.
— Об этом ничего не говорится! Но у вас странные умы. Я бы подумал, что у всех тюрок умы так устроены. Но ваши из Хаджибекташа совсем другие люди. Сами складывают притчи…
— Это мы ещё узнаем, какие люди в Хаджибекташе, — сказал Осман. — А наши умы простые, это и вправду так! Но расскажи нам и другую сказку. Ты же обещался рассказать две!..
И Григорис рассказал вторую сказку:
— Ты, должно быть, видел, как растёт виноград, — начал он…
— Да, — отвечал Осман. — Я видел и знаю, что из плодов винограда делается вино.
— Ладно! А лисицы очень любят виноградные ягоды. И когда поспевают гроздья ягод, виноградари, те, что выращивают виноград на — продажу, становятся караулом в своих виноградниках с вечера. Потому что ночами лисицы прибегают лакомиться гроздьями, висящими низко. Сторожа стучат в колотушки, чтобы отпугнуть прожорливых лисиц, но это не всегда помогает…
— А почему же они не охотятся на этих лисиц? — спросил Осман.
— Да они охотятся! Ходят на охоту. А среди виноградных лоз лисицу не поймаешь — живо скроется!..
— Мы охотимся на лисиц с ловчими птицами, — сказал Осман. Лицо его приняло выражение задумчивости. Перед внутренним его взором встали — одна за одной — картины многих охот, которыми он предводительствовал…
— Рассказывать ли мне дальше? — спросил Григорис.
— Да, да! — встрепенулся Осман. — Конечно, рассказывай… Что же случилось дальше с этой лисицей? Судя по её изображению, сделанному тобой, она была наделена человеческим разумом. Думаю, в жизни такого не бывает. Но ты рассказывай!..
Григорис колебался.
— Рассказывай, рассказывай! — поощрил его Осман.
— И вот, стало быть, одна лисица, та самая, которую я изобразил, как-то раз прибежала на виноградник. Она улучила время, когда сторожа отлучились, то есть ушли, то ли домой, то ли по малой нужде…
— Плохие были сторожа, — заметил Осман.
— Да, сторожа были плохие. И потому лисица беспрепятственно приблизилась к лозам. Одна гроздь, очень большая, висела совсем низко. Лисица легко могла бы достать её зубами и совсем уж было нацелилась, но увидела, что ягоды зелены. Она побежала подальше и видела, что и на других виноградных гроздьях, висевших так, что она могла достать их, ягоды зелены. Зато виноградины, висевшие высоко, уже поспели… И тогда лисица, поглядывая на них, сказала себе: «Эти ягоды тоже зелёные»!.. Вот и вся сказка!..
— Так она же не слепая была! — воскликнул один из ближних спутников Османа. — Зачем она так сказала? Ведь ягоды же были спелые. Она же видела это!
Григорис коротко усмехнулся.
— Она утешала себя. Ей очень хотелось винограда!
— Мало ли кому чего хочется! — бросил другой Османов спутник.
— Довольно! — приказал им Осман. — Наш собеседник может подумать, что говорит с глупцами! Это ведь всего лишь сказка. Но я понимаю, что в ней есть некий смысл. Должно быть, всё дело в том, что не следует утешаться ложью, когда нечто, желаемое тобой, недоступно тебе!..
— Именно так, — согласился Григорис даже с некоторым воодушевлением.
— Прости моих спутников! — сказал ему Осман. — Они вовсе не глупцы! Они — умные люди. Но они не привычны к подобным сказкам. Наши кочевые сказки — просты, в них нет хитрого смысла! А если даже и происходит в наших сказках нечто такое, чего в жизни не бывает, всё равно возможно понять… В наших сказках разное случается. И люди превращаются в зверей; и даже в солнце, звёзды и луну превращаются. И знамения происходят чудесные. Но ты пойми, всё это попросту, честно, без хитрости… Сказки этого Эзопа хороши, но не для нашего простого ума! Ты уж прости!..
Старуха вмешалась в разговор:
— Григорис, сынок! Ты измучил гостей. Они добирались сюда сквозь снегопад. Да и не сюда вовсе они добирались, а в этот свой монастырь! И я тебе скажу сейчас, и тоже без хитрости скажу: не по душе мне, когда наши греки переходят в их веру! Не по душе, так и знай! Не хочу я обидеть наших гостей, а вот не по душе, прямо и честно признаюсь!
— Ты, матушка, не обижаешь нас! Нам твоя прямота приятна, — заговорил Осман. — Ты, матушка, мне напоминаешь одного славного старика… — Осман улыбнулся, вспомнив старого имама из Силле. — Этот старик тоже не одобряет, если наши любопытствуют и хотят знать побольше о вашей вере. Я этого старика люблю крепко, хотя я знаю, он бы меня и сейчас не одобрил за то, что я сейчас здесь с вами…
Старуха смотрела на Османа чёрными глазами на своём лице старой женщины. И нельзя было понять, о чём она думает… А когда Осман кончил говорить, она всплеснула руками и сказала наполовину по-тюркски, а наполовину по-гречески:
— Ты не думай, гость, будто мы позабыли о гостеприимстве! Иди за мной. Этот монастырь ещё не доделан, монахов здесь нет. Но жить здесь можно! А если всего лишь несколько дней и ночей, то и подавно можно! Пойдём в кельи, отведённые под жилье тебе и твоим спутникам. Для тебя приготовлена малая келья, а для них — одна большая, где будет общежитие послушников. Туда принесут еду. А для тебя моя товарка Анастасо уже готовит кое-что вкусное!..
Осман вновь шагал следом за старухой, шёл под сводами каменными. Вдруг совсем темнело. Белый её платок помелькивал впереди. Старуха не имела с собой ни свечи, ни факела. Впрочем, идти оказалось не так далеко.
Однако, несмотря на путь недолгий, Осман успел на этом пути призадуматься. «В сущности, меня отрезают от моих спутников, — думал Осман. — И надо ли спрашивать, зачем. Неужели мне суждено погибнуть так глупо и просто?.. Но всё же мне хочется верить этим людям! Но хороша ли дорога постоянной подозрительности? Не лучше ли поддаться своему чувству? И вот мне хочется верить этим людям и я буду верить им!..»
Старуха привела гостя в покой, где он увидел такое убранство, которое напомнило ему трапезную в монастыре святого Михаила. Здесь был поставлен стол и седалище-скамья, а у стены поставлена была широкая скамья, покрытая мягкими покрывалами.
— Что это? — спросил Осман, указав рукою.
Старуха без улыбки отвечала, что это ложе для сна… Осман подумал, что спать на таком ложе, укреплённом на ножках и таким образом удалённом от пола, неприятно, должно быть!..
Старуха принесла скатерть и посуду. Затем пришла её товарка, неся за ручку длинную плоский металлический сосуд. В помещении распространился вкусный сладкий запах. Старуха Анастасо подала сковороду на стол и быстро выложила кушанье в сохан — миску. Осман взял нож и деревянную ложку, заранее приготовленные. Вина ему не подали, но подали кувшин с водой. Он налил