На армию в целом это посмертное очернение Адемара произвело дурное впечатление. Благодаря ему стало известно, что легат не верил в реликвию, и это возродило в людях сомнения, которые уже давно многим не давали покоя. Нормандцы и северные французы, всегда недолюбливавшие провансальцев, начали особенно бесчестить реликвию, стараясь использовать скандал с подделкой, чтобы дискредитировать графа Раймунда и его планы. Защищая репутацию Адемара, они таким образом действовали против той самой политики, которую отстаивал он сам. Можно представить себе, что такой поворот пришелся по нраву Боэмунду[76].
Пока мор расползался по Антиохии, знатнейшие крестоносцы искали спасения за ее стенами. Боэмунд перешел через Аманос в Киликию, где укрепил гарнизоны, оставленные там Танкредом предыдущей осенью, и принял от них присягу. По его замыслу, Антиохийское графство должно было включить в себя и Киликийскую провинцию. Готфрид отправился на север, в Турбессель и Равендель, которые передал ему брат Балдуин. Готфрид завидовал успеху брата, и, пока остальные подыскивали себе владения возле Антиохии, он тоже хотел получить свою долю. Вероятно, он обязался вернуть города Балдуину, если крестоносная армия пойдет в Палестину. Чем занимался Раймунд, неизвестно, а Роберт Нормандский отправился в Латакию.
До нашествия тюрок Латакия была самым южным портом Византийской империи. Тюрки взяли ее около 1084 года, но потом она перешла под власть арабского эмира Шайзара. Осенью 1097 года Гинимер Булонский высадился в гавани Латакии и захватил ее. Оставленный им гарнизон владел им всю зиму, но в марте корабли Эдгара Этелинга, выгрузив припасы для крестоносцев в Святом Симеоне, отправились в Латакию. Людей Гинимера выгнали, а город взяли от имени императора. Но Эдгар мог оставить для охраны города лишь небольшой отряд, поэтому он обратился к крестоносцам, прося их укрепить оборону Латакии. Вскоре после победы над Кербогой туда в ответ на просьбу явился Роберт Нормандский, и Латакию вручили ему для передачи императору. Но Роберт видел в управлении городом исключительно способ как можно больше денег вытянуть из подданных. Его режим стал настолько ненавистным, что через несколько недель ему пришлось уйти из Латакии, где затем обосновался гарнизон, присланный Евстафием Филокалом[77], византийским правителем Кипра[78].
В сентябре эпидемия стихла, и сеньоры вернулись в Антиохию. Одиннадцатого числа они встретились, чтобы составить послание папе Урбану и во всех подробностях рассказать ему о взятии Антиохии и кончине его легата. Ощущая необходимость в том, чтобы более высокий авторитет преодолел ссоры между группировками, они призывали его лично приехать на Восток. Антиохийская община, указывали они, основана святым Петром, и, как преемник святого Петра, папа должен сам приехать в Святой город и взойти там на престол. Они были готовы дождаться его прибытия, прежде чем идти в Палестину. Имя Боэмунда шло первым в списке подписавших; да и само письмо, вероятно, записали его секретари. Отсутствие Адемара уже проявилось в пренебрежении правами патриарха Иоанна и нотке враждебности по отношению к местным христианским сектам, которые осуждались как еретические. Крестоносцы едва ли всерьез ожидали, что папа отправится в путешествие на Восток, но этот призыв дал им возможность еще раз отложить тяжелую обязанность решить судьбу Антиохии до тех пор, пока папа не пришлет своего легата, на чьи плечи и можно будет переложить ответственность за решение. Теперь уже всем было ясно, что император не сможет добраться до Сирии в это время года. Возможно, уже стало известно о его отступлении из Филомелиона.
Простые солдаты и паломники находились в весьма незавидном положении. Из-за войны никто не собирал урожай на антиохийской равнине, и еды по-прежнему не хватало. В основном ради того, чтобы обеспечить армию пропитанием, Раймунд приступил к подготовке рейда на мусульманскую территорию. Прежде чем он решил, куда именно отправиться, Готфрид предложил ему провести совместный поход на город Аазаз, стоявший на большой дороге из Эдессы и Турбесселя в Антиохию. Эмир Аазаза Умар взбунтовался против своего владыки Ридвана, эмира Халеба, и тот шел его наказать. Одного из военачальников Умара еще прежде взяли в плен, и он воспылал страстью к одной франкской даме, вдове рыцаря из Лотарингии, и именно по ее подсказке Умар обратился за помощью к Готфриду. Готфрид с радостью отозвался, так как ему было бы совсем не выгодно, если бы Аазаз оказался в руках у Ридвана. Раймунд принял приглашение Готфрида, хотя потребовал взять в заложники сына Умара, да еще и Балдуин прислал войска из Эдессы. При приближении христианской армии Ридван отошел от Аазаза, и Умар получил от Готфрида подтверждение своих прав на владение городом и принес ему присягу. Раймунд смог запастись провизией в окружающей районе, но на обратном пути понес тяжелые потери из-за устроенных тюрками засад. Этот случай показал, что не только мусульманские правители были готовы прибегать к помощи франков в собственных ссорах, но и что сами франки, отказавшись от воинствующей религиозной непримиримости, не возражали против вассалов-мусульман.
В октябре, несмотря на то что, по словам Пьера Бартелеми, святой Андрей снова потребовал быстрее выступать на Иерусалим, Раймунд отправил еще один рейд за продовольствием. Он уже оккупировал Ругию на Оронте, примерно в 30 милях (около 50 км) от Антиохии. Оттуда он атаковал Альбару, располагавшуюся чуть дальше на юго-восток. Жители, все до единого мусульмане, капитулировали, но были либо перебиты, либо проданы в рабство в Антиохии, и город заселили христианами. Мечеть переделали в церковь. К восторгу солдат, Раймунд назначил ее епископом одного из своих священников — Пьера из Нарбонны. Это было сделано только потому, что в городе не было православной епархии. Никто еще и помыслить не мог о расколе между греческой и латинской церковью, из-за чего потребовалось бы удвоить количество епархий. Пьера, хоть он и был латинянином, посвятил в епископы греческий патриарх Иоанн Антиохийский. Но его возвышение положило начало возникновению местной латинской церкви на Востоке и воодушевило тех крестоносцев, которые, как Пьер Бартелеми, теперь захотели сменить местное греческое духовенство латинским.
В спорах, которые последовали за поражением Кербоги, главы похода клялись отправиться на Иерусалим в ноябре. К 1 ноября они стали съезжаться в Антиохию для обсуждения дальнейших планов. Раймунд явился из Альбары, где он оставил большую часть своих войск. Готфрид примчался из Турбесселя, привезя с собой головы всех тюркских пленников, захваченных во время мелких набегов в округе. Граф Фландрский и герцог Нормандский уже находились в Антиохии, а через два дня прибыл и Боэмунд, который заболел в Киликии. 5 ноября сеньоры и их советники встретились в соборе Святого Петра. Сразу же стало ясно, что между ними нет согласия. Друзья Боэмунда начали совет с того, что потребовали отдать ему Антиохию. Император так и не приехал, а Боэмунд — человек способный и самый страшный для врага крестоносец. Раймунд отреагировал резко, напомнив собравшимся о присяге императору, которую принесли они все, кроме него. Готфрид и Роберт Фландрский, как известно, поддерживали притязания Боэмунда, но не посмели высказаться открыто, боясь обвинения в нарушении клятвы. Споры продолжались несколько дней. Тем временем солдаты и паломники ждали снаружи и начали терять терпение. Они хотели только одного: исполнить свои обеты и добраться до Иерусалима. Им не терпелось уйти из Антиохии, где они потеряли столько времени и перенесли столько страданий. Подстрекаемые Пьером Бартелеми с его видениями, они предъявили своим вождям ультиматум. Одинаково презирая амбиции и Раймунда, и Боэмунда, они заявили: пусть те, кто хочет наживаться на Антиохии, этим и занимаются, и пусть те, кто хочет даров от императора, дожидаются его прихода, а сами они пойдут на Иерусалим, а если их вожди и дальше будут препираться из-за того, кому принадлежит Антиохия, они перед уходом снесут ее стены. Оказавшись перед лицом этой угрозы и боясь, что Раймунд и Боэмунд вскоре возьмутся за оружие, более умеренные сеньоры предложили провести совет в узком кругу, на котором будут присутствовать только главы. Там после новых гневных споров крестоносцы временно пришли к согласию. Если Боэмунд поклянется отправиться вместе с походом на Иерусалим, Раймунд не будет противиться решению, которое в конце концов примет совет относительно Антиохии; а Боэмунд поклялся перед епископами не откладывать похода и не чинить ему препятствий ради собственного честолюбия. Вопрос с Антиохией был улажен, но Боэмунду подтвердили, что в его владении остаются цитадель и три четверти города, а Раймунду остался укрепленный мост и дворец Яги-Сиана, в котором он поставил начальником Гийома Эрменгара. Дату выступления на Иерусалим еще не назначили, но, чтобы тем временем чем-то занять войска, было решено атаковать крепость Мааррат-ан-Нуман, покорить которую было желательно для защиты левого фланга армии, когда она отправится на юг в Палестину.
23 ноября Раймунд и граф Фландрский отправились в Ругию и Альбару, а 27-го добрались до стен Мааррат-ан-Нумана. Попытка взять город приступом на следующее утро провалилась, а когда во второй половине дня прибыл Боэмунд со своими войсками и вторая попытка провалилась тоже, было решено осадить город. Но, даже взяв его в плотное кольцо, за две недели крестоносцы ничего не добились. Им приходилось обыскивать все окрестности в поисках дерева для осадных орудий. Еды не хватало, и воины оставляли свои посты, отправляясь искать хлеба и овощей. Наконец 11 декабря, после того как Пьер Бартелеми объявил, что успех неминуем, к одной из городских башен подкатили огромную деревянную крепость на колесах, построенную людьми Раймунда, командовать которой поручили Гийому из Монпелье. Крестоносцы попытались вскарабкаться с ее помощью на башню, но их отразили, однако обеспеченная крепостью защита позволила подрыть стену со стороны башни. Вечером стена рухнула, и несколько солдат низкого звания пробились в город и начали его грабить. Между тем Боэмунд, завидуя у