– Быстрее!
– Что? – Испуганно повторила Изуми.
Александр услышал нарастающее шипение – как будто волна накатывается на песчаный берег, только намного громче.
– Полезайте на дерево, скорее!
– Что?!
Он подтащил ее к упавшему стволу, вскарабкался на него и помог Изуми, которая одной рукой мертвой хваткой сжимала свое шерстяное покрывало. Она наконец очнулась от шока и стала покорно выполнять его указания.
– Ну же!
– Я боюсь! Я в детстве никогда не лазала по деревьям!
– Не бойтесь, Мацуи-сан, я с вами! – Ляпнул Александр первое, что пришло ему на ум.
– Ну хорошо… – Она неожиданно легко согласилась.
– Да быстрее же!
– Да-да, я стараюсь изо всех сил, Арэкусандору-сан!
– Снимите туфли!
– Но это совершенно новые туфли! Я их специально надела, вдруг что…
– Быстро сняла, я сказал! – Рявкнул Александр.
Изуми скинула с ног туфли (конечно, они были ей немного велики[267]), и они упали на аккуратно подстриженную траву внизу – две хорошенькие лакированные европейские туфельки, – наверное, она долго на них копила и, когда уже накопила, все присматривалась и не решалась купить, подходила к витрине магазина и замирала от счастья, что скоро они будут принадлежать ей. Шум воды совсем близко: волна, перепутавшая город с пляжем, была уже за оградой сада. Голос из системы оповещения продолжал повторять свое «нигэро-о!», но уже без прежней настойчивости.
– Давайте, тут совсем немного! – Он протянул ей руку, и Изуми схватилась за нее.
Они вскарабкались по стволу довольно быстро: на счастье, персик был достаточно высоким, чтобы при падении достать до крыши. Выпутываясь из его гибких ветвей, в которых кое-где поблескивали серебристые нити оборванной паутины, Александр вдруг ощутил, что дерево что-то толкает, будто пытаясь окончательно выкорчевать его из земли. Посмотрев вниз, он увидел воду – правда больше это походило на движущуюся кучу всякой всячины: кусков досок и пенопласта, между которыми тут и там проглядывала черная от поднятого с морского дна ила вода, одежды, вытряхнутой из шкафов, перепутанных рыбацких сетей и поплавков, пластиковых бутылок и кухонной утвари, садовых инструментов и детских игрушек; краем глаза Александр заметил белую микроволновку и какой-то флаг – видимо, с соревнований в местной средней школе.
– Быстрее, Мацуи-сан!
– Да-да, Арэкусандору-сан, я сейчас! Я уже!
Спрыгнув на покатую крышу и с трудом удержав равновесие, Александр помог спуститься Изуми. На лице у нее краснела полоса, оставленная одной из ветвей персика.
– Ну вот… вот и все…
Она прижалась к нему, обхватив обеими руками, и вдруг разревелась: громко, с протяжными всхлипываниями, как плачут обычно дети.
– Ну что вы, Мацуи-сан, все в порядке. – Александр забрал у нее шерстяное покрывало и накинул ей на плечи. – Все хорошо.
– Я думала, что вы никогда не придете! – Рыдала Изуми, перекрикивая шум прибывающей внизу воды. – Я думала, что вы бросили меня!
Крона персика вздрогнула и медленно перевернулась. У Александра похолодели руки. Что, если дом Изуми недостаточно высокий или недостаточно крепкий, чтобы выдержать все это? Александру вспомнился Кисё в синей юникловской куртке, стоящий возле фонарного столба, запрокинув вверх голову. Высота цунами в этой области в две тысячи одиннадцатом году достигла шести метров. Страшно подумать, сколько рыбы тогда погибло. Он прижал к себе плачущую женщину.
– Все будет хорошо, Мацуи-сан. Я с вами.
Персиковое дерево еще немного съехало с крыши, прошуршав листьями по кровле, а потом с последним протяжным стоном рухнуло вниз, увлекая за собой осколки черепицы и часть водостока, скрылось на мгновение в мутной воде и спустя некоторое время вновь показалось на поверхности, и волна цунами потащила его прочь вместе с другими трофеями. Александр с Изуми устроились на коньке крыши, придерживая друг друга, чтобы случайно не упасть. С неба моросил противный мелкий дождь. Изуми отдала Александру часть своего покрывала, и он с наслаждением в него завернулся: покрывало приятно кололось и пахло домашним уютом и спокойствием. Вода внизу все прибывала: сада и его ограды уже давно не было видно, первые этажи окружающих домов скрылись в равномерно движущейся горе мусора, который какие-то часы назад еще составлял чей-то привычный быт, предмет гордости или дорогие воспоминания: огромная темная волна с ревом сминала и поглощала все на своем пути, превращая все в бесполезные, безликие обломки и обрывки, которые бездумно волокла все дальше и дальше, чтобы потом без сожаления бросить и равнодушно отступить обратно в море. Мимо их крыши проплыл, переворачиваясь, большой красный Дарума с закрашенным левым и пустым правым глазом.
– Чье-то желание не исполнится, – тихо сказала Изуми. – Как жаль…
Александр вместо ответа погладил ее по плечу.
– Вы меня простите, Арэкусандору-сан. Простите, пожалуйста.
– За что, Мацуи-сан? – Удивился Александр.
Она немного помолчала, потом смущенно ответила:
– Я ведь, когда все это началось, сначала и не поняла ничего. На кухне сидела, все вас дожидалась… наверное, я задремала, а потом телевизор вдруг перестал работать: я глаза открываю, а он на полу валяется, как будто его столкнул кто. А потом пол начал дрожать и все с полок полетело – так было страшно! Так я побежала в вашу комнату и стала искать ваши документы, вы же на работу собирались устраиваться в Нагоя… – Изуми еще помолчала. – Я и подумала, как же вы там будете – без документов.
Александр вдруг неожиданно для самого себя расхохотался. Изуми, похоже, на его реакцию немного обиделась, и выражение лица у нее стало точь-в-точь как у обиженной маленькой девочки.
– Вы меня простите, Арэкусандору-сан, я все ваши вещи переворошила.
– Да неужели! – Александр, не переставая смеяться, встряхнул ее за плечи. – Что же мне теперь делать, Мацуи-сан?! Как нехорошо: хозяйка роется в вещах своего постояльца! Ай-яй-яй, я напишу на вас отрицательный отзыв на туристическом сайте! Или, может быть, мне даже следует заявить на вас в полицию?
Изуми уставилась на него широко распахнутыми глазами, а потом и сама начала смеяться – сдержанно, как обычно смеются японские женщины. Постепенно ее смех перешел во всхлипывания, и она опять расплакалась – на этот раз, правда, быстро с собой справившись.
– А как ваши документы нашла, сдернула покрывало с кровати и выбежала из дома, а там Исида – говорит мне, не придет твой постоялец, сдурела ты, старая майко, скорее беги наверх, сейчас начнется светопреставление.
Она дотронулась до кармана своего фартука – там что-то едва слышно звякнуло.
– Даже за руки меня хватал, старый развратник, но я его послала куда подальше. А потом вы пришли.
– Конечно, пришел, Мацуи-сан. Разве же мог я вас одну оставить?
Вода внизу продолжала подниматься, но пока не доставала до их крыши. Некоторые дома, находившиеся в низине неподалеку, уже почти скрылись в бурлящем потоке: в один из них врезался принесенный из порта большой рыбацкий сейнер, и цунами с тупым упорством пыталось протащить его прямо сквозь здание. металлический нос сейнера смялся в гармошку, как будто был сделан из тонкой фольги, и от стены дома в воздух поднимались клубы бетонной пыли: в конце концов волна преодолела препятствие, со скрежетом протащила корабль по крыше дома, опрокинула его набок и поволокла дальше.
– Как вы думаете, Арэкусандору-сан, мы умрем?
– Ну что вы, Мацуи-сан, – возразил Александр, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно, хотя в действительности никакой уверенности он не испытывал. – Конечно же, мы не умрем. Нас обязательно спасут.
– Соо нан дэс ка… это хорошо. – Изуми прижалась к нему покрепче, не отрывая взгляда от беснующейся вокруг стихии. Кое-где из мешанины изломанных и искалеченных предметов с хлопками вырывались белые гейзеры бытового газа. – Знаете, я часто думала, что мой Рику чувствовал, когда тонул в тот ужасный день…
Она замолчала на полуслове, и Александр не стал ее торопить.
– …с того самого дня, как он погиб, я каждую ночь боялась, что он придет за мной и заберет к себе в море. Я была ему плохой женой и после смерти не чтила как следует его память. А потом и вовсе… предала его. Кому такое может понравиться?
Она снова рассеянно прикоснулась к карману своего фартука.
Александр хотел было ответить, что, будь Мацуи-сан жив и повстречай он его, он бы с удовольствием съездил ему по физиономии, но вовремя прикусил язык. Что-то большое ударилось о стену внизу, дом угрожающе вздрогнул, и Изуми испуганно вскрикнула.
– Ничего, ничего, Мацуи-сан, все будет хорошо, – повторил Александр, с досадой отметив, что голос у него дрожит (это просто от холода, не может же все закончиться вот так). – Все будет хорошо, обещаю вам.
Он поплотнее укутался в покрывало и прижался лицом к влажным от дождя волосам хозяйки, чтобы не видеть больше ревущего чудовища, разрушающего город, – как в каком-то глупом анимэ, только нет супергероя, который мог бы все это остановить. Что-то с шумом обрушилось: видимо, волна справилась с очередным домом или хозяйственной постройкой, и теперь, оторвав ее от фундамента, доламывала, как пустую картонную коробку. «Пожалуйста, – мысленно попросил Александр, – ну пожалуйста, пусть дом выдержит, я очень тебя прошу, пусть только он выдержит». Изуми в его объятиях не шевелилась: взглянув на ее лицо, он понял, что она уснула, устав от всего пережитого за последний час. Несмотря на время суток, остров погрузился в сумеречную темноту, и вода, без остановки прибывавшая, как будто море действительно решило поглотить всю сушу без остатка, казалась совершенно черной.
Акио никогда не видел своего приятеля таким сосредоточенным. За все то время, что они шли вместе от Восточного порта до дома Томоко, Кисё не проронил ни слова, только один раз взглянул на часы. Сумку с кошкой Му он перекинул через плечо, и старая кошка, как будто понимая, что сейчас не время показывать свой характер, тоже сидела тихо. При этом шел он так быстро, что даже Акио, всегда считавший себя тренированным парнем, в какой-то момент понял, что не поспевает за ним.