– О нет! – Кисё рассмеялся. – Благодаря нашему другу Александру-сану (он произнес имя Александра неожиданно четко, почти без характерного японского акцента) с господином Ёсикавой в тот вечер ничего не произошло, хотя он и хватил изрядно лишнего и, как говорится, дразнил своим поведением злых духов, которые целой толпой слетаются к пьянице, стоит им учуять запах спиртного в его дыхании.
– Сейчас вы еще что-нибудь придумаете, Кисё. – Александр бросил взгляд на Томоко: она слушала с интересом, и на щеках у нее даже появился едва приметный румянец. В мешковатой одежде Кобаяси-тян и с непричесанными волосами она почему-то казалась ему намного красивее, чем когда они вместе вели Кисё к дому ее тети, – с того дня прошло не больше недели, но у Александра было ощущение, что он на Химакадзиме уже очень давно, а теперь еще этот холодный фронт с Хоккайдо…
– Честное слово, я говорю вам чистую правду! – Кисё состроил невинное лицо. – Ваш друг Такизава-сан рассказывал, что собственными глазами видел, как вокруг этого незнакомого ему молодого человека плавали в воздухе какие-то полупрозрачные тени, похожие на морских угрей или кальмаров, и именно они обвились вокруг его запястий и прилепились к ограде моста, так что друзьям никак не удавалось оттащить его от перил – так сильно, как им казалось, он в них вцепился.
– Вот как…
– Вот именно! – Кисё взмахнул палочками, как бы призывая в свидетели подвешенных под потолком сушеных фугу, манэки-нэко, которая сейчас не качала лапой и сидела смирно, и стоявшего в углу деревянного Хотэя. – Неужели вы думаете, что пьяный человек по собственной воле роняет вещи, падает на землю и засыпает в обнимку со столбом, уверенный, что лежит в собственной постели? Да любой пьяница скажет вам, что это не так!
Александр хотел было возразить, но вместо этого уставился на Кисё с открытым ртом, не зная, что на это сказать.
– Вот видите, – Кисё кивнул, как бы соглашаясь с собственными словами, – а если какой-нибудь сарари-ман сам никогда бы не бросил свой новенький кожаный портфель с важными документами прямо в мутную лужу, не стал бы обниматься со столбом и кричать полицейскому: «Эй, господин Подсолнух[210], как сегодня обстоят ваши дела?! Много ли нарушителей поймали?!», так вот, если бы этот человек даже в страшном сне не мог себе представить, что он вытворяет подобное, то всю вину следует списать на злых духов, и дело с концом.
– Вот только злого духа нельзя арестовать и заставить заплатить штраф за нарушение общественного порядка, – подыграл Александр.
– Тут уж ничего не поделаешь, кто-то ведь должен отвечать, к тому же тот, кто хватил лишнего, тоже виноват – если бы он вовремя остановился, ничего такого бы не произошло.
– Так, значит, по-вашему, этого Ёсикаву затащили на фонарь злые духи?
– Я не знаю, Арэкусандору-сан, я ведь только со слов господина Такизавы это вам передаю. Он сказал, что молодой человек вообразил, будто светящиеся шары можно запросто снять и унести к себе домой – может быть, виной всему было спиртное, или Ёсикава-сан в детстве тоже представлял себе, что это самое настоящее дерево, а фонари казались ему райскими персиками бессмертия[211], или он просто хотел позабавиться и сбросить их в реку, чтобы посмотреть, как они будут плыть вниз по течению, – так или иначе, но он действительно полез на фонарный столб. Надо сказать, Ясуда-сан, этот столб совсем не похож на настоящее дерево, а походит скорее на вязанку толстых металлических прутьев, с которых запросто можно сорваться или, наоборот, застрять между ними, так что придется вызывать спасателей, а тут уж не отделаешься от штрафа и ночи в полицейском участке.
Александру мучительно хотелось прикоснуться к Томоко: вполуха слушая рассказ Кисё, он вспомнил, как обнял ее на старой пристани – они оба промокли и замерзли, и Томоко – неужели она и вправду хотела броситься вниз? Она ведь не могла не знать, что с ней будет, – у пристани неглубоко, и, скорее всего, она бы не утонула мгновенно, а прибой раз за разом относил бы ее в море и ударял об острые камни, пока ее лицо не стало бы совершенно неузнаваемым, как у той девушки, бросившейся в Токийский залив с Радужного моста. Неужели она и вправду на это решилась? Из-за ссоры с этим олухом Игараси? Быть такого не может.
– Так вот, когда Ёсикава-сан уже начал карабкаться на фонарь, отталкивая руки пытавшихся помочь ему коллег, наш Арэкусандору-сан не растерялся и, обхватив его поперек туловища, оторвал-таки от железного столба, так что они вместе упали на мост…
– Кисё, постойте! – Спохватился Александр.
– …и молодого человека вырвало прямо на новый костюм Арэкусандору-сана, – безжалостно закончил Кисё.
Томоко звонко рассмеялась и даже пару раз хлопнула в ладоши.
– Простите меня, Арэкусандору-сан! – Она дотронулась кончиками пальцев до его плеча, не переставая смеяться. – Просто это… правда…
– Да-да, я знаю, это очень смешно.
– Здесь нечего стыдиться. – Кисё с сожалением заглянул в свою опустевшую чашку. – Надо же, кофе закончился, а спать все равно хочется. Вы хорошо поступили, Арэкусандору-сан, ведь если бы не вы, с этим молодым человеком могло произойти в тот вечер большое несчастье.
– Вы действительно так думаете? – Угрюмо переспросил Александр.
– О да, Арэкусандору-сан, я действительно так думаю. Наверное, я положил в него недостаточно сахара. – Официант оторвался от рассматривания кофейной гущи и поднял глаза: на лице его не было заметно и следа веселости, только сильная усталость и еще что-то, от чего Александр почувствовал странную дурноту, вроде той, которую испытываешь, наклонившись над глубоким колодцем или заполненной водой горной расщелиной.
Проводив Томоко до дома, Александр решил вернуться в «Аваби». Ночная темнота уступила мутному серому рассвету, а облака висели так низко, что их рваные края цеплялись за столбы электропередачи. В рёкане его встретила та же девушка в синей юкате, со скучающим видом листавшая японско-английский разговорник. Увидев Александра, она с трудом выговорила:
– Уэ: ру: ка: му[212].
– Я говорю по-японски, – успокоил ее Александр.
Девушка улыбнулась (может быть, даже слишком сердечно для обычной вежливой улыбки):
– Как замечательно, а то у меня никогда не получалось с английским. – Она закатила глаза: – Кирай да кара, мури дэсу[213]. Хозяин говорит, если не выучу английский, он меня уволит, вот только где еще он найдет симпатичную девушку, которая согласится сидеть здесь целыми днями за такие-то деньги. Да и к тому же к нам приезжает не так много западных туристов.
– Я бы хотел увидеть Такизаву-сана из… – Александр запнулся, поняв, что не знает, какой именно номер снял Такизава.
– А, из люкса. – Она энергично кивнула: – У нас люкс один всего. Этот господин Такизава такой милый! Так он ваш друг?
– Да… по правде сказать, мы просто коллеги…
– Он такой классный, интересно, у него есть девушка? – Она хихикнула. – Он мне подарил брелок.
Она пошарила рукой на полочке стойки ресепшна и протянула Александру на раскрытой ладони маленького фарфорового кролика в очках и деловом костюме. Вместо носа и пуговиц у кролика были крохотные стразы. Банк заказал эти брелоки к какому-то корпоративному празднику, женщины от них были в восторге, и Александр часто видел кролика прицепленным к дамским сумочкам. Такизава, видимо, воспользовался служебным положением и взял себе сразу несколько штук – теперь выяснилось, с какой целью.
– Миленький, правда?
– Да, очень.
– Он вроде как для сумочки, а у меня и сумочки-то нет, – она снова хихикнула, показав неровные зубы: два передних были крупноваты, из-за чего она сама немного смахивала на кролика, – только рюкзачок. Прицеплю его на рюкзачок, как думаете, хорошо будет смотреться?
– Да, думаю, просто отлич…
Закончить он не успел, потому что пол под его ногами вдруг поплыл в сторону, как будто они находились на палубе «Хаябусы». Александр на мгновение подумал, что ему это просто кажется от недосыпа, сейчас он упадет и уснет прямо в лобби, но, увидев, как расширились от ужаса глаза его собеседницы, понял, что дело не в его усталости. В следующую секунду земля вздрогнула и просела, он услышал, как что-то упало с глухим стуком – видимо, ваза с икебаной при входе. Девушка взвизгнула, выронила кролика и схватилась обеими руками за край стойки. Пол вздрогнул еще пару раз: подняв глаза, Александр увидел раскачивавшуюся под потолком круглую бумажную люстру с нарисованными на ней морскими волнами. В следующую секунду все прекратилось. Опершись ладонью на край стойки ресепшна, он перевел дыхание.
– Кончилось? – Неуверенно спросила девушка.
Александр в ответ покачал головой:
– Не знаю…
– Миюки-тян[214], вы в порядке?!
Александр обернулся и увидел Такизаву, бодро сбежавшего вниз по небольшой лестнице, которая вела из лобби в длинный коридор с номерами. На Такизаве были брюки, белая рубашка, криво повязанный галстук и перекинутый через руку пиджак – видно было, что одевался он в спешке. Подойдя ближе и заметив лежавшего на полу кролика, он поднял его и протянул девушке. Та молча кивнула, с видимым усилием оторвала руку от края стойки, забрала брелок и сжала его в кулаке. Костяшки пальцев у нее побелели от напряжения.
– Охаё: годзаимасу, Арэкусандору-сан! – Такизава поклонился. Глаза у него были покрасневшие и слезились. – Очень рад, что вы вернулись. Немного потрясло, да?
– Да уж… – Пробормотал Александр. – Доброе утро, Такизава-сан.
– Ужасно боюсь землетрясений. – Миюки поежилась, как от холода – впрочем, в лобби и вправду было прохладно. – Один раз прямо на мой день рождения случилось, в Сэндае тогда много людей погибло