Тем временем Россия обеспечила себе право иметь при Порте постоянного посла на тех же условиях дипломатического представительства, что и другие христианские державы, и этот пост был занят графом Толстым. Но все эти уступки не могли заставить русских отказаться от дальнейшего наращивания их военно-морского могущества, сопровождавшегося возведением новых крепостей на Азовском море. Это вызывало гнев крымского хана, который тщетно стремился возобновить войну. Русские повторили в Порте свои требования свободы навигации в Черном море и уступки им Керчи. Эти требования были категорически отвергнуты. Турки, встревоженные ростом численности российского флота в Азовском море, были полны решимости сохранить Черное море «как чистую и непорочную деву» и рассматривали идею перекрытия пролива дамбой. Вместо этого они, уже укрепив Керчь, приступили к строительству на противоположном берегу, вблизи Таганрога, новой крепости, получившей название Еникале, проект которой был подготовлен вероотступником из Модены. Крепость была закончена в 1703 году. Она господствовала над северным входом в пролив и имела артиллерийские батареи на уровне моря, способные уничтожить любое судно, которое попыталось бы войти в пролив.
У себя дома Кепрюлю Хусейн, великий визирь-реформатор, столкнулся с оппозицией реакционных элементов, в первую очередь муфтия и главы черных евнухов. Их интриги вынудили великого визиря, уже измотанного и больного, уйти в отставку с поста, который он занимал всего лишь пять лет. Получив разрешение после отставки поселиться в месте по собственному выбору — в имении на побережье Мраморного моря — и сохранить свое состояние и владения, Хусейн перед отъездом подарил султану шестьдесят своих лучших лошадей и все свои драгоценности. Всего три месяца спустя он скончался от болезни, которая оказалась неизлечимой.
В результате в 1703 году империя — с очередной сменой главного визиря — вновь оказалась ввергнутой в беспорядки, сопровождавшиеся восстанием янычар и других войск, требовавших погашения долга по денежному содержанию. Беспорядки продолжались шесть недель, и страна вплотную подошла к гражданской войне. Султан Мустафа, находясь в Адрианополе, уклонился от прямого ответа, когда восставшие потребовали его присутствия в Стамбуле. В итоге большая армия бунтовщиков вместе со студентами выступила маршем на Адрианополь под священным знаменем Пророка и с одобрения муфтия. Здесь была собрана армия, предположительно лояльная султану, чтобы нанести поражение бунтовщикам. Но входившие в ее состав янычары, имевшие слабое командование, примкнули к бунтовщикам и, объединившись с ними, вынудили Мустафу II отречься от престола. Этот несчастный не имел воли к сопротивлению. Его дух был сломлен злополучным крушением юношеских амбиций — тогда он рвался командовать собственными армиями на поле боя, после чего он впал в состояние унылой праздности.
Глава 25
Проблемы пошли на убыль с восшествием на трон султана брата Мустафы Ахмеда III. Он правил двадцать семь лет. Это был светский человек, приверженец более цивилизованных удовольствий мирного времени. От имени Людовика XIV, теперь находившегося в самой гуще Войны за испанское наследство, французский посол де Ферриоль убеждал Порту в преимуществах союза с Францией и настаивал на военной поддержке кампании против Габсбургов в Венгрии. Но султан Ахмед отказался втягиваться в войну ради помощи «неверным», которые просто воевали друг с другом. Еще меньше он был склонен это делать, когда война стала складываться неблагоприятно для французов.
На Русском фронте для Порты установилось мирное затишье, в котором нуждался и сам Петр Великий. Чередуя имперские экспансионистские амбиции между двумя крайними точками своей необъятной территории — Черным морем на юге и Балтийским на севере, он теперь был вынужден обратить самое пристальное внимание на северное направление, на Швецию, враждебную России державу с давних времен. Ее король Карл XII тоже стремился расширить свою империю, причем за счет русских. Вскоре после подписания договора с султаном в 1700 году царь в союзе с Данией и Польшей начал великую Северную войну против Швеции — «войну за Балтику». Поэтому турки и получили передышку. Русско-турецкие переговоры привели в 1705 году к новому временному соглашению о пограничном разделе в крымской зоне. Но только туркам не удалось воспользоваться случаем. Они продолжали укреплять свои северные оборонительные рубежи и зорко следили за перемещениями русских, с этой целью каждый год отправляя галерный флот для плавания в Черном море.
Тем временем русская мощь стала более значительной, чем когда-либо раньше, после драматического поражения, которое царь нанес шведскому королю в решающей битве под Полтавой в 1709 году. Король Карл искал убежище у османов, с которыми он до тех пор не удосужился установить дипломатические отношения, но султан Ахмед III тем не менее встретил его гостеприимно. Султан отверг требования русских выдать короля, но дал ясно понять, что он не имел намерения расторгнуть мир с царем ради восстановления власти шведского короля. Русские все же посягнули на османскую территорию, предприняв рейд в Молдавию, где их агенты подстрекали народ к смуте и где их войска пленили отряд шведов. Турки немедленно выделили небольшой отряд для защиты короля в Бендерах, что на Днестре. В самой Порте царило возмущение, и партия войны настаивала на нападении на русских. В конце концов султана убедили объявить русским войну. Он мобилизовал своих янычар, заключил в замок Семи башен посла Петра, Ивана Толстого, и приготовился к переброске армии через Дунай, на реку Прут, что в Молдавии.
Время, выбранное для этого наступления, не устраивало русского царя, который все еще был занят на севере, обеспечивая свое присутствие на Балтике. Петр I не был полностью готов к переброске сил на Черное море, которая входила в его планы, но несколько позже. Однако после отсрочки, которую он продлил попытками посредничества, он лично повел свои войска сражаться на берега Прута. Соблазнившись перспективой получить поддержку христиан, переправившись через реку Прут, царь столкнулся с катастрофической нехваткой продовольствия в этой истощенной засухой стране. Со стороны же осторожных христиан, не уверенных в его способности одержать победу, русский царь получил лишь незначительную поддержку. На этот раз он действительно не смог добиться успеха. Из-за ошибок в разведке Петр не сумел предупредить стремительную переправу через Дунай и предвидеть всю мощь крупной армии татар и турок, хорошо оснащенной артиллерией и во много раз превосходившей численностью русскую армию. Турки заняли господствующие над Прутом высоты. Отсюда они начала блокировать войска Петра, позади которых находились берега реки, а с флангов — непроходимые болота. Таким образом, русскую армию ждал либо полный разгром, либо сдача в плен. Это был серьезный кризис, который вызвал у Петра приступ эпилепсии. Он закрылся в своей палатке, признавшись, что никогда не был «в таком отчаянии», что боится турецкого плена и что, как крайнее средство, примет любые условия, «кроме рабства», потерю любого его завоевания, за исключением «любимого рая» — Санкт-Петербурга.
В этот критический момент на выручку царю пришла его решительная и энергичная супруга, родом из крестьян, Екатерина, ранее настоявшая на том, чтобы сопровождать его во время кампании. Ее твердость и нежная забота укрепили дух царя и вернули возможность трезво мыслить. Петр принял ее предложение, подсказанное группой офицеров, направить соглашение о перемирии великому визирю Османской империи Балтаджи. Екатерина, отдав собственные драгоценности и собрав несколько тысяч золотых рублей среди офицеров Петра, послала эти ценности в лагерь визиря в качестве общепринятого, но более чем обычно дорогого подарка, призванного склонить турок к обсуждению условий сдачи. В результате соглашение было достигнуто.
Условия, принятые Петром, включали сдачу Азова и окрестностей, разоружение крепостей в Таганроге и на Днепре, уход русской армии из Польши и, следовательно, невмешательство в дела казаков; безопасное возвращение короля Карла через русские земли в его владения в Швеции. Тем самым был положен конец мечтам Петра завоевать Черное море. «Господь Бог, — как выразился он, — изгнал меня из этого места, подобно изгнанию Адама из рая». Был положен конец и его надеждам иметь южный флот, недостроенные корабли которого теперь гнили на стапелях, а предназначавшийся для них лес был переброшен на судоверфи Санкт-Петербурга.
Однако для русского царя условия, принятые великим визирем (по своему характеру не бывшим воином) от имени империи и скорее исходившие из соображений обороны, чем завоевания, были даже лучше, чем он мог ожидать. Они не предусматривали для России никаких территориальных потерь за пределами сферы непосредственных османских интересов. На самом деле они даже вызвали приступ гнева у разочарованного завоевателя Карла XII, наблюдавшего за уходом царя и его арьергарда без всяких помех, под бой барабанов и с развевающимися флагами. Напрасно просил он дать ему отряд, чтобы преследовать русских. Его охотно поддержал не менее возмущенный крымский хан, который считал, что потерпевший поражение царь должен теперь, как и раньше, платить ему дань.
Однако теперь восторжествовала более миролюбивая политика, главным образом благодаря влиянию британского посла сэра Роберта Саттона, который с самого начала докладывал, что турки, вопреки усилиям шведского короля и крымского хана, «казались всецело удовлетворенными миром, который был заключен». Благодаря посредничеству его и голландского посла, после дальнейших турецких угроз войны, условия соглашения были подтверждены, когда в Адрианополе турецкая территория вокруг Азова была увеличена и русские были в конечном счете лишены доступа к Черному морю. Эти условия были фактически воплощены в двух новых договорах, соответственно 1712 и 1713 годов. Таким образом, в целом Прутский мирный договор, легко завоеванный, но сверхщедрый, отвечал текущим целям османов, имевшим ограниченные и, по сути, оборонительные цели в России.