– Интересно. Это подошло бы, наверное, для писателя.
– О нет, что вы! Я не писатель!
– А по вам не скажешь, выдумывать вы горазды.
– По правде, один мой хороший знакомый со времен института стал писателем, его книги печатает издательство Кадокава[140], так что он самый настоящий писатель. После того как он перебрался в Токио, не припомню, чтобы он много путешествовал – подозреваю, что он ходит только в ближайший супермаркет да ездит на встречи со своими читателями. Когда я бываю в столице, мы тоже встречаемся – всегда в одном и том же кафе возле его дома, и он всякий раз говорит, что мои истории никуда не годятся. Впрочем, иногда он использует их в своих произведениях. – Кисё рассмеялся.
Александр внимательно посмотрел на него: японцы никогда не казались ему загадочными, и все эти разговоры про непроницаемые лица и вежливую замкнутость азиатов он еще со времен института считал скорее проявлением европейской ограниченности и зацикленности на своих привычках, как будто писать можно только буквами, а за обедом пользоваться исключительно вилкой и ложкой, но за дружелюбной разговорчивостью и почти неизменной улыбкой его собеседника ему сейчас представлялась одна только непроницаемая мгла кружащейся водяной пыли.
– Вам никогда не хотелось где-нибудь остаться?
– В Японии множество прекрасных мест, Арэкусандору-сан, – уклончиво ответил официант.
– Вы же понимаете, что я не об этом.
– Вы про Араи-сан? – Кисё почесал спящую Му за ухом, она сердито фыркнула во сне. – Конечно, мне много где хотелось остаться, и здесь, наверное, я бы хотел остаться больше всего. Но… – Он помедлил.
– Но?..
– Это зависит не от меня, Арэкусандору-сан, – вежливо, но твердо сказал официант. – Когда придет время, я оставлю работу в «Тако» и уеду с Химакадзимы.
– Она расстроится.
– Как и Мацуи-сан, когда уедете вы. – Кисё повернулся к нему: – Вы ведь это понимаете?
Александр опустил взгляд.
– Не подумайте ничего, Арэкусандору-сан, я вас не осуждаю, – продолжал Кисё. – Может быть, так будет лучше, кто знает. Вам же известно, как погиб ее муж?
– Кажется, он утонул в море.
– Верно. Но незадолго до того случая, выпив пару кружек пива в «Тако», он рассказывал, что видел, будто бы рыбы под водой разговаривают друг с другом – совсем как люди. Вроде как на его глазах здоровенная макрель и пятнистая торафугу обсуждали, какие наряды им лучше выбрать на свадьбу лангуста в следующем месяце и стоит ли вообще тратить на обновки такую уйму денег, ведь может статься, до следующего месяца новая невеста лангуста угодит в сеть, как это случилось с предыдущей, бедняжкой, пусть ей будет хорошо во дворце морского дракона. Все, конечно, тогда над мужем Мацуи-сан посмеялись и посоветовали ему не выпивать лишнего перед работой, а уж если выпил, не перегибаться через борт и не вглядываться в волны – мало ли что там может примерещиться. Жене он об этом рассказывать не стал, боялся ее напугать, но советам друзей не последовал – наоборот, как идти в рейс, всегда брал с собой бутылку сакэ или разбавленного виски, а потом, вернувшись на берег, подолгу сидел на бетонных волнорезах и вглядывался в море – ждал, когда хмель из головы полностью выветрится, чтобы не идти домой в таком виде. Муж Мацуи-сан, судя по всему, был не из болтливых, а после того, как приятели подняли его на смех, так и вовсе замкнулся в себе, только и думал, что о бутылке да о своих разговаривающих рыбах, и из рейсов стал часто возвращаться совсем без улова. Мацуи-сан из сил выбивалась, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Он, конечно, и сам понимал, что так дело не пойдет, рыбак ведь живет своим промыслом: нет рыбы – нечем платить за сейнер и за оборудование и недолго оказаться в долгах, а то и вовсе остаться без работы.
– Думаете, он потерял осторожность и вышел в море в тайфун, надеясь поправить свое положение?
– Кто знает… – Кисё улыбнулся. – По слухам, муж Мацуи-сан и вправду вышел в море в разгар шторма, а когда отошел довольно далеко от берега, увидел, что у самого борта сейнера показалась пара тунцов, один из них обернулся, посмотрел на рыбака и говорит другому: «Гляди-ка, это ведь тот самый Рику-кун, который извел добрую половину наших родственников!» Тогда Мацуи-сан не выдержал и сам бросился в море, а сейнер, лишившись управления, налетел на прибрежные скалы. Мацуи-сан очень убивалась по своему мужу: говорят, за год как на десять лет состарилась, но мне лично кажется, она все еще очень привлекательная женщина.
Александр покачал головой:
– Когда вы только успеваете все это придумывать?
Кисё усмехнулся:
– Смерть человека так печальна, Арэкусандору-сан. Это ведь кто-то из ваших европейских писателей сказал, что вместе с человеком исчезает целый мир?
Александр пожал плечами.
– Как бы то ни было, я согласен с этим, ведь даже у простого рыбака есть целый мир, который он уносит с собой в могилу. Большинство людей умирает незаметно, но горе их близких не становится от этого меньше. Разве какая-нибудь необычная история – не лучший способ справиться с этой неизбежностью? – Он повернулся и заглянул Александру в глаза. Потревоженная Му проснулась, поводила из стороны в сторону слепой головой, недовольно чихнула, спрыгнула с колен Кисё и скрылась за углом святилища. Александр заметил, что она прихрамывает на заднюю лапу.
– Не знаю. Вам лучше знать, это же ваши небылицы.
– Погода ухудшается, Арэкусандору-сан, скоро со стороны Окинавы придет большой тайфун. Вы можете верить в то, что это гнев Сусано-о-но-Микото[141], или считать тайфун просто большим тропическим циклоном, но вам правда лучше уехать с острова и переждать его в крупном городе.
– В прогнозе погоды сегодня ничего такого не было.
Кисё вздохнул и поднялся.
– Вас ничем не убедишь, Арэкусандору-сан. У меня на сегодня еще есть дела, поэтому я вынужден с вами попрощаться. – Он поклонился. – Я все же надеюсь, что вы хорошо подумаете и решите прислушаться к моим словам.
Александр неопределенно кивнул в ответ.
– Саё: нара[142], Арэкусандору-сан. Желаю вам хороших выходных. – Он снова поклонился – может быть, чуть ниже, чем того требовала простая вежливость, и поднялся по ступенькам святилища. Александр услышал, как зазвенели брошенные в ящик для пожертвований монетки.
Изуми встретила его на пороге дома: лицо у нее было смущенное и виноватое.
– Арэкусандору-сан… вы так быстро вернулись.
Он снял уличную обувь и удивленно взглянул на хозяйку:
– Дождь на улице становится сильнее. Вы меня как будто ждали, Мацуи-сан?
Она скомкала в пальцах мягкую ткань своей юбки.
– Арэкусандору-сан… к вам тут пришли… – Она неловко и не к месту поклонилась. – Я думаю, может быть, вам не стоит разговаривать с этим человеком?
Он снял куртку, сверху уже совсем мокрую. Изуми забрала ее.
– Вам не стоит разговаривать с этим человеком, Арэкусандору-сан, – повторила хозяйка. – Лучше уйдите, я сама соберу ваши вещи и принесу, куда скажете. «Хаябуса» до порта Кова ходит каждый час, а если ее отменят, можно попросить кого-нибудь из рыбаков довезти. За две с половиной тысячи иен любой из них согласится, это всего лишь в два раза дороже билета в одну сторону… Я вас очень прошу, уезжайте с Химакадзимы.
– Послушайте, Мацуи-сан…
Она тихо то ли вздохнула, то ли всхлипнула. Александр испугался, что сейчас она заплачет, и быстро прошел мимо нее, задев плечом стену коридора и поморщившись от неожиданно резкой боли.
В кухне, как он и думал, его ждал Акио. Изуми заварила ему чай и поставила на стол несколько тарелок со сластями: вараби-моти[143] и печеньем-монакой[144] из воздушного рисового теста. Судя по всему, парень к угощению не притрагивался и даже чай едва ли пил: он сидел за столом, похожий на самурая из фильмов Акиры Куросавы[145]: широко расставив ноги, подперев кулаком щеку и угрюмо уставившись в дверной проем. Александр прикинул, что, хоть Акио и пониже его ростом, зато шире в плечах и явно сильнее – скорее всего, здесь на острове он занимается тяжелой работой. Если он захочет драться, шансы у Александра плохие.
– Оссу![146] – Протянул Акио, увидев Александра. – Давно не виделись, амэрика-дзин.
– Здравствуйте, Игараси-сан. – Александр постарался, чтобы его голос звучал как можно более спокойно. – Только я не американец, я из России.
– Да плевать мне, откуда ты там приперся! – Акио едва не вскочил с места, но сдержался. – Как по мне, лучше бы ты поскорее убрался обратно, и чем дальше, тем лучше, придурок!
– Послушайте…
– Нет, это ты меня послушай! Кто разрешил тебе клеиться к моей девушке?! Ты провожал ее вчера до дома, а?! Ведь провожал?!
Александр почувствовал за спиной движение: Изуми осторожно проскользнула в кухню и теперь переводила испуганный взгляд то на него, то на Акио. Глаза у нее все еще были на мокром месте.
– Вы не беспокойтесь, Мацуи-сан, я его в вашем доме бить не стану, – сказал Акио неожиданно извиняющимся тоном, затем снова взглянул на Александра: – Ну что, амэ-ко[147], пойдем на побережье, выясним отношения? Я знаю там одно тихое место, где нам никто не помешает.
Александр с напускным равнодушием пожал плечами:
– Я не против, Игараси-сан, если вы так хотите выяснить отношения.
Акио криво усмехнулся.
– Акио-кун, – Изуми посмотрела на него умоляюще, – я ведь знала тебя еще ребенком, ты всегда был таким добрым воспитанным мальчиком. Что ты теперь придумал?
– Это мое дело с этим американцем, Мацуи-сан, пожалуйста, не вмешивайтесь, – грубовато, но не слишком уверенно отмахнулся Акио. – Он решил, что может увести у меня мою Томоко! Слышь, придурок, да ты не стоишь такой девушки, как Томоко! Езжай обратно в свою Америку и найди себе там девчонку!