Наследник трона больше не посылался губернатором в провинцию, чтобы там набраться опыта ведения государственных дел. Больше никогда — за редкими исключениями — султан не командовал своими войсками на поле боя. Теперь он вообще редко покидал стены Сераля, а его наследники, как правило, из поколения в поколение лишались контактов с внешним миром и заключались в «Клетку», что в итоге делало их неспособными к управлению государством. Эта слабость совпала с колебанием маятника истории в части военного могущества османов.
Османские армии после длительного периода войны на два фронта против врагов, которым они еще могли нанести поражение, но уже не покоряли, достигли пределов экспансии, практически больше не имея областей для завоеваний. Военное течение спустя три века вновь повернуло против Востока, благодаря растущей промышленной и экономической мощи, а также техническому прогрессу Запада в области военного дела. С этим Восток с его фатальной консервативностью традиций, к тому же теперь не имеющий грамотного руководства, не мог конкурировать и сменил наступательную роль на оборонительную.
Более того, Османская империя, казну которой опустошили огромные расходы на вооружение как для наземных, так и для морских сил, вскоре после смерти Сулеймана была поражена сильнейшим экономическим кризисом, который затронул большинство Средиземноморских стран. Возникший из-за притока через Атлантику испано-американского золота, он вызвал обесценивание турецкой серебряной монеты, что привело к высокому уровню инфляции. В свою очередь инфляция удвоила цены и повысила уровень налогообложения.
За прошедшее столетие население империи удвоилось, следствием чего стала, в отсутствие новых завоеваний, нехватка земли для расселения и широкомасштабная безработица. Это не только создало безземельное крестьянство, но и вызвало недовольство среди нерегулярных войск, не получавших жалованья в мирное время, которым теперь, чтобы выжить, приходилось разбойничать. Волна недовольства коснулась и сипахов, имеющих земельные наделы кавалеристов, которые постепенно стали устаревшей, ненужной силой, в связи с появлением современных технических средств ведения военных действий и возросшей потребностью в вооруженной пехоте. Часто лишаемые своих земель, они с готовностью объединились с другими безземельными мятежниками для участия в череде восстаний в Анатолии, возглавляемых местными племенными вождями.
В отсутствие сильной центральной власти в эти восстания втягивалась значительная часть крестьянства, которая бросала необработанными обширные участки земли. Одновременно большие территории присваивалась новым классом наследственных землевладельцев, зачастую проживающих в городах. Развитие подобных земельных владений вызвало радикальные изменения в традиционной османской системе распределения земель. Оно породило угрожающий дисбаланс в социальной и административной структуре империи, той империи, какой ее задумали и развивали предки Сулеймана. Дисбаланс вызвал смещение власти от центра к землевладельцам и к таким силам на местах, как «хозяева долин» и племенные шейхи в горах. Этот процесс не смог изменить ни один султан.
Более фундаментальным по своим последствиям было ослабление правящего института в самом центре империи. До этого состоявший из рабов султана, наглухо закрытый для всех подданных мусульманского происхождения, он, таким образом, оставался свободным от заражения наследственных привилегий. Но время шло, империя увеличивалась в размерах, росло ее население, и подобная исключительная система неизбежно стала вызывать возмущение мусульманского дворянства. Как полноправные граждане, верные сторонники государства и неутомимые борцы за веру, они требовали для себя права стать по-настоящему привилегированным сообществом, претендующим на свою долю в управлении и допуск ко двору.
Результатом давления на ряд нерешительных султанов стала доступность официальных должностей в службе султана для всех свободных мусульман с правом передачи по наследству своих постов сыновьями. Это привело к постепенному размыву и окончательному исчезновению рабов султана, которые на протяжении веков завоеваний обеспечивали империю администрацией из преданных ему государственных служащих. Но, ведя отсчет от Средних веков, эта система с присущей ей жесткостью пережила свое время. Более сильный и проницательный султан среди преемников Сулеймана, действуя продуманно и разборчиво, вполне мог сделать изменения более гибкими, тем самым попытавшись сохранить наиболее ценные качества существующей системы. Но такового не нашлось, и сфера управления очень скоро превратилась в раздутую и неповоротливую бюрократическую машину, пораженную интригами и коррупцией. Ограниченная только собственными интересами, османская бюрократия стала такой же жесткой, как намного более позитивные режимы далекого прошлого.
Еще более важный вопрос — разбавление и раздувание корпуса янычар. Теперь в его ряды были допущены свободные мусульмане, которые были вольны жениться и имели право на зачисление в корпус своих сыновей. На протяжении последней четверти XVI века численность корпуса увеличилась с двенадцати до более чем ста тысяч человек. Многие из янычар теперь зарабатывали себе на жизнь, занимаясь коммерцией, как гражданские ремесленники, дополняя жалованье доходами от торговли готовыми изделиями.
Эта перемена в их эксклюзивном составе подорвала дух командной солидарности, в военное время, и самодисциплины. В периоды мира, которые теперь случались чаще, янычары постепенно превратились в подрывающую государственные устои, мятежную силу, которую центральное правительство подчас было не в состоянии контролировать. Помимо этого янычары стали постоянной угрозой для христианского крестьянского населения, которое они были обязаны защищать, но вместо этого нередко грабили. На протяжении двух последующих веков они становились все более беспокойными, подрывая своими мятежами внутреннюю безопасность страны, тогда как на поле боя их боевые качества резко снизились из-за отсутствия сплоченности и дисциплины.
Во второй половине XVII века, когда Европа пребывала в состоянии междоусобной войны, Османская империя переживала период восстановления при «династии» великих визирей Кепрюлю, албанцев по происхождению, которым три султана подряд делегировали значительную часть своей власти. Это позволило Кепрюлю искоренить коррупцию и несправедливость, восстановить платежеспособность казны, подавить восстания в Анатолии и других местах и попытаться обеспечить хотя бы некоторое восстановление боеспособности вооруженных сил. Хотя периодов непрерывного правления дельных великих визирей, таких как Кепрюлю, больше не было, периодическое появление отдельных великих визирей их уровня, обычно при более или менее ответственном султане и при поддержке высшей бюрократии, все еще защищало на какое-то время авторитет правящего института. Точно так же, через религиозные институты, мудрый великий муфтий мог вполне эффективно поддержать авторитет ислама. При сохранении в какой бы то ни было форме этих двух традиционных столпов структура Османского государства, даже приходя в упадок, продолжала существовать. Даже усиление коррупции способствовало появлению широкой заинтересованности в продлении его существования.
Тем временем в глазах Европы в конце XVII века по престижу империи на поле боя был нанесен тяжелый удар, посредством унизительного поражения турецкой армии во время второй осады Вены и последовавших за ней кампаниях. Осада была предпринята тщеславным и некомпетентным великим визирем, зятем безответственного султана, который в своем безмерном честолюбии стремился превзойти самого великого Сулеймана. Она закончилась провалом из-за множества военных ошибок, которые покрыли позором многолетнюю военную славу османов. После разгрома янычар турецкая армия не устояла перед армией более дисциплинированного противника, распавшись на бегущие в панике толпы, что напоминало времена Крестовых походов прошлого, когда в беспорядочное бегство были обращены христиане. Европа ликовала по поводу этого очевидного изменения ситуации, видя в этом смертельный удар по туркам-мусульманам — угрозе народам христианского мира. Раз и навсегда развеялся миф об османском могуществе. Это падение знаменовало для Османской империи первую из серии территориальных потерь, которые, после следующих поражений, сопровождавшихся унизительными договорами, продолжались через определенные промежутки времени вплоть до XX века.
А пока, с начала XVIII века, новая имперская держава стала угрожать и Востоку, и Западу. Это была Россия Петра Великого. Столь же абсолютный суверен, что и султаны в годы расцвета Османской империи, царь благодаря своим личным усилиям создал, что султанам теперь уже не удавалось сделать, современную профессиональную армию, оснащенную западным оружием, с помощью которой русский царь стремился завоевать едва ли не весь мир. Парадоксально, но эта новая угроза агрессии продлила существование Османской империи.
Как и в прежние времена своего могущества, Османская империя обеспечивала равновесие сил внутри самой Европы. В своей слабости она стала жизненно важной для баланса сил между европейскими державами и Россией. Империя султана должна была любой ценой поддерживаться в качестве буфера против царя. Это обстоятельство привело к глубоким переменам, по мере того как османы, зависевшие теперь не от силы оружия, а от переговоров за столом конференций, сблизились с теми западными державами, в чьей поддержке, в духе взаимных интересов, Турция теперь нуждалась. В результате Османская империя стала ключевым элементом в дипломатии, как прежде в войне.
Традиционно замкнутые в отношении к иностранцам, османы теперь были вынуждены организовать иностранную службу, составленную из чиновников, владеющих искусством дипломатии. В то время немногие турки, будь они мусульманского или христианского происхождения, обладали знанием европейских языков или какими-либо значимыми познаниями о внешнем мире. Следовательно, султану пришлось привлечь своих христианских подданных — греков, по большей час