[79] Мехмед разгромил армию Узун-Гасана и присоединил Караман к своим владениям, а заодно положил конец экспансии «белобаранных». Отныне по всей Анатолии снова и окончательно распространилась власть султана. Но недаром же говорится, что, проводив одну беду, нужно готовиться встречать другую – вскоре на востоке появилась новая угроза в лице Сефевидского Ирана, но с ней уже пришлось разбираться не Мехмеду, а его сыну султану Баязиду II.
В 1475 году султан Мехмед завоевал Крым, на южном побережье которого находились генуэзские колонии, основную часть полуострова занимало Крымское ханство, а в гористой юго-западной местности находилось княжество Феодоро, основную часть населения которого составляли греки и готы.[80] Крымское ханство стало вассальной османской территорией, а на землях княжества и колоний был создан Кефинский санджак. Одновременно с покорением Крыма османы воевали с правителем Молдавского княжества Стефаном III, который с 1470 года перестал выплачивать дань. Европейские правители повторяли ошибки, совершенные их предшественниками – во-первых, они продолжали действовать против османов разобщенно, а, во-вторых, надеялись, что уж до них-то у османов руки вряд ли дойдут… С Молдавией вышло неудачно. В июле 1476 года молдавская армия потерпела поражение в ключевом сражении, однако король Стефан в сжатые сроки набрал шестнадцатитысячную армию и приступил к партизанской войне, нападая на османские обозы и гарнизоны. Мехмеду пришлось вернуться обратно, но это было не отступлением, а всего лишь паузой. До повторного похода на Молдавию дело не дошло, потому что тремя годами позже Стефан согласился выплачивать дань, понимая, что иначе он лишится своих владений. В том же 1479 году Мехмед завершил кампанию по завоеванию Албании, начатую еще в 1466 году.
Перечисление завоеваний султана Мехмеда может не дать представления о его отдаленных планах, но если взглянуть на карту, то становится ясно, что султан создавал плацдарм для завоевания венгерских, итальянских и германских земель, одновременно укрепляя свои тылы.
В июле 1480 года с высадки десанта у города Отранто, находящегося на «каблуке» Апеннинского полуострова, началась кампания по завоеванию Италии. Осада Отранто сопровождалась нападениями на соседние порты. В распоряжении дерья-беги[81] Гедик Ахмет-паши было около ста тридцати кораблей – огромная сила! – но, утвердившись в Отранто, паша не стал продвигаться дальше, поскольку близилась зима, и увел большинство кораблей в албанские порты, рассчитывая вернуться по весне, но смерть султана Мехмеда, скоропостижно скончавшегося 3 мая 1481 года, положила конец итальянской кампании.
Некоторые историки считают, что Мехмед был отравлен по приказу его старшего сына Баязида, ставшего новым правителем османов. Что ж – вполне могло быть и так, ведь у тридцатитрехлетнего Баязида был младший брат Джем, которому шел двадцать второй год, и если бы Мехмед решил сделать своим преемником Джема (точно так же, как его самого сделал султаном Мурад II), то Баязида ждала бы смерть. В своде законов «Канун-наме», составленном в правление Мехмеда II, среди прочих был закон о братоубийстве: «Тот из моих сыновей, которому достанется султанат, ради всеобщего блага может умертвить родных братьев. Это одобрено большинством улемов.[82] Пусть они [султаны] поступают в соответствии с этим».
В первой половине XVII века султаны перешли от убийства братьев к содержанию их в строгой изоляции, исключавшей любые связи с внешним миром. Отрезанный от мира брат не представлял опасности для султана, но мог бы продолжить династию в том случае, если бы султан не оставил после себя наследников мужского пола. В рамках закона о братоубийстве, широко известного как «закон Фатиха»,[83] было убито тридцать семь султанских сыновей, а двадцать три шехзаде были казнены как мятежники – цифры примерно сопоставимые, показывающие обоснованность этого, вне всякого сомнения, жестокого закона.
Сам Мехмед после смерти Мурада II приказал утопить своего трехмесячного брата шехзаде Ахмеда, причем произошло это в тот момент, когда мать Ахмеда Хатидже Халиме-хатун поздравляла Мехмеда с приходом к власти (окончательным приходом). Казалось бы – зачем торопиться избавляться от младенца, не представляющего никакой опасности для султана, прошедшего джулюс еще при жизни своего отца? На самом деле опасность представляли те, кто мог использовать Ахмеда-челеби в своих целях. Халиме-хатун была дочерью Ибрагим-бея Джандарида или какого-то другого представителя этого влиятельного семейства. Тюркская знать могла попытаться заменить сына рабыни Мехмеда на сына благородной женщины… Нет, лучше уж соблюсти предосторожность как можно раньше (разумеется, убийство невинного малютки представляло собой чудовищную и непростительную жестокость, но мы сейчас следуем ходу мыслей султана, страховавшего себя от возможных потрясений).
У Мехмеда II был еще один сын, средний, по имени Мустафа, которого султан сделал правителем покоренного Карамана, но в 1474 году двадцатичетырехлетний Мустафа скончался при обстоятельствах, породивших множество слухов. Наибольшее распространение получили две версии. Согласно первой, шехзаде прелюбодействовал с женой великого визиря Махмуда-паши, за что был им отравлен, а султан казнил пашу за это преступление (но официальным поводом вроде бы послужило пренебрежение трауром по покойному шехзаде). Согласно второй, Мустафа посягнул на жену Гедик Ахмеда-паши, который стал великим визирем после казни Махмуда-паши, за что был умерщвлен по приказу султана.
Главной заслугой Мехмеда-правителя стало укрепление и совершенствование государственного аппарата, в котором на ключевых постах практически не осталось представителей тюркской знати. «Непробиваемая» османская бюрократия, о которой так любят рассуждать историки, была создана при Мехмеде II. В отличие от своих предшественников, султан Мехмед не стремился вникать во все важные вопросы, перепоручив принятие решений сановникам, которые отбирались по принципу личной преданности султану. Оно и правильно, ведь один человек не может уследить за всеми делами огромной империи. Но широкие полномочия создавали почву для злоупотреблений, а надежного механизма контроля за чиновниками в Османской империи не существовало.
Мехмед II первым из османских правителей серьезно интересовался живописью и литературой. Библиотека султана содержала около восьми тысяч рукописей на разных языках (помимо родного языка, Мехмед владел арабским, персидским, греческим, сербским и латынью), а кроме того, Мехмед собрал богатую коллекцию портретов и скульптур, в которой преобладали работы итальянских художников, признанных корифеев эпохи Возрождения. Также Мехмед писал стихи, которых набралось на целый сборник. К сожалению, преемники султана не разделяли увлечения искусствами, так что Мехмеду не удалось заложить при османском дворе традицию меценатства.
В 1988 году в Стамбуле был открыт мост через Босфор, названный в честь султана Мехмеда II. Очень символично, что именем Мехмеда назвали мост, ведь сам он тоже перекинул символический мост из прошлого в настоящее, с успехом продолжив завоевания, начатые его предками. На вопрос: «Кого вы считаете самым выдающимся правителем в турецкой истории?» большинство турков отвечают: «Султана Мехмеда II».
Глава 8. Султан Баязид II Справедливый
С одной стороны закон Фатиха обеспечивал спокойствие султанам, но с другой – доставлял беспокойство. Понимая, что тех, кто не попадёт на трон, ждет смерть, шехзаде могли поднимать мятежи еще при жизни отца или же «поторопить» его с обретением спокойствия, как, предположительно, это сделал Баязид.
Матерью Баязида была Гюльбахар-хатун, то ли албанка, то ли гречанка, попавшая в гарем Мехмеда в 1446 году. Что же касается матери шехзаде Джема Чичек-хатун, то одни авторы считают ее христианкой, а другие – турчанкой, принадлежащей к знатному семейству. Было бы странно, если бы о такой яркой личности, как султан Мехмед II, не слагали бы легенд. Согласно одной из легенд, Чичек-хатун была дочерью французского короля Людовика Одиннадцатого, просватанной за последнего византийского императора Константина. В придачу к Константинополю, султан Мехмед получил жену-француженку, пленившую его своей красотой… Однако же, в анналах нет никаких сведений о дочери Людовика, просватанной за императора Константина. Да и вообще такой брак представляется невозможным – зачем могущественному французскому королю родниться с правителем, который вот-вот потеряет остатки своих владений? Династические браки – это всегда расчет и очень тонкий.
Если же Чичек-хатун была знатной турчанкой, то Джем имел шансы на поддержку тюркской знати, которая была крайне недовольна кадровой политикой Мехмеда II, но до его кончины не осмеливалась предпринимать какие-либо действия. Правда, имя хатун указывает скорее на нетурецкое происхождение, поскольку у турок не принято давать дочерям такие «гаремные» имена.[84]
Об отношении султана к его сыновьям можно судить по расположению санджаков, которые давались им в управление. Считалось, что тот, кого султан хотел видеть своим преемником, получал близкий к столице санджак, чтобы после смерти отца прибыть туда первым и успеть опоясаться мечом раньше братьев. Мехмед II сделал своей столицей завоеванный Константинополь, так что мерить расстояния следует отсюда. Джем был назначен санджак-беем Карамана, центром которого была Конья, а Баязид правил в Амасье, расположенной дальше от столицы (хотя и ненамного).
Мехмед II держал в заложниках сына Баязида Коркута, то ли просто из предосторожности, то ли имел какие-то основания для опасений. На момент смерти деда Коркуту было четырнадцать лет – вполне взрослый возраст для того, чтобы исполнять роль агента Баязида при султанском дворе. Агенты были нужны, поскольку сторонником Джема был великий визирь Караманлы Мехмед-паша (этот образованный турок из Карамана пользовался таким доверием султана, что стал нишанджы, а затем поднялся до высшей должности в государстве). Положение Баязида было лучше, поскольку его поддерживало большинство сановников, в том числе и бейлербеи Румелии и Анатолии. Бейлербей Анатолии Синан-паша, который предположительно был женат на одной из сестер Баязида, перехватил гонца, который вез шехзаде Джему послание от Мехмеда-паши, извещавшее о смерти султана Мехмеда II. В результате Баязид прибыл в Константинополь первым и стал султаном.