И еще эта странная тишина.
– Камата, да объясни же ты в конце концов, что происходит! Может быть, хватит уже говорить загадками?!
– Примерно через двадцать минут сюда придет цунами, Игараси-сан. Если вы останетесь здесь, то погибнете, – спокойно, как если бы он сообщал обычный прогноз погоды, сказал Кисё. – Бегите наверх, к краеведческому музею, и поднимитесь на его крышу. Там вы будете в безопасности до прибытия помощи.
Акио, аккуратно опустив тело Томоко обратно на ступени, выпрямился. Теперь склонившийся над девушкой официант действительно выглядел уставшим.
– А ты как же?
Кисё покачал головой:
– Уходите, Игараси-сан. Я буду сразу за вами.
Акио отступил от него на пару шагов. Свечение плыло в воздухе – как вереница светлячков в теплый летний вечер. Удивительно, как быстро кровь впитывается в землю.
– Опять ты все врешь, Камата. – С горькой усмешкой произнес Акио и, в последний раз посмотрев на Томоко, развернулся и со всех ног бросился бежать к серым ториям.
Кисё проводил его взглядом. Остатки свечения рассеивались, теряясь в покрытой каплями дождя траве и густых зарослях стланика. Он легко подхватил Томоко на руки, поднялся по ступеням храма и, занеся ее внутрь, уложил на дощатый пол перед алтарем. Затем, сложив руки, произнес короткую молитву. Шум с моря нарастал – пока еще очень далеко, но даже здесь его уже было слышно. Он и вправду чувствовал себя ужасно усталым: больше всего ему хотелось сейчас оказаться в каком-нибудь крохотном номере отеля Book and Bed[271] с книжкой его друга, изданной в Кадокаве. Ветер раскачал колокол, висевший над ящиком для пожертвований, и тот издал громкое дребезжащее бряцанье.
Может быть, Миюки-тян и была немного трусихой, но общения с мужчинами это точно не касалось, правда, осенью в рёкане была скука смертная: если кто и приезжал, то пожилые пары, которым хотелось провести несколько дней вдали от большого города. Был как-то раз один милый старичок из Нагоя, который пытался научить ее играть в сёги[272], но Миюки, сколько ни старалась, так и не смогла запомнить правила, что, впрочем, не мешало старичку смотреть на нее с восхищением и каждое утро хвалить ее умение заваривать чай и расставлять на подносе блюдца с закусками. Очень приятно, вот только ей-то этот старичок был на что, он же ей в дедушки годился (а он даже адрес свой оставил, чтобы обмениваться по праздникам открытками).
Поэтому, когда несколько дней назад в «Аваби» снял номер (и не просто номер, а их единственный люкс) новый постоялец, Миюки-тян была сама не своя от радости. Новенький, правда, постоянно шмыгал носом, но с кем не бывает в это время года, к тому же Такизаву-сана это совсем не портило – он был такой обходительный! И, похоже, Миюки-тян ему сразу понравилась (она-то влюбилась в уважаемого господина Такизаву к вечеру второго дня его пребывания в рёкане). Ну конечно, разве станет современный мужчина делать при каждом удобном случае комплименты и дарить подарки, если девушка его не интересует! Хорошенько поразмыслив, Миюки-тян решила не спрашивать, есть ли у него кто-то в Нагоя: если и есть, Миюки-тян уже так его очаровала, что он, конечно же, обязательно расстанется со своей нагойской девушкой. Это Миюки-тян не очень нравилось: не хотелось бы разбивать чье-то счастье, но что поделаешь, если у них настоящая любовь. В конце концов, очень может быть, что никакой девушки у него нет, – конечно, нет, приличный молодой человек не стал бы морочить Миюки-тян голову, будь у него в городе невеста. Так что если девушка все-таки и имеется, то отношения, скорее всего, у них несерьезные. А может статься, они вообще расстались и он теперь страдает, бедненький, а вида не показывает. Миюки-тян даже всплакнула, когда ей в голову пришла эта мысль, хотя где-то в глубине души она ей нравилась: будь так, ей бы не только не пришлось оказаться замешанной во что-то предосудительное, а, напротив, она смогла бы умерить боль его разбитого сердца, так что он был бы благодарен ей всю их дальнейшую счастливую (ну конечно же, счастливую) семейную жизнь.
– Ай-яй-яй! Итай![273] – Из глаз Миюки-тян брызнули слезы. – Как же больно!
– Потерпите еще немного, Миюки-тян, – ласково уговаривал Такизава. – Нам нужно подняться наверх.
– Итай! – Повторила Миюки-тян.
Боль в лодыжке была просто невыносимой. Дурацкая юката, ну почему она устроилась работать в традиционную гостиницу, могла же ведь в самую обыкновенную, где сотрудницам не нужно каждый день напяливать на себя эту неудобную одежду! Какая же ты глупая, Миюки-тян!
– Простите меня, господин Такизава. – Она изо всех сил цеплялась за его плечи, чтобы снова не упасть и не травмировать ногу еще больше. – Пожалуйста, простите меня. Так ужасно больно!
– Я понимаю, Миюки-тян, но, пожалуйста, постарайтесь потерпеть. Нам обязательно нужно подняться наверх. Со второго этажа ведь можно попасть на крышу?
– Я… я не знаю… – Простонала Миюки-тян. – Я никогда не выходила на крышу. Зачем бы мне это понадобилось?
Он в отчаянии посмотрел вниз, но из-за длинного подола юкаты ногу девушки не было видно. Может быть, у нее не перелом, а просто растяжение или вывих? При других обстоятельствах Такизава посмеялся бы над собой: что с того, что у нее просто вывих, он ведь финансовый аналитик, а не травматолог, и понятия не имеет, что делать в таких случаях.
– Потерпите еще немного, Миюки-тян, давайте посмотрим. – Он осторожно помог ей сесть на пол.
На первом этаже царил разгром: большая ваза с икебаной при входе упала и разлетелась на множество фарфоровых осколков, вся мебель, находившаяся в лобби, была опрокинута, и все, что стояло или лежало на полках и стойке регистрации, теперь в беспорядке валялось на полу: высыпавшиеся из папок документы, книги из небольшой библиотеки для постояльцев, милые статуэтки, всякая сушеная морская живность, служившая для создания местного колорита. Миюки-тян тихонько всхлипнула.
– Ну-ка… – Такизава приподнял пальцами подол ее юкаты.
Нога выглядела ужасно: лодыжка сильно распухла, и с внешней стороны, где должна была находиться такая изящная у женщин косточка, растекся уродливый багровый кровоподтек. Ступня была подвернута вовнутрь: Такизава побоялся ее трогать, чтобы не причинить бедняжке еще больше боли. Можно попытаться донести ее на руках, но Миюки-тян была довольно крупной девушкой: до лестницы, которая вела на второй этаж, им как-нибудь удастся добраться, но как быть с лестницей, Такизава не представлял. Да и можно ли оттуда выбраться на крышу… Он нервно взъерошил пальцами волосы. Ну, давай. Думай.
– Что там, господин Такизава? – Слабым голосом поинтересовалась Миюки-тян.
– Аа, совсем ничего страшного, Миюки-тян, у вас всего лишь небольшой ушиб.
– Правда? – Похоже, она не очень ему поверила. – Но почему же так больно?
– Это бывает, Миюки-тян. – Он погладил ее по колену, стараясь больше не смотреть на ее лодыжку. – Просто у красивых девушек очень нежные ножки.
– Вы так думаете?
– Да, конечно, мужчина даже не почувствовал бы такого пустяка.
– Нет, – Миюки-тян снова всхлипнула, – вы правда думаете, что я красивая?
Он постарался ободряюще улыбнуться.
– Ну конечно, Миюки-тян. Вы очень красивая девушка.
Рёкан располагается недалеко от побережья: можно попробовать вытащить Миюки-тян на улицу и отнести ее наверх по западному склону – там, кажется, не очень крутой подъем, он справится, если постарается. Если бы он только успел немного раньше, этого бы не случилось.
– Все будет хорошо, Миюки-тян. Попробуйте опереться на меня.
Она послушно обняла его за плечи.
Такизава подхватил ее на руки и понес к дверям лобби. Миюки-тян прижалась мокрым от слез лицом к его шее: он с трудом сдержался, чтобы не сказать ей, что этим она ему мешает. Ничего, еще немного, и они будут наверху в безопасности, только бы не было больше землетрясения, не должно ведь быть, после самых сильных толчков оно ведь прекращается, интересно, как там Ёрико, только бы с ней все было в порядке, она, наверное, сейчас с начальником Симабукуро – он ведь больше чем на голову выше Такизавы и, если что, с легкостью сможет поднять на руки такую девушку, как Ёрико.
Дойдя до выхода, Такизава попытался, придерживая одной рукой Миюки-тян, открыть раздвижную дверь, но, видимо, из-за землетрясения одну из створок перекосило, и дверь заклинило. Он еще раз попытался сдвинуть ее одной рукой, но безрезультатно.
– Мне придется опустить вас на пол, Миюки-тян.
– Нет! – Девушка прижалась к нему еще крепче. – Пожалуйста, господин Такизава!
– Не бойтесь, Миюки-тян, – Такизава сделал глубокий вдох, чтобы немного успокоиться, – это совсем ненадолго, но иначе мне никак не открыть эту дверь.
– Пожалуйста, не надо, господин Такизава! – Упрямо повторила девушка. – Только не отпускайте меня!
– Все будет хорошо, Миюки-тян, доверьтесь мне. – Он стал медленно наклоняться. – Не бойтесь, пожалуйста.
– Господин Такизава! – Она немного отстранилась от него, и он увидел ее бледное заплаканное лицо.
Неужели у Ёрико сейчас тоже может быть такое лицо?
– Я хочу спросить вас об одной вещи, господин Такизава!
– Да, конечно, Миюки-тян.
Она поколебалась какую-то долю мгновения.
– Скажите, господин Такизава, вы… любите меня?
– Что?! – Вырвалось у Такизавы.
Глаза Миюки-тян расширились, став похожими на глаза кукол из магазинов для девочек. Он даже не понял, вскрикнула ли она или просто ее рот приоткрылся, как будто она собиралась сказать что-то еще. В следующую секунду руки ее соскользнули вниз, он услышал отвратительный хруст, и тело Миюки-тян безжизненно обмякло.
– Нет-нет-нет, Миюки-тян, что с вами?! Очнитесь! – Он торопливо посадил ее у стены, постаравшись сделать так, чтобы она не упала, и еще раз попытался все-таки открыть проклятую дверь: та сдвинулась на каких-то жалких несколько сантиметров и снова застряла.