[230] и всем его чертям! Да и сейнер твой – старая посудина, одно название, что корабль, его если и утопишь – невелика беда!
Рыбак Нагасима, по всей видимости, его проклятий не слышал: стены и стеклянные двери порта почти не пропускали звуков, и внутрь доносился только шум прибоя, как будто он был очень далеко, а не в нескольких метрах от них. А может, ему и вовсе надоело сидеть на скамейке и спорить с работником порта и он уже давно ушел по своим делам.
– Аа, да что ж ты будешь делать! – Акио тяжело опустился рядом с Александром на скамейку. – В Западном порту ни души, а здесь, как назло, старик Нагасима со своими рассуждениями, а как дойдет до дела – хрен от него чего дождешься, только болтать горазд! Не зря мой батя всю жизнь терпеть его не мог и никогда не ходил с ним в рейсы. Эх, был бы у меня собственный сейнер…
– Не ожидал, что вы, Игараси-сан, захотите уехать с Химакадзимы, – заметил Кисё.
– Да не во мне дело! – Акио махнул рукой, едва не задев Александра по уху. – Я беспокоюсь за Томоко, хорошо бы ей вернуться в Токио, там сейчас всяко спокойнее. Предки ее небось страх как волнуются.
– Ясуда-сан… она… – Начал было Александр и запнулся.
– Эй, ты чего это, амэрика-дзин-сан, а? У тебя что, какие-то дела с моей девчонкой?
– Да нет, ничего… – Пробормотал Александр. – Я просто подумал…
– Она что, рассказала тебе, что мы немного повздорили? – Уже спокойнее поинтересовался Акио. – Ну да, было дело, маленько поругались, с кем не бывает, кто же никогда в жизни не ссорился со своей девчонкой?
– Я… по правде сказать, я не знаю. – Александр порадовался про себя, что ему не нужно смотреть Акио в глаза.
– А ты как думаешь, Такизава-кун?
– Да, пожалуй, вы правы, Игараси-сан. – Такизава невесело улыбнулся и сделал пару глотков латте. – Фу, какой сладкий! Как вы это пьете, господин Камата?
Александру вспомнилось, как они познакомились: Такизава зашел в их отдел за консультацией господина Канагавы, но начальника на месте не оказалось, и Такизава, окинув рассеянным взглядом офис, присел напротив Александра на краешек стула для клиентов.
– У меня очень срочный вопрос, – пояснил он извиняющимся тоном и поклонился, крепко прижимая к груди толстую папку с документами, – если вы не возражаете, я подожду господина Канагаву здесь. Меня зовут Такизава, Такизава Рюноскэ, как писателя, только вот все мои сочинения – это… – Он выразительно кивнул на папку.
Потом они случайно встретились спустя несколько дней: Александр решил после работы пройтись по торговому центру на центральной станции «Нагоя» и заметил нового знакомого в магазине «Республика Донгури»[231]: Такизава задумчиво рассматривал большого рыжего кота-автобуса, внутри которого ползали дети.
– Добрый день, Такизава-сан! – Поздоровался Александр.
Тот вздрогнул от неожиданности и повернулся к нему:
– А, это вы… простите меня…
– Александр.
– Аа, да, Арэкусандору-сан… у вас такое сложное имя, – он смущенно улыбнулся и потер переносицу, – извините меня. Вам, наверное, японцы такое часто говорят.
– Я уже привык, не беспокойтесь, Такизава-сан.
– Аа… – Такизава, похоже, продолжал раздумывать над чем-то своим. – Это очень хорошо, что мы встретились, Арэкусандору-сан, вы, может быть, сможете мне помочь. – Он обвел жестом полки с игрушками – в основном плюшевыми лупоглазыми Тоторо, черными кошечками из «Ведьминой службы доставки» и рыбками Поньо. – Я выбираю подарок для моей девушки. Даже не знаю… по правде сказать, я уже дарил ей и Тоторо, и кошку, и кружку с Тоторо, и кружку с кошкой, но, кажется, она ими совсем не пользуется.
Александр хотел ответить, что если его девушка старше четырнадцати лет, то в этом нет ничего удивительного, но вовремя спохватился и протянул индифферентное «Соо нан дэс нэ…».
– Вот, может быть, эту? – Он взял с полки небольшую игрушку.
– Это же тоже Тоторо, – покачал головой Александр.
– Но он синий. – Такизава вздохнул и вернул игрушку на место. – По правде сказать, мне нужно выбрать подарки для двух девушек, а я не слишком хорошо умею это делать. Однажды вышло так, что у девушки, которой я подарил упаковку итиго-дайфуку[232], оказалась аллергия на клубнику, так она вся красными пятнами покрылась. А если дарить им шоколад, они, знаете ли, часто его не едят, потому что боятся поправиться. Вообще, девушки больше всего любят плюшевые игрушки и канцелярскую продукцию, так что можно подарить им по блокноту или по набору закладок. Главное, не дарить косметику и духи – тут никогда не угадаешь, что они предпочитают.
– А говорите, что не разбираетесь! – Искренне удивился Александр.
– Да уж… – Такизава еще раз обреченно вздохнул и почесал синего Тоторо за ухом. – Выпьете со мной, Арэкусандору-сан? Здесь наверху есть одно отличное заведение, только давайте сразу договоримся, что, раз я пригласил вас, то мне и счет оплачивать.
– Договорились, Такизава-сан.
– Ээ, да ты что-то совсем скис, Такизава-кун. – Акио слегка пихнул своего соседа в бок локтем. – Так расстроен, что не получится уехать из нашей дыры? По правде сказать, я тебя понимаю.
– Господин Такизава просто немного простудился, – поспешно ответил Кисё. – Я прав, господин Такизава?
– Я все думаю о моей Ёрико, – задумчиво, ни к кому конкретно не обращаясь, проговорил Такизава. – Она, наверное, на работе… с начальником Симабукуро. У них сейчас как раз должен быть перерыв на кофе.
– Ээ, так ты о девчонке своей думаешь! – Акио хлопнул себя ладонью по колену. – Да не боись ты, ну подождет она тебя денек-другой, больше радости будет, когда снова увидитесь. А кто этот Симабукуро?
– Да так… – Такизава вздохнул и молча отпил еще латте.
– По Эн-Эйч-Кей передавали, что, после того как студент Токийского университета взял себе в жены лисицу из зоопарка в Уэно, – будничным тоном сообщил Кисё, – другой человек женился на тануки то ли из Хинохара, то ли из Косуге[233] – думал, раз уж кому-то так повезло с кицунэ[234], так уж с тануки он точно не прогадает, у них ведь нрав не в пример спокойнее. Жена, правда, из тануки вышла никудышная: мало того, что грубиянка и неряха, так еще и выпивала тайком от мужа, так что стоило ему чуть задержаться на работе или отдохнуть в пятницу с коллегами, женушка его успевала так набраться, что ее бывало не добудиться. Однажды она чуть было не спалила квартиру, оставив на плите вариться яйца для одэна[235] и уснув в комнате с бутылкой сакэ в обнимку: вода из кастрюльки вся выкипела, а скорлупа яиц почернела, как если бы их бросили в костер. Обнаружив это по возвращении домой, мужчина стал ее стыдить, а она возьми да и скажи, что яйца-то вышли точь-в-точь как у ее папаши и четверых братьев, запустила ими напоследок в голову своего муженька и ушла жить обратно в лес к своей семье.
– Ну и мастер же ты врать, Камата! – Засмеялся Акио. – В лисицу из зоопарка Уэно я еще мог поверить, но чтобы взять из леса блохастую тануки! Что же она, попала в него этими палеными яйцами?
– Она ведь была сильно пьяна, Игараси-сан, – Кисё развел руками, – так что промахнулась. У этого человека, правда, осталось от тануки двое детей, так что ему пришлось одному о них заботиться, но он этому был даже рад: у мамаши-то они вечно ходили сопливые и голодные, к тому же она частенько забывала забрать их из детского сада, так что дело дошло до того, что воспитательница стала писать возмущенные письма его начальству. О дальнейшей судьбе этой женщины ничего не известно, а ее дети, должно быть, сейчас уже пошли в среднюю школу.
Александр снова подумал об Изуми: он ушел из дома еще вчерашним утром и не возвращался на ночь – она небось с ума там уже сходит от беспокойства и просидела всю ночь за бутылкой «О́ни-короси», дожидаясь его, а сегодняшнее небольшое землетрясение могло ее до смерти напугать. Может даже статься, что Исида из лавки подержанных вещей заявился ее утешать, вот только едва ли от его утешений будет много толка. Скорее наоборот.
– Наверное, тот мужчина просто не подходил той женщине, вот она и запила с горя, – сказал Такизава. – Возможно, если бы он возвращался с работы пораньше и не проводил так много времени с друзьями, из нее бы получилась не такая плохая жена.
– Ээ, да ты, смотрю, и сам бы от тануки не отказался! – Весело заметил Акио. – Говорят, кстати, что они отличные любовницы!
– Мне бы нужно вернуться домой. – Александр чуть привстал со скамейки. – Моя хозяйка, наверное, беспокоится.
– Точно, ты же живешь у Мацуи-сан. – Голос Акио потеплел. – У мамаши Изуми, как мы ее в детстве называли.
– Вот как… – Александр снова сел, ожидая, что еще он скажет. – «Мамаша Изуми», значит?
– Ну да. – Парень провел пятерней по волосам, как будто пытаясь разворошить свои воспоминания. – Помню, я был тогда еще совсем мелкий, в младшей школе учился, а она часто угощала нас чем-нибудь сладким – специально так подгадывала, чтобы идти в магазин как раз, когда малышня возвращалась по домам с занятий. Кому что от нее доставалось, как-то раз она дала мне персиковое уйро[236] из «Судзумэ», так мне до сих пор кажется, что это было самое вкусное, что я ел в своей жизни, хотя, наверное, мы просто были не избалованы всякими подобными вещами, а под конец школьного дня я готов был съесть не то что уйро, а даже какой-нибудь засохший рисовый колобок или козью какашку.
– Ээ, козью какашку?! – Удивился Такизава.
– Ну это я так сказал, чтобы вы поняли, какой у меня был зверский голод, так что когда мы видели шедшую нам навстречу мамашу Изуми, то все наперегонки бежали к ней, а я, понятное дело, подбегал самый первый, и, бывало, не успевал вовремя остановиться и с разбегу вреза́лся в ее колени. Она тогда смеялась, клала мне руки на плечи и говорила, что, если дальше так пойдет, я стану знаменитым сумотори