Мехмед подавил попытку восстания со стороны еще одного мятежника по имени Абаза в Малой Азии, отрубив ему голову вместе с головами других тридцати зачинщиков, которые были отправлены в столицу для выставления на публичное обозрение. За Черным морем Кепрюлю укрепил оборонительные рубежи турок против казаков, поставив крепости на Дону и Днепре. Он возглавил успешную экспедицию в Трансильванию, создав новую провинцию, из которой можно было усилить османский контроль и открыть путь для крупной кампании против Венгрии и Австрии, которую действительно начал его преемник.
Кепрюлю Мехмед скончался в преклонном возрасте в 1661 году после пяти лет «царствования». На посту великого визиря, как уже говорилось, его сменил двадцатишестилетний сын Ахмед, который управлял империей, как Кепрюлю II, в духе истинной государственности, последующие пятнадцать лет. Находясь на смертном одре, Кепрюлю Мехмед завещал султану Мехмеду IV, которому было тогда двадцать лет, четыре принципа поведения: никогда не следовать совету женщины; никогда не позволять подданному становиться слишком богатым; всегда содержать государственную казну полной; всегда находиться в седле, держа армии в постоянном действии.
Султану Мехмеду действительно довелось провести большую часть своей жизни в седле — но скорее получая удовольствие от охотничьих забав, нежели испытывая суровые лишения войны. Получив в детстве скудное образование, он развил в себе вкус к играм всякого рода и стал известен как Могучий Охотник. «Никогда, — писал историк и дипломат Поль Рико, — не было принца, столь великого Нимрода… он никогда не был в покое, но все время скакал по полям верхом на коне». Его спортивные «кампании» в окрестностях Адрианополя и других местах на Балканах были весьма суровым испытанием для его подданных. На одном из подобных мероприятий султан потребовал мобилизации из пятнадцати различных округов тридцати или сорока тысяч крестьян, «назначенных три или четыре дня стучать по деревьям… окружив всю дичь и диких животных, которых в день охоты Великий Сеньор убивает и уничтожает собаками, из ружей и иными способами, с ужасным шумом и сумятицей». Сельские районы облагали данью, чтобы содержать эти «войска», которые испытывали много тягот, не обходилось и без потерь. Люди были обязаны в самый разгар зимы проводить в лесах долгие, непривычные для них ночи, так что «многие из них платили за приятное времяпрепровождение императора своей жизнью».
Далеко не всегда свита султана с удовольствием воспринимала верховые упражнения своего господина. Они нередко вспоминали с чувством ностальгии свою легкую и приятную жизнь в Серале и «начинали верить, что любовные причуды Отца более приемлемы, чем кочевые блуждания и беспокойный дух Сына». Когда однажды зимним днем члены свиты намекнули султану, что пора вернуться домой в Адрианополь, он иронично согласился и, обязав их следовать за собой, скакал туда непрерывно в течение двадцати часов, ни разу не спешившись. Для своих охот султан Мехмед заставлял привозить ему из-за границы, часто из России, породистых гончих и соколов. Его охотничьи подвиги, подобно военным подвигам его более знаменитых предшественников, были увековечены в поэзии. Он собственной рукой писал рассказы о них, и о каждом убитом им звере велись точные и детальные записи.
Мехмеда редко удавалось склонить к участию в череде военных кампаний на Дунае, которые Кепрюлю Ахмед теперь начал вести в широких масштабах. Пока великий визирь воевал, султан охотился. Во время первой из этих кампаний летом 1663 года султан совершил совместный марш со своими армиями до самого Адрианополя, но здесь передал священное знамя Пророка в руки Кепрюлю и покинул их, чтобы заняться охотой. Армия, которую Ахмед привел в Белград, была самой крупной и наиболее внушительной со времен Сулеймана. Она вела кампанию, примечательную поддержкой христианских вассалов в Валахии и Румынии и венгерского крестьянства, которому турки явились в облике освободителей от тирании Габсбургов.
Переправившись через Дунай, турки вскоре прошли Венгрию и Трансильванию. Достигнув Дравы, Ахмед потребовал уплаты дани, как и во времена правления Сулеймана. Когда в этом было отказано, он проследовал в Буду, а затем маршем на северо-запад, чтобы осадить и захватить важный опорный пункт Нойхойзель. Застав здесь австрийцев врасплох, турки одержали победу, самую значительную в сравнении с любой другой со времен сражения на равнине Мезе-Керестеш почти семьдесят лет тому назад. Это был успех, который, хотя, по сути, был всего лишь эффектным грабительским набегом, пробудил у Кепрюлю Ахмеда «амбициозные планы овладения самой Веной, чтобы превзойти деяния Сулеймана Великолепного».
Проведя зиму в Белграде, Кепрюлю возобновил западный поход в следующем году. Перед ними двигались орды татар, опустошая земли и сея страх, как акынджи Сулеймана. Исполненный решимости овладеть всеми крепостями на пути к Вене, великий визирь, добившись ряда новых успехов, подошел к ключевому пункту Керменд на реке Рабе, близ австро-венгерской границы. Осознав возникшую угрозу, австрийцы в Вашваре начали прощупывать почву на предмет мирного урегулирования, которое было в принципе согласовано. Но прежде чем оно было ратифицировано, Ахмед двинулся вперед, намереваясь переправиться через Рабу. И здесь, в окрестностях монастыря Сен-Готард, он встретил решительное и хорошо организованное сопротивление воинского контингента императорских войск, уступавшего в численности, но лучше вооруженного и более умелого в тактике и владении техникой, чем его собственные войска. Этот контингент нанес ему быстрое и унизительное поражение.
Тайно переправив половину своих войск через Рабу, Ахмед остался с другой половиной на прежнем месте, намереваясь осуществить переправу утром следующего дня. Сделать это ему помешал ливень, прошедший ночью, и разлив реки. Тем не менее он был настолько уверен в успехе, что поспешил объявить в депеше султану о благополучном форсировании реки, тем самым устроив преждевременное празднование победы в Стамбуле. Но авангард после начального успеха потерпел поражение главным образом от австрийской кавалерии, которая смяла ряды турок и тысячами загнала их обратно в реку, оставив «славу победы за христианами».
Здесь, у Сен-Готарда, в 1664 году произошел судьбоносный поворот в ходе конфликта между Османской империей и Габсбургами — туркам было нанесено первое большое поражение в генеральном сражении с христианскими войсками в Европе. Это поражение прервало череду турецких побед, начало которой было положено в Мохаче в 1526 году, а семьюдесятью годами позже она продолжилась в Мезе-Керестеше. Оно впервые донесло до сознания турок важность нового военного опыта, в плане организации, подготовки, оснащения, тактики и авторитетного руководства, который европейские армии приобрели в ходе Тридцатилетней войны. Османы, несмотря на первоначальный успех Кепрюлю и вызванный им оптимизм, «задержались» в XVI веке и не смогли идти в ногу с развитием военного дела в XVII веке. Их армии по сравнению с армиями западных стран становились отсталыми в силу приверженности традиционным методам ведения войны. Для турок это было откровением, чреватым трудностями в будущем.
У Сен-Готарда ряды австрийцев были укреплены контингентом вспомогательных войск из Франции, в то время более передовой в военном искусстве, чем любая другая страна Европы. Этот контингент был направлен Людовиком XIV в поддержку папской Священной лиги. Ведь французы, хотя в принципе и продолжавшие придерживаться политики союза с турками, были близки к дипломатическому разрыву с Портой со времени вступления в должность первого Кепрюлю — Мехмеда. Их посол ни во что не ставил великого визиря и пренебрегал им, так что их капитуляции находились теперь в состоянии неопределенности. Поначалу французские вспомогательные войска вызвали презрение у Кепрюлю Ахмеда, наблюдавшего за их выдвижением — бритые подбородки и щеки, напудренные парики. Визирь даже воскликнул: «Кто эти юные девы?» Но они устремились на турок и принялись безжалостно истреблять их, эхом вторя крикам «неверных» «Аллах!» своими призывами: «Вперед, вперед! Коли, коли!» Янычары, которым они устроили кровавую бойню, надолго запомнили этот крик и повторяли его во время учений, а французского командира, герцога де ла Фейяда, они называли Фулади — человек из стали.
Тем не менее потери австрийцев были тяжелыми, и через десять дней после битвы они были готовы подтвердить предварительную договоренность с великим визирем о мире. Результатом стал Вашварский договор, который фактически возобновил действие Житваторокского договора и который, с учетом победы австрийцев, оставался удивительно благоприятным для османов. Они сохранили за собой ряд захваченных ими крепостей, включая Нойхойзель; они добились признания, при условии выплаты дани, своего вассального князя Апафи в Трансильвании, которую должны были покинуть и турки и австрийцы. Не допускалось распространение власти Габсбургов на восток, и она была фактически ограничена западной и северной частями страны. Кепрюлю даже на такой поздней стадии сумел увеличить территорию империи, С помощью искусства дипломатии он выиграл то, что проиграл в результате военных действий. Он вернулся с триумфом и был встречен в Стамбуле народным ликованием.
Следующим предприятием Кепрюлю Ахмеда было завершение захвата острова Крит, оборона которого, как было известно, стала слабее. Таким образом завершилась серия военных кампаний, непрерывно опустошавших ресурсы империи на протяжении двадцати пяти лет. В 1666 году Ахмед с большим подкреплением проследовал на остров, где оставался три года, имея возможность отсутствовать в столице благодаря критской девушке-рабыне, которая теперь властвовала над султаном Мехмедом, будучи его фавориткой и самой влиятельной султаншей. Эта рабыня с большим рвением поддерживала дело Кепрюлю и всячески укрепляла его авторитет в глазах своего господина. Так что третья стадия осады Кандии велась почти без передышек, летом и зимой. П. Рико назвал Кандию «самой непреступной крепостью в мире… укрепленной с таким искусством и мастерством, какие только человеческий ум этого века был способен изобрести». Это было необыкновенное инженерное мастерство, с его минами и контрминами, траншеями и ходами. Но искусство осады у турок, пионерами которого они стали еще при осаде Родоса, все еще было выше. Умело и неумолимо они ставили мины и рыли подземные ходы — подкапывались под Кандию.