Османы. История великой империи — страница 31 из 37

Завершать рассказы принято чем-то хорошим, но сейчас придется нарушить эту традицию. В правление султана Махмуда II Османская империя существенно уменьшилась. Греческая война за независимость 1821–1829 годов закончилась отделением Греции. Египетский наместник Мухаммед Али мало того, что стал править самостоятельно, так еще и присоединил к своим владениям часть соседних земель. Планы у Мухаммеда Али были грандиозными – вторгнувшись в Анатолию в 1832 году, он собрался низложить Махмуда, усадить на трон девятилетнего шехзаде Абдул-Меджида и править всей империей от его имени. Действия египетского паши, поддерживаемого двуличными французами, могли нарушить баланс сил, сложившийся в Передней Азии и Северной Африке, поэтому в борьбе с Мухаммедом Али султана Махмуда поддержал такой заклятый враг Османской империи, как Россия. В начале 1833 года русский император Николай I прислал султану эскадру из девяти военных кораблей и около тридцати тысяч солдат, присутствие которых вынудило египтян уйти из Анатолии. Однако Сирия перешла под руку Мухаммеда Али. На этот раз Николай I помог султану, но четырьмя годами ранее он вынудил его признать автономию Сербии и Молдавии с Валахией, что стало первым шагом на пути отделения этих территорий от империи.[186] Образно говоря, при Махмуде II Османская империя выиграла в качестве, но потеряла в количестве.

Глава 16. Султан Абдул-Меджид I и Султан Абдул-Азиз – братья-реформаторы

Шехзаде Абдул-Меджид, сын первой жены Махмуда II Безмиалем-султан, то ли грузинки, то ли черкешенки, стал первым наследником султанского трона, получившим образование европейского образца. Шехзаде свободно говорил по-французски, придерживался передовых взглядов и понимал необходимость реформ, начатых его отцом. Можно было бы сказать, что у султана Махмуда был достойный преемник, если бы Абдул-Меджид унаследовал решительный характер своего отца. Но с характером Абдул-Меджиду не повезло, и этим беззастенчиво пользовалось его окружение. Чего только стоит случай с Коджа Хюсрев-пашой, произошедший во время похорон султана Махмуда…

Абазин Коджа Хюсрев-паша из султанского раба возвысился до сераскера новой армии, созданной Махмудом II. Но этого амбициозному паше было мало – он хотел стать великим визирем и добился желаемого весьма оригинальным, если не сказать – наглым способом, отобрав государственную печать у великого визиря Мехмеда Эмин Рауф-паши прямо на похоронах султана. Завладев печатью, Хюсрев-паша объявил себя великим визирем, а юному султану пришлось утвердить это «самоназначение». Инцидент был весьма показательным – он дал понять всем присутствующим, что Абдул-Меджид сильно отличается от своего отца, который бы не спустил Хюсреву-паше подобного самоуправства.

Но, как бы то ни было, маховик реформ, раскрученный султаном Мехмедом, продолжал вращаться, а в 1846 году великим визирем стал опытный и образованный дипломат Мустафа Решид-паша, который помогал Абдул-Меджиду в преобразовании османского общества.

Вскоре после прихода к власти, 3 ноября 1839 года, Абдул-Меджид издал хатт,[187] в котором было сказано следующее: «Мы решили посредством новых установлений доставить землям, входящим в Османскую империю, преимущества хорошего управления. Установления эти должны особенно касаться трех сторон – обеспечения нашим подданным полной безопасности их жизни, чести и имущества, правильности в распределении и взимании податей, а также правильности набора в военную службу и ее продолжительности…». Прежде султан был вправе распоряжаться жизнью и всем имуществом любого из подданных, отныне все наказания должны были устанавливаться судом, и в этом заключалось главное значение хатта, названного Гюльханейским по месту, где он был объявлен подданным.[188]

Гюльханейский хатт положил начало Танзимату – периоду реформ, растянувшемуся на тридцать семь лет. Реформы шли одна за другой, начиная с появления первых банкнот и заканчивая введением понятия османского гражданства. Модернизировались армия и флот, законодательство привели в соответствие с Кодексом Наполеона,[189] немусульман уравняли в правах с мусульманами, у Османской империи появились национальный гимн и национальный флаг, был положен конец работорговле, начались строительство железных дорог и прокладка телеграфных линий, а в 1866 году в столице появилась первая фондовая биржа… Правда менталитет не поспевал за всеми этими преобразованиями, большинство подданных жили подобно своим отцам и дедам – неспешно и не слишком утруждаясь – известно же, что Всевышний одаряет богатством и почетом того, кого пожелает, и от человека здесь ничего зависеть не может, так зачем утруждаться?

Предоставление немусульманам равных прав с мусульманами вызвало недовольство в мусульманских кругах. Это недовольство подогревалось экономическими проблемами – проведение реформ и участие в Крымской войне[190] требовало больших расходов, вынуждающих прибегать к иностранным займам, а известно же, что такая политика очень часто заканчивается дефолтом. Случившееся в году 1858 банкротство султанской казны было расценено подданными как результат реформ, хотя виноваты в этом были не реформы, а непродуманная экономическая политика, в которой ставка делалась на займы, но нельзя же занимать бесконечно, когда-то приходится и отдавать.

Многие из тех, кто прежде шел за Абдул-Меджидом, перестали ему доверять. Реформаторская деятельность султана, и прежде не отличавшаяся последовательностью, зашла в тупик. Тридцатипятилетний султан разочаровался в реформах, утратил желание заниматься делами и начал «лечить душу» спиртными напитками, по части которых он был таким же энтузиастом, как и его отец.

Высшее духовенство и ряд сановников собирались заменить Абдул-Меджида его младшим братом Абдул-Азизом, но до переворота дело так и не дошло. Абдул-Меджид оставался султаном до своей смерти от туберкулеза, наступившей 25 июня 1861 года.

Отношение историков к султану Абдул-Меджиду I двойственное. С одной стороны, Абдул-Меджид продолжил процесс модернизации государства и общества, начатый его отцом, и за это потомки ему благодарны. С другой стороны, за двадцать два года правления можно было сделать гораздо больше, особенно с учетом того, что Абдул-Меджиду не приходилось оглядываться на янычар. Да и дефолт не красит правителя, который его допустил. Правление Абдул-Меджида I можно охарактеризовать любимой фразой турок: «хорошо, что не было хуже», ведь реформы могли и не продолжиться. Справедливости ради нужно отметить заслуги Мустафы Решида-паши, который шестикратно занимал должность великого визиря (вот яркий пример непоследовательности султана Абдул-Меджида). Именно Решид-паша «тянул на себе» реформы, совершенные в правление Абдул-Меджида, начиная с того, что еще не будучи великим визирем он посоветовал султану издать Гюльханейский хатт. Примечательно, что «архитектором Танзимата» прозвали не Абдул-Меджида, а Решида-пашу – люди всё видят и каждому воздают по заслугам.

Помимо своей реформаторской деятельности, Абдул-Меджид известен как отец четырех султанов, правивших на закате Османской империи – Абдул-Хамида II, Мурада V, Мехмеда V и Мехмеда VI.

Может возникнуть вопрос – почему единственный султан по имени Абдул-Меджид получил первый порядковый номер? Дело в том, что в ноябре 1922 года, уже после упразднения султаната, Великое национальное собрание (парламент) Турции избрало халифом – но не султаном! – Абдул-Меджида, четвертого сына султана Абдул-Азиза, который вошел в историю как Абдул-Меджид II. В марте 1924 года титул халифа был упразднен, но след в истории остался.

Шехзаде Абдул-Азиз стал султаном в тридцать один год. В отличие от своего старшего брата, он получил образование, соответствующее традиционным османским канонам, ввиду чего противники реформ и рассматривали его как достойную (по их мнению) замену Абдул-Меджиду. Кроме того, Абдул-Азиз был крепок здоровьем и не пил спиртного – идеальная кандидатура в султаны!

Матерью Абдул-Азиза была черкешенка Пертевниял-султан, о которой известно очень мало. По свидетельству современников, она была набожной и добросердечной женщиной, впрочем, эти достоинства традиционно предписывались всем валиде-султан. Бытует мнение, будто Абдул-Азиз находился под пятой своей властной матери, но оно не имеет достоверных подтверждений, хотя усердно эксплуатируется авторами исторических романов, в которых реальности соответствуют разве что имена действующих лиц.

Поначалу Абдул-Азиз оправдывал надежды консерваторов, но после поездки по Европе, состоявшейся в 1867 году, султан продолжил реформы, начатые отцом и братом. Возможно, изменению мировоззрения поспособствовало посещение Всемирной выставки, которая в том году проводилась в Париже, но не исключено, что Абдул-Азиз всегда был сторонником реформ, только скрывал это до поры до времени. Он стал первым османским правителем, совершившим вояж по Западной Европе. В 1867 году из Парижа он отправился в Лондон, где произошло небывалое: султан принял от британской королевы Виктории посвящение в кавалеры Благороднейшего ордена Подвязки.[191] Происхождение ордена и то обстоятельство, что им награждались рыцари, сражавшиеся против дома Османов, не остановило Абдул-Азиза. Возможно, что это награждение добавило султану популярности среди европейцев, но соотечественники восприняли его с недоумением, а события, сопровождавшие правления Абдул-Азиза, превратили это недоумение в недовольство – Абдул-Азиз показал себя таким же непоследовательным и расточительным, как и Абдул-Меджид.

Султан Абдул-Азиз был приятным в общении человеком, знатоком истории, литературы и музыки. Не родись он султанским сыном, из него мог бы получиться знаменитый писатель или композитор… Но предопределенного, как известно, не изменить – Абдул-Азизу судьба предначертала править и, надо признать, что с этой задачей о