Михримах-султан пришлось переехать из Топкапы в Эски-сарай.[136] Оба дворца находились в столице, но при этом Эски-сарай был полностью изолирован от политической жизни, так что удаление туда было почетной ссылкой. Султан Мурад дал Михримах щедрое содержание, а в 1578 году велел похоронить ее в тюрбе[137] Сулеймана I в мечети Сулемание – где же еще покоиться любимой дочери, как не рядом с отцом? Некоторые историки не рассматривают Михримах-султан как участницу женского султаната, протягивая нить от Хюррем-хасеки к Нурбану-султан, но это не совсем верно. Да, Михримах-султан не оставила заметного следа в истории, поскольку всегда находилась в тени – то в тени своей матери, то в тени отца, то в тени Нурбану-султан, однако же определенную роль в политике она играла, так что достойна хотя бы упоминания.
Но вернемся к Нурбану-султан. Авторы исторических романов любят рисовать идиллическую картину «Любящая мать помогает своему почтительному сыну править государством». Но Мурад III пришел к власти на двадцать девятом году жизни, иначе говоря, он был зрелым мужем, имевшим опыт управления санджаком. Да, разумеется, ему нужно было освоиться на троне, но при желании он мог бы править самостоятельно. При желании, но желания не было. Так что правильнее будет рисовать иную картину: «Любящая мать правит государством, пока ее почтительный сын вкушает радости жизни в гареме». Так будет точнее.
Королева Франции Екатерина Медичи,[138] с которой Нурбану-султан состояла в переписке (взаимная приязнь легко объяснима, ведь у них было много общего), начинала свои письма так: «Венценосная сестра моя, дивный ангел, прекраснейшая из смертных госпожа Хасеки Афифе Нурбану Султан, повелительница Востока и Блистательной Порты, Мы посылаем Вам свою любовь и заверяем в самой искренней и самой верной дружбе!», а заканчивала словами: «Ваш друг и покорная слуга, Екатерина из дома Медичи, королева Французская». Обратите внимание на то, что Екатерина называет Нурбану-султан «повелительницей Востока и Блистательной Порты», а не «почтенной матерью повелителя Востока и Блистательной Порты». Стало быть, и за границей прекрасно знали, кто на самом деле правит из Топкапы.
Что же касается гаремных наслаждений, то к ним подтолкнула Мурада Нурбану-султан. Если верить историкам, что смолоду шехзаде Мурад был однолюбом, единственной наложницей которого на протяжении ряда лет, в том числе и после прихода к власти, была некая Сафие, которую принято считать албанкой. Сафие родила будущего султана Мехмеда III и еще нескольких детей, относительно пола и возраста которых нет достоверных данных, но это не столь уж и важно, важно то, что у взошедшего на трон султана Мурада III был всего лишь один наследник мужского пола (другие сыновья если и были, то к тому времени умерли). Одного наследника для преемственности власти было мало – всякое же может случиться с человеком! – и потому Нурбану-султан подталкивала сына к увеличению числа наложниц. Кроме того, властной валиде-султан конечно же не нравилось, что на ее драгоценного сына имеет большое влияние другая женщина. Дело дошло до того, что Сафие обвинили в колдовстве, которое, по мусульманским представлениям, является очень серьезным преступлением – то ли она приворожила султана, то ли лишила его мужской силы для того, чтобы он не обращал внимания на других женщин, то ли и то, и другое вместе. Сама Сафие не пострадала, но некоторых ее слуг подвергли пыткам в надежде получить доказательства занятий колдовством. А для того, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, дочь Нурбану-султан Эсмехан-султан подарила Мураду двух красивых наложниц… Султан, что называется, вошел во вкус и за несколько лет обзавелся множеством детей (хроники упоминают о двадцати сыновьях и двадцати семи дочерях Мурада). Однако же, Сафие продолжала оставаться его любимой наложницей, несмотря на то что под давлением матери Мураду пришлось на время удалить ее из дворца Топкапы в Эски-сарай. Прошла ли Сафие через никях,[139] известно только Всевышнему. Одни современники упоминали о бракосочетании Мурада и Сафие, а другие писали, что Мурад намеренно избегал этого шага, поскольку получил предостерегающее предсказание – якобы за бракосочетанием должна была последовать скорая смерть султана. Но, так или иначе, Сафие приняла от Нурбану-султан эстафету правления. Приняла и во многом превзошла свою предшественницу…
А что же всё это время делали великие визири, можете спросить вы. А что им было делать? Они управляли государством в соответствии с пожеланиями тех, кто назначил их на эту должность. Если Хюррем-хасеки сотрудничала с Мехмед-пашой Соколлу, то, скажем, Сиявуш-паша Канижели, женатый на дочери Селима II и Нурбану-султан Фатьме-султан, в начале своего первого визирства послушно исполнял волю тещи, а после подчинялся Сафие-султан. Всего же Сиявуш-паша был великим визирем трижды и запомнился как нерешительный и мягкий человек, совершенно не годящийся для столь высокой должности. Вдобавок, он не брал взяток, что к тому времени стало выглядеть неестественным, поскольку подношения принимали все подряд и не видели в этом ничего зазорного.
Особым мздоимством прославился албанец Синан-паша Коджа, пятикратно занимавший должность великого визиря с 1580 по 1596 год. Первое визирство Синана-паши, длившееся с августа 1580 по декабрь 1582 года, сопровождалось громким скандалом. История была такова: иранский шах Мухаммад Худабенде подкупил Синана-пашу для того, чтобы заключить выгодное для Ирана перемирие с османами, позволяющее побежденному шаху сохранить свои владения в неприкосновенности. Возможно, что султана Мурада III Синан-паша и смог бы убедить в целесообразности подобного перемирия, но Нурбану-султан невозможно было обвести вокруг пальца – она потребовала от сына казнить Синана-пашу за измену, и только заступничество Сафие позволило паше сохранить жизнь и должность. Но, в итоге, Нурбану-султан настояла на смещении визиря, лишившегося ее доверия, и Синану-паше пришлось отправиться в свое поместье, подальше от султанского двора. Оттуда паша регулярно посылал подарки Сафие, покровительство которой позволило ему вернуться в высшие сферы – в 1586 году паша стал бейлербеем Сирии, а двумя годами позже снова занял должность великого визиря.
Разумеется, что ни один султан не стал бы повторно назначать своей «правой рукой» человека, запятнавшего себя сговором с побежденным противником, в результате которого султан лишился территориальных приобретений. По-хорошему, Синану-паше полагалось размышлять о последствиях своего поступка не в поместье, а сидя на колу у Ворот Приветствия, отделявших первый дворцовый двор от второго.[140] Но интересы султанских жен и матерей отличались от интересов султанов – для них важнее всего было иметь на ключевых должностях преданных им людей, а всё прочее не имело большого значения. Сафие размышляла примерно так: «Ну и что с того, что Синан-паша попытался договориться с иранским шахом? У нас, хвала Всевышнему, и без того достаточно земель. А вот другого столь преданного человека, который даже из ссылки шлет тебе подарки, вряд ли получится найти…». Это сказано к тому, что женский султанат не был благом для государства, как пытаются представить некоторые авторы. Благо могло быть лишь в том случае, когда государством правил сильный султан, вроде Мехмеда II или Махмуда II, речь о котором пойдет впереди, потому что только интересы правителя полностью совпадают с государственными интересами, если, конечно, это настоящий правитель.
Но вернемся к Сафие, которая при жизни своего мужа Мурада III была Сафие-хасеки, а при сыне, султане Мехмеде III, стала Сафие валиде-султан. Подобно Нурбану-султан, Сафие-султан правила открыто, разве что не сидела рядом с сыном на заседаниях дивана. Сановники ходили к Сафие-султан с докладами, иностранные послы, прежде чем предстать перед султаном, получали аудиенцию у его матери, все дела правления совершались с ее ведома и одобрения, султан лишь прикладывал тугру.[141] К слову будь сказано, что основной опорой Сафие-султан были не назначаемые ею великие визири, а капа-агасы (глава белых евнухов) Газанфер-ага, занимавший эту должность на протяжении тридцати лет. Газанфер, наряду с кызляр-агасы Османом-агой и шестью другими сановниками образовывали ближний круг Сафие-султан, теневое правительство Османской империи.
При всей своей властности и при всем своем уме, Сафие-султан не умела настолько хорошо ладить с окружающими, как Нурбану-султан, которая правила без каких-либо потрясений. Впрочем, возможно дело было не в дипломатических способностях, а в чрезмерной самонадеянности Сафие, которая считала, что если уж сам сын-султан находится в ее руках, то опасаться ей некого. Однако действия Сафие-султан и ее клики вызывали большое недовольство среди военных и духовенства. Военным, этой элите османского общества, не нравилось, что государством управляет женщина, не склонная к активным завоеваниям. Дело было не в характере Сафие-султан, а в политической обстановке и «хромающей» экономике империи, но военные видели корень всех бед в матери правителя. Постоянный рост цен и огульное мздоимство тоже не радовали подданных. А верхушка духовенства, в первую очередь, была недовольна тем, что с нею при дворе практически не считались.
«Первый звонок» прозвенел в марте 1601 года, когда военная элита (сипахи) высказала недовольство положением султана, который из правителя превратился в исполнителя чужой воли. Дошло до того, что Мехмеда III сравнили с мютевелли (так назывался управитель вакфа, действовавший в соответствии с установками его учредителя), иначе говоря – назвали правителя исполнителем чужой воли. Сафие-султан не придала значение первому звонку, и уже в начале 1603 года прозвенел второй. На сей раз взбунтовались не только сипахи, но и янычары, и бу