Что за счастливое время, что за прекрасная история без правых и виновных, без нападающих и без справедливо обороняющихся!..
Написано много! А где же великая держава? Кто её основатели? Как отыскать их среди всех этих взаимных захватов и нападений и отпоров?..
А вы думаете, что если написано много, то и разобраться легко? Ну, тогда смотрите!
Во-первых, то, что написано в стихах Энвери о захвате города Пирги (он же Биргий) Саса-беем до прихода каталонцев; так вот, оно, написанное Энвери, никак не подтверждается Рмоном Мунтанером! А в измирском списке поэтической хроники Энвери написано вместо «Биргийи» — «Бираги». И во втором упоминании этого города в том же измирском списке допущено искажение. Зато дальше переписчик уже не делал подобной ошибки. И, значит, вполне возможно, что речь идёт о Приене, о том самом городе, который «ещё прежде успел подчинить себе другой сатрап, Сасан».
Теперь, во-вторых, о захвате Мехмедом Айдыноглу Айасулука (то есть Эфеса) Энвери как-то странно говорит: «…покорил и захватил округу»; а вот следующая строка — «и множество церквей он превратил в мечети» — никак не связана, конечно, с захватом Эфеса, а просто подчёркивает преданность Мехмед-бея идеалам газавата — священной войны с неверными. Потому что другой хронист, Фахри, пишет о Мехмеде Айдыноглу почти такими же словами, как и Энвери: «Возвёл мечети и разрушил многочисленные церкви». Однако всё-таки слова немножко не такие. Одно дело — преобразить церковь в мечеть, и другое — разрушить церковь и на её месте воздвигнуть мечеть. Вероятнее всего, речь идёт и у Энвери и у Фахри именно о преображении церквей в мечети, а вовсе не о разрушении хороших зданий, пригодных для подобного преображения.
И, в-третьих, наконец, тот же Фахри говорит о полной победе Мехмеда Айдыноглу над огромным войском «франков и аланов». И это что же? Конечно, отряды Рожера де Флора и аланских наёмников.
Значит, наверное, случилось вот что! Сначала Саса-бей подчинил Приену, а затем уже при помощи своего союзника Мехмеда Айдыноглу покорил (но не захватил, заметьте!) Эфес. После этого воины Мехмед-бея захватили крепость Келес. С отрядами каталонцев и аланов Саса-бей и Мехмед Айдыноглу сражались плечом к плечу, об этом и Мунтанер говорит. И вдвоём беи изгнали каталонцев из Малой Азии. А затем начали бороться друг с другом за власть, и Мехмед Айдыноглу победил.
Так же просто (то есть совсем даже и не просто!) разбирать и толковать все остальные события! (И между прочим, не только события истории Балканского полуострова и Малой Азии, но и все прочие события всех прочих историй.)
А уже четырнадцатый век начинается. Где же великая держава? Где она? А вы ждите, ждите!..
После ухода каталонцев почти все города Эгейского побережья Малой Азии перешли в руки тюркских беев-эмиров. Только Смирна и Старая Фокея и Новая Фокея оставались в руках генуэзского клана Дзаккария… Магнисия, Нимфей, Миляс — всё отошло тюркам.
Тюрки захватили города-крепости и прекрасные гавани. И тюрки, прежде столь сухопутные кочевники, сделались державниками и людьми морей и создали со временем грозный флот…
А всё ищут, ищут многочисленные историки следы бейликов — Эгейских эмиратов. Потому что затерялись эти следы в истории великой державы, наследовавшей им, превратившей их в её вассалов, уничтожившей их…
Это была великая держава. И в столетии двадцатом не стало её. Но в стране, которая почитает себя по праву её прямой наследницей, каждый город свидетельствует о былом величии. Каждый город этой страны может рассказать о величии, и не об одном, о многих величиях.
Вот Константинополис — столица византийской империи, а после — столица другой великой державы.
А вот и две предшествующие столицы той же державы — в самом её начале — Бурса и Эдирне.
А вот Эгейское побережье с городом торговым Измиром — старой эллинской Смирной, где, по одному из преданий о нём, родился Гомер[58].
А вот и берега Средиземного моря. Что они перевидали за свою жизнь, этого и в тысяче книг толстых не опишешь!
Антакья, река Евфрат, гора Немрут, озеро Ван, Диярбекир и город Урфа — тот самый Ур Халдейский, откуда вышел некогда Авраам-Ибрагим, праотец иудеев и мусульман, отец Измаила и Исаака[59].
Малый город Ангора[60] сделался новой столицей нового государства. Эти края помнят хеттов[61], фригийцев[62] и дервишей Коньи.
А далее — Сивас, Эрзурум, гора Арарат, Артвин…
Здесь некогда простиралась великая держава. Здесь некогда простёрлись — одна за другой — многие великие державы и славные государства. Об основании великой державы, последней из великих держав, охвативших Балканский полуостров и Малую Азию, мы будем говорить… Здесь правили Стефан Душан и Газан-хан и Узун-Хасан[63]. Но их имена стёрлись из памяти многих, уступив место именам иных правителей, сделавших эти земли землями великой державы…
Первая битва
Вы думаете, степь — это что? Скучное, однообразное, серое, без голубых вод, без покрова зелёного — край, где задыхаются от пыли, страдают от жажды и утоляют жажду из застоявшихся колодцев? Вы думаете, степь — это пустыня? А на самом деле это край с высокими лесистыми горами, с горными речками и множеством больших пресных озёр, край, покрытый сосновыми борами, лесами и лугами — край благодатный.
А видели вы степь весною? Видели вы это море травы, среди которого ярко пестреют жёлтые и красные тюльпаны, белые лилии, ирисы — яркие цветы — гонцы степной весны… А за ними идут множеством ещё и ещё цветы, одевающие степь в пёстрый узорчатый наряд. Но лето знойное высушит и погубит зелень. А там придёт сырая осень с проливными дождями. А там уж и снежная зима. По зимам в степи свирепо задувают грозные ветры — бураны, бушуют по несколько дней кряду, взрывают тучами снег, кружат над равнинами и много бед причиняют кочевникам, губя табуны конские.
Но весною… О, весною степь манит сочным кормом многое множество живых существ. Множество озёр и болот поят их водою, служат местами для гнездовий и логовищ… Выплывая и вылетая из густых камышовых зарослей, ярко и гибко оказывают себя на воде и вкруг неё, распускают крылья, изгибают шеи, наклоняют клювы — утки, гуси, лебеди, чайки, журавли и цапли. Раздолье птичье. Но орлы, коршуны, ястребы налетают, полошат мирное пернатое дружество, уносят жертву… И тут же близ воды держатся вовсе сухопутные птички — пеночки, скворцы, синицы… Вспархивает из густой травы вальдшнеп, проносится кулик, подымается с земли стайка степных курочек, гнездящихся прямо на земле…
А в самые жаркие дни, когда пересыхают болота, остаются здесь лишь выносливые ящерицы, змеи, жабы, полевые мыши, кроты, суслики, тушканчики да куланы.
Суслики — с крысу величиной — тесно обживают степь норками, взрыхляя обширные пространства земли.
После захода солнца выпрыгивают тушканчики. Днём ведь готовы поохотиться на них и орлы, и лисицы, и волки степные.
А куланы — дикие степные ослы — передвигаются небольшими стадами. Во главе каждого стада — сильный вождь-самец, он и защитник, и вожак в пору перекочёвок. Под охраной своих главарей идут куланы, будто люди — кочевники степей. А быть может, это люди идут, как будто куланы, теснясь вкруг сильного своего вождя…
Утончённые и учёные Хань — китайцы рассказывают о кочевниках-тюрках плохую сказку. Будто бы четыре вора, страшась кары закона, бежали в привольную безлюдную степь. Там, в степи, они повстречали двух нищих женщин, изгнанных из своего рода. Воры и нищенки сдружились, а после и поженились, и на каждую женщину пришлось по два мужа. Позорный, противный врём божеским и человеческим правилам союз! И от этого союза народились племена, заполонившие степную ширь. Дети воров и нищих сами сделались разбойниками… Так рассказывается в предании ханьском. Но сами кочевники-тюрки не думают, конечно, о себе так! Они полагают себя самыми славными и прекрасными людьми на земле! Они почитают своими прародителями самых сильных и храбрых зверей и птиц — волка, барса, беркута, орла!
Переходят кочевые тюрки с места на место по степи бескрайней, перенося свои кочевые жилища. А жилища их — юрты — не тяжелы, легко складываются и вновь разбираются. Внутри юрты тепло, и даже и просторно. За время совсем недолгое возможно собрать жилище кочевника, а разобрать это жилище возможно ещё быстрее! Плотным войлоком обтянуты деревянные решётки юрты. А жилище вождя увешано коврами грубыми и пёстрыми завесами.
Войлок обшивают узорами, выстилают «пол» камышовыми циновками.
А чем заняты кочевники? Они — скотоводы, держат лошадей, овец, когда и верблюдов. Землю они не обрабатывают, не пашут и не сеют.
Лошади и стада овец — вот богатство кочевое! Этим богатством будешь и сыт, и одет, и обут!
Пасутся кони на степной свободе, держатся малыми табунками в несколько десятков голов. Овцы в степи крупные, крепкие, курдюки жирные. Разводят кочевники и коз, густошёрстных, с загнутыми назад рогами.
Степь сделала кочевников скотоводами. Простор лугов, сочная трава…
Но переменчива степь. По зимам приходится искать места, защищённые хоть немного от холодных ветров; и чтобы вода была не так далеко. Зато весною снимаются люди с места зимней стоянки и пускаются странствовать по степи вслед за стадами. Первыми идут сильные мужчины в сопровождении верных сторожей — собак. А там женщины и дети разбирают юрты, навьючивают домашний скарб на верблюдов, садятся, прижимая к груди малых детишек, на ездовых лошадок и пускаются следом за отцами, братьями, мужьями. Спустя день-другой приходят на пастбище. Останавливаются. Но привал не долог. Скотина подъедает траву. И тогда — новый путь — на новые пастбища.