193. Исследователи отмечают, что идеализация родителей, несмотря на свидетельства их несовершенства, свидетельствует об избегающем стиле привязанности.
Шейвер и Микулинчер также отмечают, что лидеры с тревожным стилем привязанности могут стремиться к власти «как к пути удовлетворения потребности во внимании, близости и принятии, а не способу удовлетворить нужды своих последователей и обеспечить им здоровое развитие». На высокой должности они часто зацикливаются на своих собственных неудовлетворенных нуждах, что может «отвлекать умственные ресурсы» от выполнения своих обязательств194.
Примером может служить Билл Клинтон. Исследователи отмечают, хотя это только предположение, его явную потребность во внимании и желание понравиться сторонникам, а также его «неспособность игнорировать притягательное нижнее белье стажеров», что и привело к дальнейшему поражению на выборах195, 196.
И Никсон, и Клинтон были очень умными и талантливыми политиками. Знание собственного стиля привязанности могло помочь им в работе, как и любому другому деятелю на их месте. Например, если бы Никсон понимал, что угроза, которую он ощущал со стороны своих оппонентов, и недоверие его сотрудников могли быть частично вызваны его избегающим стилем привязанности, он мог бы противостоять санкционированию нелегальных действий и ему бы не пришлось покидать пост. А если бы Клинтон понимал, что его потребность в близости к молодой практикантке была обусловлена тревожным стилем привязанности, возможно, он смог бы противостоять соблазну.
Стиль привязанности влияет на наши политические предпочтения и то, за кого мы голосуем. Например, доказана связь между надежным стилем привязанности и центристскими, лево- или правоцентристскими воззрениями. Такой человек уверен в себе и, как отмечают Кристофер Уэбер и Кристофер Федерико, убежден, что мир – это «безопасное и гармоничное место», где живут доброжелательные люди197. По мнению эксперта в сфере привязанности Марио Микулинчера, избиратели с надежным стилем привязанности склонны к «более умеренным, гибким и реалистичным политическим взглядам»198.
ЛЮДИ С НЕНАДЕЖНЫМ стилем привязанности тяготеют к догматичным политическим течениям.
Люди с ненадежным стилем привязанности тяготеют к более экстремистским политическим течениям, как правого, так и левого толка. Джошуа Харт, профессор психологии Юнион-колледжа, отмечает, что «Отсутствие определенности усиливает неуверенность, поэтому людей с ненадежными стилями привязанности привлекает <…> экстремистская идеология всех видов, которая дает чувство наличия сильного и непогрешимого видения мира»199. Конечно, иногда действительно есть причина для сомнений в безопасности, например разваливающаяся экономика или угроза терроризма, но сейчас мы говорим об общей тенденции в отношении экстремистских идеологий.
Уэбер и Федерико отмечают, что избиратели с избегающим стилем, которые часто не доверяют другим и превозносят самодостаточность, могут считать привлекательным правый консерватизм и в экономике (мир – это «равнодушные соревновательные джунгли»), и в военной политике («мы можем рассчитывать только на свои силы»)200.
Избиратели с тревожным стилем привязанности ищут защиты от мира, который выглядит угрожающе, и поэтому могут склоняться к леворадикальной либеральной ортодоксальности, пропагандирующей перераспределение богатств и требующее политической активности всех слоев населения и создания опоры в виде государства-опекуна, которое заботится о благополучии каждого. Но это не жесткое правило. Избиратель с избегающим стилем может поддерживать леворадикальный либерализм, а избиратель с тревожным – праворадикальный консерватизм. В любом случае их привлекает кажущаяся безопасность догматизма.
Человек с тревожным стилем привязанности может проецировать свои неудовлетворенные потребности на руководителя. И здесь возникает еще одна проблема: исследования показывают, что в стремлении примкнуть к сильному и заботливому лидеру избиратели с ненадежным стилем могут быть неспособны отличить трансформационного правителя от того, кто этим качеством не обладает.
Профессор психологии Тиффани Хэнсбро в рамках одного исследования показывала испытуемым запись двух политических речей: Майкла Дукакиса при выдвижении на пост президента, и другого кандидата на том же съезде, Джесси Джексона. Обе речи предварительно оценили с позиции трансформационных качеств (например, «апелляция к эмоциям и ценностям последователей и акцент на групповой идентичности»). Речь Джексона соответствовала этой характеристике, в отличие от «прагматичного» выступления Дукакиса.
В результате испытуемые с тревожным стилем восприняли речь Дукакиса как трансформационную, хотя по объективным меркам она таковой не была. Хэнсбро предупреждает, что опасность состоит в том, что избиратели, которые и так поддерживают крайне левых или крайне правых политиков, могут принять непримечательного или даже опасного политика за трансформационного лидера и слепо пойти за кем-то, кто может оказаться популистом201.
– Питер? Входите.
Бывший трижды губернатор Массачусетса, которого однажды выбрали лучшим губернатором страны, встал и подошел к двери, чтобы поприветствовать меня. Я заметил, что он слегка прихрамывал. Я восхищался Майком Дукакисом, голосовал за него и был благодарен, что он согласился выделить время для нашей встречи.
– Я очень рад встретиться с вами. Спасибо, что пригласили.
– Я только допишу письмо, – сказал он, садясь за стол и поворачиваясь к монитору. Но через секунду он снова обратился ко мне. – Впрочем, не важно. Допишу потом.
Зазвонил телефон, и он вновь отвлекся, чтобы ответить.
– Добрый день. Да, что? Да ладно. Что, не может? Хорошо, да. Ага.
Я помнил этот глубокий голос и быструю, краткую манеру говорить.
Когда я тихо сказал, что могу выйти, он жестом указал мне остаться.
Это был обычный кабинет, какой мог бы быть у любого университетского профессора. На подоконнике стояли фотографии жены Дукакиса Китти и внуков. Судя по тому, что я помнил о губернаторе, такая обстановка ему подходила: он и его супруга прожили в одном и том же скромном доме в Бруклине более пятидесяти лет. Занимая должность губернатора, он добирался на работу на трамвае без охраны. Позже он объяснил: «Это была не показуха. Я пользовался трамваями с пяти лет. И зачем мне ездить по городу на кадиллаке с двадцатью телохранителями?»
Он продолжил разговор по телефону:
– Она… она получит приглашение, Джон. Хорошо, хорошо. Мы займемся этим. Да, хорошо. Хорошо, да, сделаем.
Завершив разговор, Дукакис развернулся ко мне.
– Давайте приступим. Начинайте, – сказал он.
Я кратко объяснил свой интерес к теории привязанности и сказал, что во время разговора буду задавать ему вопросы из специально разработанного интервью для книги, которую пишу.
Он согласился.
Как я узнал ранее, целью интервью с применением «Опросника взрослой привязанности» не является получение фактической информации о жизни человека. Вместо этого в разговоре нужно стремиться к активации системы привязанности, чтобы увидеть, сможет ли человек сформировать цельное повествование о детском опыте. Вопросы должны «удивить подсознание» и раскрыть состояние респондента во время обсуждения отношений привязанности202.
Для получения официального разрешения на проведение интервью с «Опросником» необходимо пройти обучающий курс, но я этого не сделал и не был сертифицирован. Однако, будучи журналистом и автором, я имел многолетний опыт интервьюирования. Кроме того, при подготовке к встрече с губернатором Дукакисом я тщательно изучил структуру интервью, которое провел для меня Маурицио Кортина (см. главу 2), и хорошо ознакомился с его целями и содержанием.
Несмотря на это, когда я сел за стол напротив Дукакиса, меня волновала перспектива задавать столь личные вопросы такому выдающемуся человеку. Чтобы убедить его, что я не собираюсь его подставить, и подстраховаться в случае возможных ошибок, я предложил перепроверить его ответы перед публикацией.
– Все будет в записи. Чтобы не беспокоиться, – сказал он. – Я не из тех, кто шифруется. Это слишком сложно.
Я проверил, что диктофон, который я положил на стол с его разрешения, работает, и начал.
– Итак. Давайте начнем с того, что вы расскажете мне о своей семье? Переезжали ли вы? Чем занимались ваши родители?
– Мои родители были иммигрантами, – начал он. Его отец работал на заводах, в ресторанах и посещал вечернюю школу. – Он ни слова не говорил по-английски, когда приехал сюда. У него в кармане не было ни гроша, а двенадцать лет спустя он окончил Гарвардскую медицинскую школу. Не представляю, как он это сделал.
Я задал вопрос о ранних отношениях с родителями.
– Как бы вы их описали, если вспоминать самые ранние моменты?
– Что ж, я был счастливым ребенком. Я любил школу. Был по уши в спорте в любое время года. По какой-то причине я хорошо учился. Я помню, Питер, как однажды, лет в двенадцать или тринадцать, сказал: «Хотел бы я, чтобы жизнь сейчас остановилась», – потому что, знаешь, я ею наслаждался.
Я подумал, что это не очень соответствовало заданному вопросу об отношениях с родителями. Но официальные инструкции по проведению интервью с «Опросником взрослой привязанности» предписывают не исправлять ответы человека, а просто двигаться дальше.
Тем более что первые два вопроса нужны больше для разминки. Ключевым являлся следующий.
– Подумайте о своей матери, – сказал я, – и назовите мне пять прилагательных, которые описывают ваши с ней отношения в детстве.
– Однозначно «любящие», – сказал он. – И «дисциплинированные». Мои родители установили для нас очень высокую планку. От нас ждали хорошей успеваемости. Дети в семье Дукакис всегда должны были работать. Никто не приходил к нам стричь траву. Мы сами стригли газон и убирали снег.