От Айнтаба Балдуин резко повернул на восток. Едва ли у него были какие-то четко сформулированные планы, не считая расплывчатого намерения основать княжество где-нибудь на Евфрате, которое принесло бы выгоду и ему самому, и всему крестоносному движению. Обстоятельства для Балдуина складывались благоприятно. Ему не придется отвоевывать страну у неверных, ибо она уже находилась в руках дружественных армян. Он поддерживал связь с ее армянскими князьями. Через Баграта он, по всей видимости, вступил в контакт с братом Баграта Василом Гохом, чье княжество лежало прямо на восток от Мараша. Гавриил Мелитенский, находясь под постоянной угрозой со стороны тюрок Данишмендидов, вероятно, звал франков на помощь; а Торос Эдесский, бесспорно, поддерживал сообщение с крестоносцами. Более того, к решению уйти из Киликии Балдуина, по слухам, подтолкнуло известие, которое он или Баграт получил там от Тороса, который звал их как можно скорее явиться в Эдессу. Армяне давно уже надеялись получить помощь с Запада. Двадцатью годами ранее, когда папа Григорий VII, как известно, обдумывал поход для спасения восточного христианства, в Рим приехал армянский епископ, чтобы позаботиться о своих интересах. Армянским князьям, даже тем, кто носил имперские титулы, западные союзники всегда казались более привлекательными, чем византийские, союз с которыми мог поставить их в еще большую зависимость от ненавистной империи. Присутствие на самых границах их княжеств франкской армии, рьяно сражавшейся за христианство, давало им вожделенную возможность раз и навсегда добиться независимости и от тюркского, и от византийского владычества. Они горячо приветствовали Балдуина и его людей как освободителей.
Наша эпоха научила нас не доверять столь многообещающему слову, как «освобождение». Армяне выучили этот урок задолго до нас. Пока Балдуин продвигался по реке Евфрат, местные армяне выходили приветствовать его. Оставшиеся тюркские гарнизоны либо бежали, либо были перебиты христианами. Единственным местным правителем из тюрок, представлявшим хоть какую-то важность, был эмир Самосаты Балдук, державший под контролем дорогу из Эдессы в Мелитену. Он попытался организовать сопротивление, но был не в состоянии предпринять наступательных операций. Двое местных армянских дворян, которых латиняне называли Фер и Никус, присоединились к Балдуину со своими небольшими войсками. В начале зимы 1097 года Балдуин сумел завоевать территорию вплоть до Евфрата, захватив две главные крепости Равендель и Турбессель — так на свой манер латиняне переделали арабские названия Рувандан и Тель-Башир. Равендель, который обеспечивал его сообщение с Антиохией, Балдуин отдал под начало своему армянскому советнику Баграту, а командовать Турбесселем, важным в силу его близости к знаменитому броду через Евфрат у Каркемиша, поставил армянина Фера.
Пока Балдуин еще находился в Турбесселе, вероятно, около начала года, к нему явилось посольство из Эдессы. Торосу не терпелось побыстрее принять у себя франков, которые задерживались на западном берегу Евфрата. Его положение всегда было опасным, а теперь его встревожили вести о том, что тюрок Кербога, страшный эмир Мосула, собирает громадное полчище, чтобы идти на выручку Антиохии, и оно могло с легкостью легко разделаться с Эдессой и другими армянскими государствами, лежавшими у него на пути. Но Балдуин не собирался в Эдессу иначе как на условиях, которые его полностью устраивали. Торос рассчитывал использовать его как наемника, расплатиться с ним деньгами и богатыми дарами, но теперь ему стало ясно, что Балдуину этого было мало. Эдесское посольство в Турбесселе имело полномочия предложить кое-что еще: Торос усыновит Балдуина и сделает его наследником и соправителем в собственных владениях. Торосу, бездетному и уже немолодому, это казалось единственным решением. Добровольно он бы на это не пошел, но подданные не питали к нему любви, а соседи постоянно угрожали, и он не мог позволить себе выбирать. Однако другие армяне, не столь близорукие, глубоко встревожились. Вовсе не ради этого Баграт посвящал Балдуина во все тонкости армянских дел. Сам он первым и выказал недовольство. Пока франки еще находились в Турбесселе, Фер, несомненно желавший сменить Баграта в качестве доверенного советника Балдуина, донес ему, что Баграт заигрывает с тюрками. Скорее всего, его интриги касались только его брата Васила Гоха, с которым он советовался по поводу этой новой угрозы для свободы армян. Возможно, он надеялся сделаться князем Равенделя. Но Балдуин не собирался рисковать. Он спешно послал войска в Равендель, чтобы схватить Баграта. Того привели к Балдуину и пытками принуждали признаться во всем. Баграту не в чем было признаваться, и вскоре ему удалось бежать и укрыться в горах под защитой брата Васила Гоха, пока и тот не был вынужден вместе с ним искать убежища в глуши.
В начале февраля 1098 года Балдуин отправился из Турбесселя в Эдессу. С ним шло всего восемьдесят рыцарей. Самосатские тюрки устроили ему засаду, в том месте, где, по их расчетам, он должен был переправиться через Евфрат — вероятно, у Биреджика, но он избежал встречи с ними, украдкой перейдя реку вброд чуть севернее. Он прибыл к Эдессе 6 февраля и был встречен Торосом и всеми жителями-христианами с большим воодушевлением. Почти сразу же Торос официально усыновил его. Церемония, которая следовала принятому тогда у армян ритуалу, больше подходила для усыновления ребенка, нежели взрослого мужчины: Балдуина раздели до пояса, Торос надел рубаху вдвое шире обычной, потом ее через голову натянули на Балдуина, и новоиспеченные отец и сын коснулись друг друга обнаженной грудью. После чего Балдуин повторил то же самое с княгиней, супругой Тороса.
Став официальным наследником и соправителем Эдессы, Балдуин понял, что его первейшая задача состоит в том, чтобы уничтожить тюркский эмират Самосату, который мог легко отрезать его от сообщения с западом. Эдессяне с радостью поддержали его план, ибо эмир Балдук был их ближайшим и самым заклятым врагом, который постоянно грабил их стада и поля, а иногда требовал дань и с самого города. В поход на Самосату вместе с Балдуином и его рыцарями отправилось эдесское ополчение, а также армянский князь Костандин Гаргарский, вассал Тороса. Поход, состоявшийся между 14 и 20 февраля, не увенчался успехом. Эдессяне оказались плохими солдатами. Тюрки взяли их врасплох и перебили тысячу человек, после чего армия отступила. Но Балдуин захватил и укрепил селение Святого Иоанна, недалеко от столицы эмира, и поставил там немало рыцарей, чтобы следить за передвижениями тюрок. Вследствие этого тюрки стали реже совершать набеги на армян, за что местные жители охотно возблагодарили Балдуина.
Вскоре после возвращения Балдуина в Эдессу в городе стал назревать заговор против Тороса при поддержке Костандина Гаргарского. В какой степени в нем был замешан Балдуин, мы никогда не узнаем. Его друзья отрицали его участие, но, по свидетельству армянского автора Матфея, заговорщики сообщили ему о своем намерении свергнуть Тороса и посадить на трон его. Жители Эдессы не любили Тороса и не испытывали к нему никакой благодарности за его старания сохранить независимость их города. Они ненавидели его за то, что он принадлежал к православной церкви и был титулярным чиновником империи. Он не умел защитить их урожай и имущество от захватчиков и обложил их тяжелыми податями. Но пока не появился Балдуин, они не могли отделаться от него. Теперь же у них нашелся защитник получше. Таким образом, потребовался только один толчок со стороны франков, чтобы спровоцировать заговор, однако трудно поверить, что заговорщики отважились бы зайти так далеко без одобрения латинян. В воскресенье 7 марта заговорщики нанесли удар. Они взбаламутили горожан, которые напали на дома, где жили чиновники Тороса, а потом направились во дворец князя в цитадели. Солдаты бросили Тороса на произвол судьбы, а его приемный сын не пришел к нему на помощь, а просто посоветовал сдаться. Торос согласился и лишь попросил, чтобы ему с женой разрешили уехать к ее отцу в Мелитену. Хотя Балдуин, скорее всего, гарантировал ему жизнь, Торосу все же не дали уйти. Оказавшись узником в собственном дворце, во вторник он попытался бежать через окно, но толпа схватила его и разорвала в клочья. Судьба княгини, приемной матери Балдуина, неизвестна. В среду 10 марта народ Эдессы предложил Балдуину сделаться их правителем.
Желание Балдуина раздобыть себе княжество на Востоке исполнилось. Эдесса, конечно, находилась не в Святой земле, но франкское владение в середине Евфрата стало бы ценным элементом обороны для любого государства, которое могло бы возникнуть в Палестине. Балдуин мог оправдывать себя с точки зрения общей политики крестоносцев. Но он не мог законным образом оправдаться перед всем христианским миром. Принесенная им в Константинополе присяга охватывала Эдессу, город, принадлежавший императору до нашествия тюрок. Более того, Балдуин заполучил ее, свергнув и подстроив убийство правителя, который, по крайней мере официально, находился на службе у империи. Но Балдуин еще в Киликии показал, что клятва для него ничего не значит, притом что в Эдессе и сам Торос был готов поделиться своими правами, даже не вспомнив о своем далеком государе. Однако все произошедшее не прошло мимо внимания Алексея, который покамест оставил вопрос о своих правах до тех пор, пока не сможет добиться их соблюдения.
Позднее армянские историки, писавшие свои труды, когда уже стало ясно, что владычество франков обернулось одной лишь погибелью для армян на Евфрате, сурово осудили Балдуина. Однако они были несправедливы. Конечно, тому, как Балдуин обошелся с Торосом, нет никакого морального оправдания, и о том прекрасно свидетельствует смущение латинских хронистов по этому вопросу. Торос проделал то же самое с тюрком Альфилагом, которого он позвал на помощь, чтобы спастись от данишмендидов, за три или четыре года до того, после чего велел его убить; но тогда он поступил так ради спасения города и его жителей от тирании неверных, да и Альфилага он не усыновлял. Это правда, что в армянских обычаях усыновление было не таким серьезным делом, как по западным законам, но это ничуть не снимает с Балдуина моральной вины. Но не армянам пристало его обвинять, ибо фактически Тороса убили сами армяне, и Балдуина призвали занять его место практически с единодушного одобрения народа. Армянские князья, которых будут свергать крестоносцы и которые не высоко ценили их помощь, в старину служили империи. Соотечественники не любили их за верность императору, а еще больше за переход в православную веру. Только эти бывшие виз