– Про кого?
– Это такой огромный ёкай, он появляется из моря и топит корабли. И чтобы он не утопил корабль, нужно дать ему ковш без дна.
– Вот как…
– Да… тогда он будет без устали черпать ковшом воду и забудет про корабль, – сонным голосом пояснил Такизава. – Из-за всех этих историй я в детстве ужасно боялся моря.
– Надо же…
Такизава помолчал, о чем-то раздумывая.
– Ёрико на нее очень похожа, на мою маму, они обе высокие, а я такой коротышка, в моего отца.
– Вы вовсе не коротышка, Такизава-сан.
– Да бросьте, – он вздохнул, – я и сам знаю, что коротышка. Женщины не любят коротышек.
– Но вас любят женщины, Такизава-сан.
– Да, наверное. – Он немного подумал. – Наверное, женщины любят коротышек, вы правы, Арэкусандору-сан.
Однажды в дождливый и холодный августовский вечер они шли из какого-то заведения, куда Такизава затащил их после работы. Александр оказался единственным сотрудником кредитного отдела, с Такизавой были двое незнакомых ему молодых людей из финмониторинга: судя по тому, как они обращались к Такизаве, его подчиненные. Такизава их друг другу представил, но после нескольких рюмок подогретого вакаямского сакэ[186] в душной и шумной забегаловке их имена начисто выветрились у Александра из головы. Чем дольше он жил в Нагоя, тем больше город напоминал ему лабиринт узких, часто заканчивавшихся тупиками улиц, дремавших днем и просыпавшихся под вечер, когда в спальных районах гасли окна. Александр проводил весь день в офисе неподалеку от центральной станции, и после окончания рабочего дня Нагоя встречала его быстро сгущавшимися субтропическими сумерками, разноцветными вывесками маленьких ресторанчиков и баров и валившим из их отдушин масляным чадом и смехом подвыпивших компаний.
Они шли по улочке, где с трудом бы разъехались двое велосипедистов, мимо залитых светом окон баров, в которых можно было рассмотреть полки с рядами разноцветных бутылок и трудившихся за столами и жаровнями поваров в медицинских масках и с повязанными платками головами, круглосуточных автоматических прачечных и автоматов с холодными и горячими напитками, бульоном даси́[187] в пластиковых бутылках и пачками сигарет[188]. Такизава рассказывал, как господин Симабукуро однажды сложил очень красивого зайца-оригами и положил его на стул начальнице планово-финансового отдела – думал сделать ей сюрприз, а она уселась на рабочее место не глядя и не только раздавила зайца господина Симабукуро, но еще и сама перепугалась, потому что заяц, погибая, издал довольно громкий хруст: Такизава показал, как сминает руками бумагу для оригами, и изобразил, как именно она при этом хрустит. Александру благодаря выпитому сакэ эта история показалась ужасно смешной, и ему пришлось остановиться и отдышаться, чтобы идти дальше. Подчиненные Такизавы тоже от души хохотали, и Александр подумал, что они, должно быть, искренне любят своего начальника.
– А еще у зайца-оригами острые уши, – Такизава поднял вверх два пальца, – ведь их делают из плотной бумаги, а юбка госпожи начальницы планово-финансового отдела…
– Ээй, сарари-сан[189], не хочешь немного поразвлечься?
Александр вздрогнул и обернулся на голос. В узком дверном проеме, прислонившись к стене, заклеенной афишами муниципальных выборов и нового фильма по манге «Стальной алхимик», стояла, запрокинув назад голову, девушка в фуражке, топе и мини-юбке, имитирующих полицейскую форму. На ногах у нее были полусапожки на высоком каблуке, но даже в них девушка казалась крохотной – Александру вспомнились куклы из популярного анимэ-магазина HobbyParadise[190]. Несмотря на то что над дверью заведения горели несколько фонариков, дверной проем был погружен в темноту: видно было только пару выщербленных деревянных ступеней узкой лестницы, ведущей на нижний этаж.
– Ну-у… – Повторила девушка и призывно покачала ногой. – Зайдете, мальчики?
Александр мельком взглянул на спутников Такизавы: судя по выражениям их лиц, они были не прочь зайти, но стеснялись в этом признаться при своем начальнике и иностранном коллеге.
– Такизава-сан… лучше пойдемте отсюда.
– Сколько тебе лет? – Спросил Такизава у девушки. – А?
Она презрительно скривила ярко накрашенные губы:
– Столько же, сколько твоей дочери, сарари-сан! Хотел когда-нибудь трахнуть свою дочь?
Александр осторожно дотронулся до плеча Такизавы и потянул его за рукав, но тот, похоже, нисколько не обиделся.
– Моя дочь не стала бы этим заниматься.
– Конечно, ты ведь покупаешь ей всякие игрушки! – Девушка выпрямилась и скрестила на груди руки, и теперь было видно, что ей и вправду не больше шестнадцати и она похожа на школьницу, нарядившуюся в нелепый костюм и накрасившуюся маминой косметикой. – Я тоже хочу такой же телефон, как у твоей дочери! Ей ведь не приходится стоять на улице с вечера до утра и зазывать таких, как ты, а?
– Вот оно что… – Такизава вытащил из кармана новенький айфон – Александр помнил, как совсем недавно он хвастался им перед коллегами, – помешкав, вынул из него сим-карту и протянул айфон девушке: – Тогда на, возьми.
Девушка взглянула на айфон и нерешительно протянула к нему руку – ее кисть зависла в воздухе. Александр уставился на ее чуть подрагивавшие пальцы с длинными неоново-розовыми ногтями.
– Возьми, – повторил Такизава. – Пароль тридцать один, двенадцать, девяносто пять – просто запомнить.
– Что это за пароль такой? – Хмуро спросила проститутка.
– День рождения моей девушки. Она родилась под самый новый год, – говорят, тогда шел сильный снег, поэтому кожа у нее белая, как снег. Ну и характер, честно говоря… Ну так что, возьмешь?
Она молчала, раздумывая.
– Если я найду в нем телефон твоей девушки, я позвоню ей и скажу, что ты ходишь к проституткам, сарари-сан.
– Вот как…
– Начальник Такизава, – робко вмешался один из молодых людей. – Если вы отдадите ей телефон, она все равно продолжит заниматься своей грязной работой.
– Заткнись! – Огрызнулась девушка. – Я видела, как ты смотрел – ты бы с удовольствием засунул свой член мне в рот!
Парень густо покраснел. Она быстрым движением схватила айфон и заткнула его за украшенный стразами пояс своей мини-юбки.
– Будем считать, на сегодня я свое отработала. А ты приходи, когда захочешь, я тебя обслужу бесплатно, сарари-сан, и так уж и быть, не стану звонить твоей девушке. – Она чмокнула Такизаву в щеку. Александр заметил, что для этого ей даже не пришлось приподниматься на цыпочки.
– У вас ведь нет дочери, Такизава-сан, – сказал Александр, когда они отошли достаточно далеко. – Зачем вы отдали ей свой телефон?
– Соо нан дэс нэ[191]… – Такизава улыбнулся и двумя пальцами потер пятно помады на своей щеке. – Действительно… но я все-таки думаю, это была хорошая девушка, а телефон я себе новый куплю, у этого все равно камера была так себе.
– Ну ничего себе, так себе! Вы ведь говорили, у этого айфона – самая лучшая камера, начальник Такизава!
– Нет-нет, я ошибался. – Такизава рассмеялся. – Вчера я сфотографировал им Ёрико, и она страшно рассердилась и потребовала удалить фотографии! Сказала, что у нее на них некрасивый нос, хотя я ничего такого не заметил, но ей-то виднее. Вообще-то у Ёрико прекрасный нос, маленький и аккуратный, как у настоящей фотомодели. Так что я не хотел, чтобы этот дурацкий телефон уродовал лицо моей Ёрико, вот и отдал его! Я на самом деле давно уже думал, кому бы его отдать.
– Вы всегда так говорите, начальник Такизава!
– И совсем не всегда! Хотите сказать, что я каждый вечер отдаю свои вещи незнакомым людям?
Подчиненные Такизавы снова рассмеялись. Накрапывал мелкий дождь, но от выпитого сакэ и быстрой ходьбы было тепло, и Александр слегка ослабил узел галстука: прохладный воздух скользнул по шее, как пальцы молодой женщины. Такизава, как будто уже забыв о произошедшем, рассказывал очередную историю про то, что один из начальников господина Симабукуро, когда тот только начинал работать в банке, очень любил все европейское, но по какой-то причине терпеть не мог окинавцев и однажды поинтересовался у господина Симабукуро, не с Окинавы ли тот. Господин Симабукуро ответил, что среди его предков был один голландец с точно такой же фамилией, и впоследствии ее для удобства записали иероглифами, но в действительности фамилия у него совсем не окинавская, а самая настоящая голландская. Пожилой начальник поверил ему и даже стал покровительствовать молодому талантливому сотруднику, пока на одном корпоративном празднике господин Симабукуро, выпив лишнего, не сказал вместо «аригато: гозаимасу» окинавское «нихэ: дэ: биру»[192], чем и выдал себя с головой. Начальник, правда, оказался человеком с юмором и простил господина Симабукуро, а то пришлось бы тому, может быть, искать работу на почте или в комбини.
– Такизава-сан… – Тихо позвал Александр.
Такизава не ответил: он спал, до подбородка укутавшись в плед и уронив голову на грудь, растрепанные волосы полностью закрывали его лицо. Александр осторожно поднялся со своего стула, выключил лампу над котацу и улегся на жесткие татами рядом с футоном, на котором спала Кими. В комнате благодаря теплому котацу было не слишком холодно. Откуда-то едва ощутимо тянуло сквозняком, тихо цвиркало какое-то насекомое. На улице шумел ливень: рёкан был отделен от побережья двумя рядами домов, поэтому отсюда не было слышно, как скрипят и сталкиваются друг с другом бортами рыболовецкие сейнеры и лодки. Александр закрыл глаза. Завтра же он и Такизава-сан уедут с острова на первом утреннем пароме, а если не будет парома – договорятся с каким-нибудь рыбаком, и за две с половиной тысячи иен он отвезет их в Кова на своей пропахшей рыбой лодке. Завтра как раз понедельник – если повезет, можно будет сразу же договориться о встрече с господином Канагавой.