[175] Помимо национальной музыки, Селим также интересовался западной. В 1797 году, впервые в истории Османской империи, по его приглашению в столице дала представление французская оперная труппа.
Известно как минимум о тринадцати наложницах Селима III, но ни одна из них не рожала детей – то ли султан вообще забыл дорогу в свой гарем, то ли он был неспособен иметь потомство. Наследником Селима считался его двоюродный брат шехзаде Мустафа, которого 29 мая 1807 года возвели на трон взбунтовавшиеся янычары. Благоприятные для государства начинания Селима III не встретили понимания у подданных. Султану ставили в вину пренебрежение традициями, подражание неверным, ущемление законных прав мусульман, симпатии к неверным, повышение налогов и т. п.
Искрой, от которой вспыхнуло пламя мятежа, стал султанский указ, предписывающий ямакам, охранявшим вход в Босфор, носить форму нового образца. Было ясно, что за новой формой последует перестройка службы на новый лад, и честные мусульмане будут вынуждены жить по гяурским порядкам. Ямаки набирались из турецкого населения Черноморского побережья, но они считали себя сродни янычарам и так же крепко держались за старые традиции.
Возмутившись, ямаки убили зачитывавшего указ суперинтенданта босфорских крепостей Махмуда Раифа-эфенди, который прежде был секретарем османского посольства в Лондоне и за свое англофильство получил прозвище «ингилиз»,[176] а затем пришли в столицу и возмутили янычар. В самом начале бунт легко можно было подавить, но султан Селим хотел избежать жестких мер, а его ближайшее окружение из предательских побуждений убеждало его в том, что не следует применять против повстанцев «Корпус Нового порядка». Надо отметить, что умение разбираться в людях не относилось к числу достоинств Селима III, он был доверчивым человеком. Дело в том, что, по обыкновению, Великого везира Хилыми Ибрахима-паши не было в столице, еще в конце марта 1807 года он во главе крупного отряда янычар отбыл на войну с русскими, переправился через Дунай и пошел на Бухарест. В столице остался ведать делами каймакам Кесе Муса-паша, который был противником реформ, но искусно скрывал это, и султан считал его своим верным слугой. Каймакам внушал султану мысль о неопасности бунта и не рекомендовал выводить «Корпус Нового порядка» из казарм. Того же мнения (на словах) придерживался шейх уль-ислам Топал Атаулла-эфенди. На самом же деле оба они готовили замену Селима на шехзаде Мустафу.
28 мая Селим попытался утихомирить страсти, пообещав распустить «Корпус Нового порядка», но уступки никого не интересовали – янычары, ямаки и присоединившаяся к ним стамбульская беднота хотели видеть на троне Мустафу. От шейх уль-ислама была получена фетва, осуждавшая «нечестивые» султанские реформы и требовавшая низложения Селима, после чего мятеж обрел «законный» характер. На следующий день Селим передал трон двадцативосьмилетнему Мустафе и отправился под арест в кафесе, где был убит 28 июля 1808 года, когда к столице, во главе сорокатысячного войска, подошел рущукский аян[177] Алемдар Мустафа-паша. Мустафа-паша, имевший прозвище «Байрактар»,[178] был одним из наиболее рьяных сторонников реформ. Он собирался вернуть Селима на трон, но не успел этого сделать…
Почему Селима не убили сразу же после низложения? Согласно легенде, жизнь свергнутого султана была сохранена по желанию Мустафы, который не видел от Селима плохого и не хотел добавлять к своим прегрешениям убийство отрекшегося от власти брата. Якобы Селим после отречения собрался принять яд, но Мустафа выбил из его рук чашу со смертоносным напитком и велел отправить брата в кафесе. Что же касается обстоятельств гибели Селима, то, согласно одной версии, экс-султана закололи придворные, действовавшие по собственной инициативе, а согласно другой, он был задушен по повелению Мустафы. Обе версии выглядят убедительно. С одной стороны, сложившаяся ситуация подталкивала Мустафу к убийству Селима, а с другой, Мустафа (один из наиболее никчемных османских правителей) в глазах придворных был «пустым местом» – с султаном никто не считался.
В наказание за убийство Селима, Мустафа-паша сместил Мустафу и усадил на султанский трон двадцатитрехлетнего младшего сына султана Абдул-Хамида I шехзаде Махмуда.
Как говорится, даже если бы за всю свою жизнь Мустафа-паша Байрактар не сделал бы больше ничего хорошего, то за одно лишь возведение на трон султана Махмуда II он заслуживает места в раю и вечных благословений.
Янычары, свергнувшие султана Селима III, согласились с воцарением Махмуда, посчитав молодого султана неопасным. Если бы они только знали, что за лев сменил сидевшего на троне зайца… Но будущее покрыто мраком и проникнуть в него не дано никому.
Глава 15. «Отец Танзимата» Султан Махмуд II
Родившийся в июле 1785 года шехзаде Махмуд был младшим сыном султана Абдул Хамида I, рожденного его наложницей Накшидиль-кадын.[179] Происхождение Накшидиль-кадын покрыто мраком, но в свое время широкое распространение получила версия, согласно которой она была Эме де Ривери, дочерью французского плантатора с острова Мартиника, состоявшей в родстве с первой женой Наполеона Бонапарта Жозефиной де Богарне. Достоверно известно, что летом 1788 года одиннадцатилетняя Эме отплыла из Франции на корабле, который бесследно исчез по пути на Мартинику. Согласно легенде, корабль был захвачен берберийскими пиратами, Эме обратили в рабство и продали в султанский гарем (или же она была куплена султанской сестрой Эсме-султан и преподнесена в дар Абдул-Гамиду). Многие турки верят этой легенде, не обращая внимание на несовпадение дат – Эме исчезла в 1788 году, а шехзаде Махмуд, бывший вторым сыном Накшидиль, родился в 1785 году, а первый ее сын, шехзаде Мурад, родился в 1783 году, когда Эме де Ривери шел седьмой год. Но так уж устроен человек – поверив одному, он уже не обращает внимания на другое. Следует отметить, что легенда, связывающая французский двор с османским, была крайне полезной с политической точки зрения, ведь, несмотря на вторжение Наполеона в Египет, Франция оставалась наиболее дружественной Высокой Порте европейской державой до конца XIX века, когда внешнеполитический вектор повернулся в сторону Германии.
Убийцы Селима собирались расправиться и с Махмудом, но люди из окружения шехзаде помогли ему бежать способом, который очень любят авторы приключенческих романов – через каминную трубу на крышу. Неизвестно, как сложилась бы судьба беглеца, но в этот момент во дворец ворвались солдаты Мустафа-паши Байрактара, которые быстро расправились со сторонниками Мустафы, и Махмуд, образно говоря, спустился с крыши прямиком на трон.
Несложно догадаться, кого султан Махмуд II сделал великим визирем – разумеется, им стал Мустафа-паша Байрактар, который продолжил реформы, начатые Селимом, но кончил так же плохо, как и покойный султан… В ночь с 14 на 15 ноября 1808 года в столице поднялся новый янычарский мятеж, поводом для которого стали слухи о готовящемся роспуске янычарского корпуса, а также предстоящей расправы с улемами, продолжавшими выступать против реформ. Мустафа-паша проявил удивительную беспечность, считается, что он не верил в возможность восстания в священный месяц Рамадан, но, скорее всего, он слишком полагался на свое могущество – мол, если удалось свергнуть Мустафу, то чего после этого опасаться? Беспечность стоила паше жизни. Он погиб в башне своего дворца, сражаясь с повстанцами – поняв, что положение безвыходное, паша выстрелил в бочонок с порохом и ушел в загробный мир, прихватив с собой множество врагов.
Султан Махмуд действовал решительно. Первым делом он приказал задушить содержавшегося в кафесе Мустафу. Как уже было сказано выше, у Селима III не было детей, а у Мустафы IV был всего один сын, умерший вскоре после появления на свет в 1809 году, так что Махмуд II остался единственным мужчиной из дома Османов. При непочтении, проявляемом к отдельным султанам, почтение к династии было очень велико. Невозможно было представить, чтобы на трон взошел не потомок Османа-основателя, а кто-то другой. Да и кто мог соперничать с домом Османов? Потомки бывших правителей бейликов? Они давно уже утратили свое величие, превратившись в обычных помещиков или чиновников… Альтернативы Махмуду не было, и восставшие хорошо это понимали, поэтому дальнейшее развитие событий пошло по пути компромисса, но султан сделал так, чтобы первыми на мировую пошли повстанцы, которых верные правителю войска сумели изрядно потрепать.
Пообещав мятежникам прощение в обмен на покорность, султан добавил, что в случае продолжения мятежа он готов пожертвовать столицей ради подавления беспорядков. Поведение султана было правильным, но к янычарам примкнули артиллеристы и моряки, а Махмуд рассчитывал на артиллерию, как сухопутную, так и корабельную. Теперь уже восставшие ставили условия султану. В первую очередь они потребовали роспуска корпуса секбан-и-джедид,[180] созданного Мустафой-пашой Байрактаром вместо «Корпуса Нового порядка», распущенного в 1807 году. Новое название понадобилось для того, чтобы «не дразнить собак раньше времени», иначе говоря – для того, чтобы не вызывать недовольства у янычар, поскольку «секбанами» назывались янычарские стрелки. Получалось так, будто Мустафа-паша расширял янычарский корпус, но эта нехитрая уловка не могла никого обмануть, тем более что во время мятежа секбаны выступили против янычар. Также от султана потребовали прекращения реформ и казни сановников, наиболее ненавистных янычарам. Махмуд принял все условия, но это была не капитуляция, а уловка – так тигр пятится назад для того, чтобы получше разбежаться перед прыжком.
Умный, решительный и, в то же время, обладавший умением выжидать, беспощадный к врагам, не привыкший останавливаться на полпути и хорошо разбиравшийся в людях – таким был султан Махмуд II. Его с полным на то правом можно назвать «Спасителем империи», которая, благодаря его усилиям, смогла просуществовать еще один век. Внешность Махмуда была невзрачной, он не отличался ни высоким ростом, ни статью, ни громким победительным голосом, ни каким-то особо проницательным взглядом, но это был тот