В то же время Абдул Хамид настолько исказил другой мусульманский принцип, что предложил своим врагам, под угрозой оружия, выбор между смертью и насильственным обращением в ислам — эту практику ранее отверг, под британским давлением, султан Абдул Меджид. Такую альтернативу предпочитали те семьи в деревнях, которым не хватало боевого духа, чтобы сопротивляться, несмотря на то что при этом они жертвовали своей независимостью как членов христианского сообщества.
Проведение таких операций было поручено Шакир-паше, одному из самых злобных советников султана, который раньше служил послом в Санкт-Петербурге. Его официальная должность называлась «инспектор определенных областей в провинциях Азиатской Турции» и была непосредственно связана с якобы проводимыми султаном реформами. Под этим прикрытием он занимался планированием и исполнением массовых убийств в каждой конкретной области. Их целью, основанной на удобном предположении, что армяне начинают подвергать сомнению свой низший статус, было безжалостное снижение численности, с перспективой полного истребления, армянских христиан и экспроприация их земель турками-мусульманами.
Каждая операция, начинаемая по сигналу горна, проводилась по одинаковому шаблону. Сначала в город вводились турецкие войска — с целью массового убийства. Затем появлялись курдские нерегулярные части и их соплеменники — для грабежа. Потом имело место уничтожение людей огнем и мечом, которое распространялось, с преследованием беглецов и операциями по зачистке, по всей провинции. Убийственная зима 1895 года стала свидетелем массовой гибели армянского населения и разграбления его собственности в двадцати районах Восточной Турции. Нередко убийства приурочивались к пятнице, когда мусульмане расходились по мечетям, и власти распространяли миф, что армяне замышляют их убийство во время молитвы. И мусульмане спешили опередить их. Общее число жертв составило от пятидесяти до ста тысяч человек, с учетом тех, кто умер впоследствии от ран, болезней, холода и голода.
В каждом из тринадцати крупных городов количество жертв исчислялось четырехзначными цифрами. В Эрзуруме, к примеру, мусульманами был разграблен и разрушен базар из тысячи лавок и магазинчиков, а на следующий день в одной общей могиле было похоронено три сотни христиан.
Самое жестокое и массовое из всех убийств имело место в Урфе, где армянские христиане составляли треть населения. Здесь в декабре 1895 года, после двухмесячной осады армянского квартала, ведущие представители армян собрались в соборе, где составили заявление, требуя официальной турецкой защиты. Пообещав ее, ответственный турецкий офицер приказал окружить собор войсками. Затем большой отряд, за которым следовала фанатичная толпа, прошел по армянскому кварталу, где были разграблены все дома и убиты взрослые мужчины, старше определенного возраста. Многочисленную группу молодых армян привели к шейху. Он приказал бросить их на спины и держать за руки и ноги, после чего, как писал наблюдатель, со словами Корана на устах он перерезал им горло, в соответствии с принятым в Мекке обычаем принесения в жертву овец.
Когда звук горна возвестил окончание дневной операции, около трех тысяч беглецов устремились в кафедральный собор, надеясь найти в нем защиту. Но на следующее утро, в воскресенье, фанатичная толпа ворвалась в собор, охваченная жаждой крови. Она разрушила святыни с криками: «Зовите Христа, пусть Он докажет, что более великий Пророк, чем Мухаммед». Затем толпа приволокла груду соломенных циновок, разложила их на груде трупов и подожгла, использовав тридцать канистр с нефтью. Деревянная галерея, где, плача от ужаса, стояло множество женщин и детей, загорелась, и все они погибли в огне. Ровно в три тридцать пополудни вновь прозвучал горн и чиновники-мусульмане пошли по армянскому кварталу, оповещая, что убийств больше не будет. Они полностью уничтожили сто двадцать шесть семейств, не оставив в живых ни одной женщины или ребенка, и общее число жертв в городе, включая убитых в кафедральном соборе, составило восемь тысяч человек.
Только в одном месте армяне сами выступили в роли нападающей стороны. Это случилось в горной цитадели Зейтун, в бывшей провинции Киликии, где отряд армян, сильное ядро которого составляли гнчакисты, перешел в наступление. Отряд нанес поражение турецким силам в бою, изгнал турецкий гарнизон из крепости Зейтун, захватил четыреста пленных и, переодевшись в турецкую военную форму, разграбил и сжег близлежащий турецкий городок, в результате чего получил контроль над большой частью региона. Турки выдвинули к Зейтуну крупный отряд, подвергли цитадель сильному обстрелу после того, как армяне ушли из нее, и сожгли. Тем временем в Стамбуле армянская община обратилась с просьбой о посредничестве к послам иностранных государств, и с властями была достигнута договоренность о том, что все находящиеся в регионе — и турки, и армяне — должны сложить оружие и тогда они будут амнистированы.
В августе 1896 года массовые убийства армян достигли кульминации в самом Стамбуле. И вновь, как и в прошлом году, турецкие власти получили повод для действий в виде армянской революционной группы. Небольшая группа дашнаков была настолько дерзкой, что в обеденное время вошла в Османский банк, оплот европейского капиталистического предпринимательства, якобы с целью обмена денег. Сопровождавшие группу носильщики несли сумки, в которых якобы находились золотые и серебряные монеты. Затем, по свистку, двадцать пять вооруженных людей ворвались вслед за ними в банк, стреляя из ружей. Они показали, что сумки у них на самом деле полны бомб, патронов и динамита. Вошедшие заявили, что они не грабители банков, а армянские патриоты и что мотивом их поступка является желание довести жалобы и требования, изложенные в двух документах, до внимания шести европейских посольств. Армяне требовали политической реформы и заявляли, что, если в течение ближайших сорока восьми часов не произойдет иностранного вмешательства, они «не остановятся перед жертвами» и взорвут банк.
Тем временем генеральный директор банка сэр Эдгар Винсент благоразумно покинул банк через слуховое окно, ведущее в соседнее здание. Пока его коллеги удерживались в заложниках, он отправился в Блистательную Порту. Там он добился гарантии, что полиция не предпримет против дашнаков никаких действий, пока те находятся в помещении банка. Тем самым он дал им возможность вступить в переговоры. Переговорщиком выступил первый драгоман русского посольства. Получив для нападавших помилование от султана и разрешение покинуть страну, он обратился к ним с пространной речью, не лишенной красноречия. Наконец, после заверения, что переговоры состоятся, он убедил дашнаков покинуть банк. Сохранив при себе оружие, но оставив бомбы, армяне спокойно проследовали на борт яхты сэра Эдгара Винсента, чтобы позже отправиться в изгнание во Францию.
Будучи молодыми идеалистами, не искушенными в тонкостях политической агитации, мятежники не принесли пользы своим друзьям, зато сыграли на руку врагам. В течение двух дней улицы города были залиты кровью, когда банды необузданных головорезов, религиозных фанатиков и дикие нерегулярные войска бесчинствовали в армянском квартале столицы, орудуя смертоносными дубинками, ножами и железными прутьями. При полном невмешательстве полиции или солдат, а на деле при их очевидном попустительстве и поддержке турки забивали до смерти любого армянина, попадавшегося им на пути. Они врывались в дома и убивали всех, укрывшихся там, и к концу дня оставили после себя около шести тысяч трупов. На второй день этой бойни представители шести держав заявили Порте решительный протест. Сначала на них не обратили внимания. Но к вечеру сообщение о том, что англичане начали высадку военных моряков, чтобы защитить своих людей, привело к распоряжению прекратить убийства. Наконец послы прямо у порогов собственных резиденций смогли собственными глазами увидеть весь тот ужас беззакония, который давно царил по всей Армении и который двуличный султан, прикрываясь уловками своей официальной цензуры, пытался скрыть от всего мира. Открытая телеграмма была направлена ему представителями всех шести держав. В ней содержалось требование немедленно положить конец резне, а также угроза, что «ее продолжение означало бы угрозу его трону и династии».
Когда убийства прекратились, представители иностранных государств направили Блистательной Порте первую из серии коллективных нот. В подробном перечислении свидетельств они установили факт, что «беспорядки в Стамбуле» были не спонтанным взрывом чувств фанатиков, а результатом действия особой силы, «поднявшейся перед глазами властей и в сотрудничестве с определенными агентами последних». В этом они видели «чрезвычайно опасное оружие», которое в любой момент может быть использовано против какой-либо из иностранных колоний. Оно также может быть «повернуто против тех, кто с терпимостью отнесся к его появлению». Представители великих держав потребовали от Порты, «чтобы было установлено происхождение этой организации, а вдохновители и главные действующие лица были найдены и наказаны со всей решимостью». Они предложили свое содействие такому расследованию путем предоставления свидетельств очевидцев. На дипломатическом языке все это подразумевало, что Абдул Хамид был автором или, по крайней мере, вдохновителем массовых убийств в Стамбуле. На иностранные ноты последовали уклончивые ответы, ссылавшиеся на нападения армян на мусульман и обещавшие, что и те и другие предстанут перед специальным трибуналом. Все эти заверения стремились умиротворить державы посредством арестов среди «отбросов общества», которые послушно служили целям султана.
Тем временем либеральное общественное мнение Британии кипело от возбуждения, требуя смещения султана. Господин Гладстон, которому было уже восемьдесят шесть лет, вернулся из отставки, чтобы выступить в Ливерпуле с последней великой речью против «неописуемого Турка», империя которого заслуживала того, чтобы «быть стертой с карты мира» как «позор цивилизации» и «проклятие человечества». Он заклеймил султана как «Абдула Великого убийцу», тогда как французы пригвоздили его к позорному столбу как «Кровавого султана». Гладстон настаивал, что долг Британии, в соответствии с Кипрской конвенцией, вторгнуться в пределы Порты, если нужно, даже в одиночку. Хотя вначале велись разговоры о направлении в Дарданеллы британского флота, вскоре стало очевидно, что ни одна из держав не готова применить силу от имени армян или даже угрожать ее применением, если, конечно, не считать угрозой предостерегающий намек лорда Солсбери Абдул Хамиду относительно «конечной судьбы плохо управляемых стран».