Не успела закончиться эта война, как начались боевые действия на Балканах – коалиция болгар, греков, сербов и черногорцев вторглась на албанские земли и захватили все османские владения на Балканах, кроме Константинополя и его окрестностей. К счастью, сразу же после победы болгары начали воевать против своих вчерашних союзников, что позволило османам вернуть Эдирне и прилегающие к нему земли.[210] В ноябре 1914 года Мехмед V объявил джихад против стран Антанты,[211] так Османская империя вступила в Первую мировую войну, в которой она оказалась среди побежденных, но султан Мехмед до этого не дожил.
23 января 1913 года члены партии «Единение и прогресс», возглавляемые Исмаилом Энвер-беем и Мехмедом Талаат-беем (тогда они еще не были пашами[212]), совершили государственный переворот, в ходе которого был убит военный министр Хюсейн Назым-паша, а великий визирь Мехмед Камиль-паша был заменен на Махмуда Шевкет-пашу, который также занял должности министра иностранных дел и военного министра. В июне того же года Шевкета-пашу убил родственник Назыма-паши, мстящий за его гибель, после чего великим визирем стал генеральный секретарь партии «Единение и прогресс» Саид Халим-паша, а военным министром – Исмаил Энвер, теперь уже получивший возможность именоваться Энвер-пашой. Халим-паша был такой же декоративной фигурой, как и султан Мехмед V. Реальная власть перешла в руки негласного триумвирата, состоявшего из военного министра Энвера-паши, министра внутренних дел Талаата-паши и министра общественных работ Джемаля-паши, назначенного в 1914 году министром военно-морского флота. С конституцией и парламентом трое пашей тоже не считались, они правили, как диктаторы. При всем критическом отношении к трем пашам, нужно отметить, что именно с них началось преобразование архаичной Османской империи в современное турецкое государство. Современные историки любят порассуждать о том, что если бы вместо триумвирата в 1913 году к власти пришел бы единоличный диктатор, то дело могло бы дойти и до основания новой правящей династии, но вряд ли подобная затея могла бы оказаться успешной. Султанат доживал свои последние дни и держался лишь «по инерции», не имея никаких перспектив – разве можно вести речь о новой династии в такой ситуации? Другое дело – занять пожизненно должности великого визиря, военного министра и министра внутренних дел…
Султан Мехмед V скончался 3 июля 1918 года во дворце Йылдыз на семьдесят четвертом году жизни, не дожив до окончания Первой мировой войны и последовавшего за ним падения Османской империи. Недаром же говорят, что «своевременная кончина – благословение свыше».
Трон унаследовал пятидесятидвухлетний шехзаде Мехмед Вахидеддин, самый младший из сыновей султана Абдул-Меджида I. Ему было предначертано стать последним султаном Османской империи, но в момент опоясывания мечом он этого не знал и знать не мог.
Глава 19. Султан Мехмед VI, 36-й и последний правитель
Шехзаде Мехмед Вахидеддин потерял отца в пятимесячном возрасте, а мать, абхазскую княжну Гюлисту-кадын – в четыре года. Заботу о мальчике взяла на себя другая жена Абдул-Меджида, Шайесте-ханым, тоже происходившая из абхазской княжеской семьи. Отношения Мехмеда с приемной матерью складывались непросто, поскольку характер у Шайесте-ханым был властным, а ответственность за вверенного ее попечению шехзаде выливалась в тотальный контроль над ним. В шестнадцатилетнем возрасте Мехмед Вахидеддин начал самостоятельную жизнь, переехав из одних гаремных покоев в другие. Шансы Мехмеда Вахидеддина на занятие трона были минимальными, и потому султан Абдул-Хамид II относился к нему гораздо лучше, чем к Мехмеду Решаду.
Подобно многим султанским сыновьям, Мехмед Вахидеддин интересовался всем понемногу – и музыкой, и литературой, и каллиграфией, и богословием. До поры до времени он не демонстрировал своих амбиций, но с приходом к власти Мехмеда V у него появилась реальная возможность взойти на трон, ведь брат-султан был на пятнадцать лет старше и, в отличие от Абдул-Хамида II, не отличался хорошим здоровьем, поскольку любил поесть и вел малоподвижный образ жизни. Однако между Мехмедом Вахидеддином и троном стоял еще один брат, двоюродный – шехзаде Юсуф Иззеддин, старший сын султана Абдул-Азиза, изменившего порядок престолонаследия именно для того, чтобы передать власть Юсуфу. Юсуфа готовили к правлению с детского возраста. В четыре года он был внесен в списки офицеров (а что тут такого, ведь речь идет о наследнике), в девять лет стал подполковником, в десять – полковником, а в четырнадцать – дивизионным генералом[213] и командующим Первой армией. Отец брал Юсуфа с собой в заграничные поездки и знакомил с правителями иностранных держав, посещавшими Османскую империю… Дело шло к тому, чтобы в доме Османов появился бы султан Юсуф I, но в 1876 году Абдул-Азиза свергли, и двадцативосьмилетний генерал из потенциального наследника трона превратился в «обычного» шехзаде, к которому султан Абдул-Хамид II относился с большой подозрительностью.
При Мехмеде V звезда Юсуфа Иззеддина взошла вновь. Он часто появлялся на публике, выезжал за границу в качестве представителя дома Османов и считался наследником трона. Мехмед Вахидеддин не мог отодвинуть в сторону двоюродного брата, который к тому времени стал фельдмаршалом, а мог лишь только позиционировать себя в качестве наследника второй очереди. В 1916 году Мехмед Вахидеддин добился от Мехмеда V официального назначения II наследником (знал бы он, что до упразднения султаната оставалось всего шесть лет!), что несколько упрочило его позиции. Впрочем, если бы Юсуф стал султаном, то ему никто бы не мешал назначить другого наследника, главное, чтобы кандидатура получила одобрение правящего триумвирата пашей.
Происки Мехмеда Вахидеддина доставляли Юсуфу изрядное беспокойство, несмотря на неоднократные подтверждения его статуса первого наследника султаном Мехмедом V. Юсуф боялся не только того, что султан передумает, но и боялся быть отравленным, ведь в доме Османов при помощи яда не раз решали проблемы. В результате шехзаде-фельдмаршал заработал психическое расстройство, которое привело к самоубийству. Произошло это 1 февраля 1916 года, за два с половиной года до смерти Мехмеда V, и мы, наверное, никогда не узнаем, был ли причастен к смерти кузена Мехмед Вахидеддин.
Джулюс шехзаде Мехмеда Вахдеддина, ставшего султаном Мехмедом VI, состоялся 4 июля 1918 года. Новый султан продемонстрировал свою подчиненность триумвирату пашей, оставив Мехмеда Талаат-пашу в должности великого визиря. Поступить иначе султан в тот момент не мог, но это не означало, что он не хотел править самостоятельно.
Еще в 1917 году Мехмед Вахдеддин сблизился с тридцатисемилетним дивизионным генералом Мустафой Кемаль-пашой, которому было суждено стать могильщиком султаната. Став султаном, Мехмед вернул Кемаль-пашу на должность командующего Седьмой армией, сражавшейся против британских войск в Палестине. Кемаль-паша был вынужден оставить эту должность из-за разногласий с Талаат-пашой, так что поступок султана можно было считать вызовом всесильному великому визирю – мол, хоть ты тут и за главного, но я всё же султан.
Поражение, понесенное Османской империей в Первой мировой войне, положило конец правлению триумвирата пашей и дискредитировало младотурецкое движение. Трое пашей эмигрировали (проще говоря – бежали из страны), партия «Единение и прогресс» самораспустилась, а лидеры младотурков, не успевшие или не пожелавшие уехать, подверглись репрессиям по обвинению в государственной измене и других преступлениях. По правде говоря, многие обвинения представляли собой элементарное сведение счетов, но для нашей истории это не так уж и важно, важно то, что в конце 1918 года к султану вернулась реальная власть, правда ненадолго и с поправкой на то, что во внутренние османские дела, на правах победителей, активно вмешивались Великобритания и Франция.
Поражение в войне также привело к огромным территориальным потерям. По мирному договору, подписанному представителями султана 10 августа 1920 года в городе Севр, от империи отпадали территории площадью свыше миллиона двухсот тысяч квадратных километров, на которых проживало более десяти миллионов человек. Французы получили под управление Сирию с Ливаном, британцы – Ирак, Палестину, Бахрейн, Катар и Кувейт. [214] Аравийским полуостровом стали управлять представители династии Хашимитов,[215] а северной частью Йемена – шиитский имам Яхья бен Мухаммед Хамид-ад-Дин, в 1919 году провозгласивший себя королем. Восточную Анатолию получала Армения, североиранские территории отходили к Великобритании, Смирна с окрестными землями передавалась Греции, Киликия[216] – Франции, а Италии должны были достаться западное побережье Анатолии с Додеканесом. И это не всё – британцы с французами, которым всегда хотелось бо́льшего, планировали создать на турецкой земле государство Курдистан…
Подписание столь унизительного договора и сотрудничество с оккупационными властями, фактически взявшими столицу под свой контроль, нанесло огромный ущерб престижу султанской власти, и без того изрядно потускневшему при младотурках.
О том, какую судьбу уготовили туркам державы-победительницы, можно судить хотя бы по трагедии, произошедшей в середине июня 1919 года в измирском городе Менемен, где греческие солдаты организовали массовое истребление гражданского турецкого населения. Султан Мехмед VI ограничился объявлением в столице восьмидневного траура, то есть, фактически устранился от принятия каких-либо действенных мер.
В сложившейся непростой ситуации лидером турецкой нации стал Кемаль-паша, бывший в то время инспектором Министерства обороны. Он подал в отставку, не желая больше находиться на султанской службе, и призвал народ к борьбе с оккупантами. Наряду с формированием военных отрядов, шла работа по созданию нового, альтернативного, правительства. К концу 1919 года патриоты-кемалисты взяли под свой контроль неоккупированную часть Анатолии, сделав временной (пока что) столицей Анкару, где 23 апреля 1920 года было учреждено однопалатное Великое национальное собрание Турции, председателем которого стал Кемаль-паша. Так в стране возникло двоевластие, впрочем «двоевластие» было сугубо формальным, поскольку власть Мехмеда VI при оккупации стала еще более эфемерной, чем при триумвирате пашей. Султан не разобрался в ситуации и, как говорят любезные его сердцу британцы, «поставил не на ту лошадь», ища опору в поддержке европейских держав, а не в своем народе. За что и был наказан.