Кёсем-султан является наиболее яркой представительницей женского султаната, которая затмевает даже блистательную Хюррем-хасеки. Этой женщине, которая, в целом, находилась у власти около тридцати лет, удалось благополучно пережить период отстранения, когда правили матери Мустафы I и Османа II, и привести на трон сначала одного сына, затем – другого, а после еще и внука. Помимо титула хасеки, который Кёсем носила при жизни своего супруга, и титула валиде-султан, положенного матери двух султанов, она еще и получила от своего внука, султана Мехмеда IV, титул «бюйюк валиде».[149]
К сожалению, в нашем распоряжении нет портретов Кёсем-султан, а на тех, которые можно увидеть в книгах или интернете, изображены другие женщины. Но известно, что она была красивой (некрасивых султаны к себе обычно не приближали), умной и образованной, причем смогла сохранить красоту буквально до последних дней жизни. Венецианский посол Симоне Контарини, оставивший нам много сведений о султанском дворе, писал, что «главная королева» Кёсем-султан «хоть и стара, но всё еще красива». Слово «стара» нужно воспринимать с учетом реалий того времени, когда женщины старше сорока лет считались старухами. Нам неизвестна дата рождения Кёсем, но она родилась на рубеже XVI и XVII, а погибла в 1651 году, так что прожила немногим более пятидесяти лет (и попробуй кто назвать «старой» современную пятидесятилетнюю женщину).
Разумеется, подобно всем «султаншам», Кёсем была хитрой и ловкой интриганкой, умело манипулировавшей людьми; без этого умения она не поднялась бы выше рядовой наложницы, о которых султаны обычно вспоминали после напоминания кызляр-агасы, сделанного примерно в таком стиле: «Для прекрасной благоухающей розы внимание нашего владыки словно лучи солнца, без которого цветы увядают…». А скорее всего, и вообще не попала бы в Топкапы, навсегда оставшись в гареме боснийского бейлербея, где началась ее карьера. Не надо думать, что сановники дарили султанам самых очаровательных из своих наложниц. Разумеется, красота имела большое значение, поскольку повелителю нужно дарить самое лучшее, но прежде всего даритель должен был быть уверен в том, что наложница создаст о нем у султана наилучшее впечатление, не «произведет», а именно «создаст». Ну и, конечно же, нужно было постараться, чтобы среди многих для подарка султану выбрали именно тебя…
Было ясно, что второе султанство Мустафы окажется не сильно длиннее первого. Принесение в жертву Кара Давута-паши несколько утихомирило страсти, кипевшие в столице, но не оказало никакого воздействия на бейлербея Эрзурума Ахмеда-пашу Абазы, который возвысился при поддержке своей соотечественницы-абхазки Халиме-султан, но после сделал ставку на Османа II и поднял мятеж для того, чтобы отомстить за его убийство. В мае 1623 года сорокатысячное войско повстанцев осадило Анкару, после взятия которой мог бы настать черед столицы. Великий визирь Кара Мустафа-паша Кеманкеш, албанец, выслужившийся из простых янычаров, организовал «мягкое» свержение Мустафы. Он и другие высшие сановники убедили Халиме-султан в том, что ее сыну лучше оставить трон на условии сохранения жизни, нежели дожидаться, пока его задушат по приказу Ахмеда-паши. В результате 9 сентября 1623 года Мустафа уступил власть одиннадцатилетнему шехзаде Мураду, сыну Кёсем, ставшей отныне валиде-султан и регентом при юном султане.
Звезда Кёсем-султан взошла надолго, чтобы закатиться в одночасье, но до заката было пока еще далеко – целых двадцать восемь лет.
Абаза-паша продолжал бузить до 1628 года, когда Мураду IV удалось купить его лояльность ценой полного прощения и должности бейлербея Боснии. Казалось бы – чем должность боснийского бейлербея была лучше должности бейлербея Эрзурумского эйялета? Была, однозначно была лучше, поскольку в лояльной Боснии, население которой приняло ислам без какого-либо принуждения и просило султана даровать им разрешение отправлять своих сыновей в янычары,[150] можно было иметь гораздо больше благ, нежели в бедном Эрзуруме, значительную часть населения которого в то время составляли христиане.
До 1632 года вся власть находилась в руках Кёсем-султан, а затем ей пришлось частично поделиться властью с сыном, который стал совершеннолетним и хотел править самостоятельно. Полной самостоятельности султан Мурад IV так никогда и не обрел, поскольку мать сохранила свое влияние на него, но теперь его нужно было уговаривать или же договариваться с ним. Примером такого договора в стиле «пусть обе стороны будут довольны» может служить казнь шехзаде Сулеймана и шехзаде Касыма, которых Мурад повелел предать смерти в 1638 году. Кёсем-султан пришлось смириться с гибелью двоих сыновей, но зато она смогла спасти своего младшего сына Ибрагима, который впоследствии стал преемником Мурада. Принято считать, что от Ибрагима Мурад не ожидал опасности, поскольку у того были нелады с психикой, но здесь явно не обошлось без заступничества Кёсем-султан. Когда же Мурад отправлялся в военные походы, бразды правления переходили в руки Кёсем, так что можно считать ее полноценной соправительницей при сыне, иначе говоря – женский султанат продолжался. Великий визирь Кара Мустафа-паша полностью повиновался Кёсем-султан, но при этом за пазухой у него таилась ядовитая змея.
У Мурада IV было много сыновей (счет доходит до пятнадцати), но все они умерли раньше своего отца, так что безумный Ибрагим в 1640 году оказался единственным претендентом на султанский трон. Мурад умер не скоропостижно, а в результате болезни, считается, что у него был цирроз печени. Перед смертью Мурад захотел передать власть крымскому хану Бахадыру I из рода Гиреев, которые состояли в родстве с Османами, и приказал казнить «мешавшегося под ногами» Ибрагима, но Кёсем-султан снова спасла сына от смерти, и хану Бахадыру пришлось есть плов без мяса.[151]
Великий визирь Кара Мустафа-паша, давно мечтавший освободиться от власти Кёсем-султан, попытался манипулировать султаном Ибрагимом, который отличался повышенной внушаемостью или же просто был чрезмерно доверчив. Султана Ибрагима принято сравнивать с Мустафой I – дескать, оба были безумными, но если Мустафа был недееспособным, то о Ибрагиме такого сказать нельзя. До нас дошли письма, свидетельствующие о том, что в начале своего правления Ибрагим, ставший султаном в зрелом двадцатипятилетнем возрасте, изучал отчеты визирей и вообще пытался контролировать их деятельность. Возможно, что на психику Ибрагима оказало воздействие длительное пребывание в кафесе, где ему приходилось общаться только с глухонемыми слугами, а доверчивость была обусловлена незнанием жизненных реалий. Во всяком случае, нет сведений о том, чтобы Ибрагим срывал с визирей чалмы и дергал их за бороды, как это делал Мустафа. Известно лишь о его бурных вспышках гнева, которые начали появляться ближе к концу правления.
На третьем году своего султанства Ибрагим отошел от правления и стал проводить почти всё время в гареме, что полностью устраивало Кёсем-султан, поскольку она превосходно справлялась со всеми делами и мечтала о внуках, которые бы продолжили династию, единственным представителем которой (спасибо закону Фатиха!) остался Ибрагим. Но выросший в заточении султан поначалу избегал женщин и вроде бы как не имел в них потребности. Кёсем пришлось прибегнуть к помощи известного знахаря Хусейна Эфенди Карабашзаде, которого в народе уважительно прозвали «Джинджи Ходжа».[152] Снадобья Джинджи Ходжи пробудили в Ибрагиме страсть к женщинам, а в наложницах у него, благодаря Кёсем-султан, недостатка не было, так что в начале 1642 года у Ибрагима родился первенец – будущий султан Мехмед IV, которому судьба определила продолжительный срок правления протяженностью в тридцать девять лет (дольше правил только Сулейман I).
Получив определенное влияние на султана Ибрагима, Кара Мустафа-паша решил избавиться от власти Кёсем-султан, но та оказалась готова к этому и покончила с изменником, заручившись поддержкой Джинджи Ходжи, который стал кем-то вроде духовного наставника султана, и визиря Мехмеда-паши Султанзаде, мечтавшего стать великим визирем. Прозвище «Султанзаде»[153] было титулом, который носили султанские внуки по женской линии. И по отцовской, и по материнской линии Мехмед-паша был внуком Айше Хюмашах-султан, дочери Михримах-султан и внучки Сулеймана I. Родство с домом Османов обеспечивало Мехмеду-паше прочное положение при султанском дворе и, к тому же, он был «безопасным» родственником, который не мог претендовать на трон. Противоборство с Кёсем-султан закончилось смертью Кара Мустафы-паши, задушенного по повелению султана.
Устранение Кара Мустафы-паши в очередной раз продемонстрировало могущество валиде-султан, но над ее головой уже начинали сгущаться тучи, ибо, как известно, хорошее не может длиться слишком долго. С одной стороны, у Кара Мустафы-паши при дворе было много сторонников, которые представляли потенциальную угрозу для Кёсем, а с другой, Ибрагима начала настраивать против матери его любимая наложница Хюмашах, попавшая в султанский гарем то ли в 1646, то ли в 1647 году. Хюмашах так сильно пленила султана, что уже в 1647 году он женился на ней, и потому она известна не только как Хюмашах-султан, но и как Телли-хасеки. Махром[154] Хюмашах стал доход, выплачиваемый в казну богатым Египетским эялетом. Ни у кого из султанских жен не было и не будет столь щедрого махра, и уже только по этому можно судить о том, сколь сильное влияние имела на Ибрагима Хюмашах. Когда валиде-султан попыталась выслать невестку в Эски-сарай, Ибрагим вознегодовал настолько, что приказал матери удалиться из дворца. Ладно бы это, но тот почет, который султан оказывал своей жене, ставшей единственным светилом его жизни, вызывал при дворе удивление, граничащее с возмущением – ну где это видано, чтобы сестры султана прислуживали хасеки во время трапезы, а султанская племянница лила воду ей на руки?