С прибытием подкреплений Готфрид продолжил свою политику с еще большим размахом. Его люди стали совершать набеги все дальше, действуя против всех фатимидских городов на побережье, Аскалона, Кесарии и Акры, а также Арсуфа, пока уже ни один из них не стал получать какие-либо припасы от земледельцев. В то же время с помощью пизанских моряков он укрепил Яффу и обустроил ее гавань. Корабли со всех итальянских и провансальских портов, привлеченные перспективами торговли с новым государством, прибыли туда, чтобы присоединиться к пизанцам и разделить с ними выгоды. С их помощью Готфрид смог заблокировать палестинское побережье. Фатимидским кораблям было все сложнее доставлять по морю снабжение в мусульманские гавани. Обе стороны промышляли пиратством, но в целом больше всего страдали жители портовых городов.
В середине марта египтяне, отвечая на настоятельные мольбы Арсуфа, прислали по морю небольшое войско для укрепления его гарнизона. Воодушевленные этим, жители Арсуфа организовали контратаку на франков, но попали в засаду, в которой погибла большая часть их солдат. В отчаянии город отрядил к Готфриду послов, которые прибыли в Иерусалим 25 марта и принесли ему в дар символические ключи от городских башен, а также обязались ежегодно выплачивать дань. Готфрид принял их капитуляцию, а право взимать с них дань отдал одному из своих первейших рыцарей — Роберту Апулийскому. Несколько дней спустя Готфрид с удивлением и восторгом увидел, что в Иерусалим вдруг явился Жерар Авенский. Он оправился от ран, и арсуфские власти отправили его назад в знак своей доброй воли. Готфрид, которого мучили угрызения совести, отдал ему в ленное владение Святой Авраам, иначе говоря, Хеврон.
Аскалон, Кесария и Акра вскоре последовали примеру Арсуфа. В начале апреля их эмиры собрались и отправили к Готфриду послов, нагруженных подарками в виде зерна, плодов, масла и арабских скакунов. Они предложили ему ежемесячно выплачивать дань в пять тысяч безантов, если им позволят мирно возделывать свою землю. Готфрид не отверг их авансов, и вскоре между мусульманскими городами и их христианским владыкой установились сердечные отношения. Мелкие мусульманские шейхи, жившие у подножия гор, покорились ему еще раньше. Пока Готфрид стоял лагерем перед Арсуфом, к нему явилась их делегация с дарами в виде продовольствия, и их приятно удивила и глубоко тронула та простота, в которой он жил, — простота, которая объяснялась не только его личными вкусами, но и бедностью. Она прекрасно укладывалась в их представления о великом, но скромном воине, и так ему оказалось легче добиться их дружбы.
Затем шейхи Трансиордании решили наладить с ним взаимовыгодные связи. Они издавна посылали излишки своих продуктов в приморские города, а франкское государство перерезало им пути. Они обратились к Готфриду с просьбой позволить им снова посылать свои караваны через Иудею. Готфрид дал разрешение, но постарался, насколько можно, перенаправить торговлю в христианский порт Яффу. В то же время итальянцев поощряли везде, где возможно, перехватывать торговлю между мусульманскими приморскими городами и Египтом, чтобы эти города стали зависеть от торговли с христианами. Так вся Палестина начала интегрироваться в одно экономическое целое с ее заморскими связями с Европой. Политика франков принесла быстрые плоды в виде богатства и процветания крестоносного государства.
Растущее влияние среди соседей-мусульман подвигло Готфрида к попытке расширить свою власть на земли за Иорданом. В стране Суват на востоке от Галилейского моря жил эмир, которого крестоносцы прозвали Толстым Крестьянином. Танкред совершал набеги на его земли и заставил его покориться франкам, но, как только Танкред уехал восвояси, Толстый Крестьянин забыл о клятвах и позвал на помощь своего владыку Дукака Дамасского. Тогда Танкред обратился к Готфриду. Закрепившись в этом месте, франки смогли бы развернуть богатую торговлю из Джаулана и Хаурана в палестинские порты, а земли самого Сувата славились плодородием. Готфриду не терпелось поучаствовать в его завоевании. В начале мая он привел войска, чтобы вместе с Танкредом совершить набег, который привел их через земли Толстого Крестьянина в самое сердце Джаулана. Когда они возвращались, нагруженные добычей, Дукак напал на их арьергард, которым командовал Танкред. Готфрид в передних рядах продолжал двигаться вперед, не подозревая о происходящем; и Танкреду удалось спастись, только потеряв многих людей и всю свою долю добычи. Но Дукак считал, что у него недостаточно сил, чтобы преследовать франков. Убедившись, что они вышли из его владений, он вернулся в Дамаск. Готфрид с добычей продолжил путь в Иерусалим, но Танкред пылал желанием мести. Передохнув со своим войском в Тивериаде и собрав подкрепления, он провел еще один рейд на дамасскую территорию, да с такой свирепостью, что Дукак послал к нему с предложением перемирия. В ответ Танкред отправил в Дамаск шестерых рыцарей, которые передали Дукаку, что ему предлагается либо принять христианство, либо покинуть Дамаск. Разъяренный таким оскорблением, Дукак ответил послам, что они либо станут мусульманами, либо умрут. Лишь один из них отрекся от веры, а с пятерыми остальными зверски расправились. Танкред сразу же попросил Готфрида помочь ему отомстить за их мученическую смерть, и Готфрид вновь отправился к нему, чтобы вместе совершить набег, еще более грозный, чем первый. В течение двух недель они разоряли Джаулан, пока мусульмане прятались за стенами своих городов. Дукак, как всегда, побоялся начинать кампанию и даже не пытался им сопротивляться. Толстый Крестьянин увидел, что господин его покинул, и, разоренный франками, снова согласился признать Танкреда повелителем и выплачивать ему регулярную дань.
Хотя среди соседей-мусульман авторитет Готфрида возрастал, в собственных владениях его власть шла на убыль. С Танкредом, его главным вассалом, у него установились доб рые отношения, но, по всей видимости, Танкред, несмотря на все его призывы к Готфриду о помощи, действовал по собственному усмотрению. И пока князь Галилейский вел себя как независимый монарх, Готфрид обнаружил, что его независимость все больше и больше ограничивает столь опрометчиво принятый им сюзерен — патриарх Иерусалимский. Даимберт не удовольствовался положением номинального и теоретического владыки; он желал, чтобы оно основывалось на реальной власти. Готфрид, который всегда робел перед церковью и теперь боялся остаться без помощи пизанцев, не хотел отказывать ему в просьбах. В Сретение 2 февраля 1100 года он передал иерусалимской патриархии квартал Яффы. Затем Даимберт потребовал, чтобы ему отдали контроль не только надо всей Яффой, но и над самим Иерусалимом и его цитаделью — Башней Давида. Готфрид снова уступил, но под влиянием своих рассерженных рыцарей настоял на отсрочке. На торжественной пасхальной мессе 1 апреля он пожаловал патриархии оба города, но объявил, что будет владеть ими до своей смерти или пока не отвоюет два других великих города у неверных. Это было неудовлетворительное решение, поскольку нелегко строить высокоорганизованное государство с временной столицей. Видимо, у Готфрида не было настоящего правительства, не считая его ближайших вассалов, а теперь он не мог рассчитывать и на создание его в Иерусалиме. Если бы Даимберт был превосходным администратором или, как Адемар, мудрым политиком, вполне возможно, что задуманное им иерархическое правление продержалось бы дольше, но его близорукая попытка прогнать из столицы мирян — защитников города, от которых зависела безопасность христианских государств, не могла не привести к катастрофе. Даже та отсрочка, которую получил Готфрид, лишь усилила неуверенность в будущем. Но провидение оказалось милостивым к Иерусалиму.
Когда Готфрид вернулся в Галилею около 18 июня из рейда в Джаулан, он узнал, что в яффскую гавань вошла сильная венецианская эскадра. Понимая, насколько полезной была бы она для овладения побережьем, он поспешил лично приветствовать мореходов. Из Тивериады он отправился мимо Акры и Хайфы в Кесарию. Эмир, торопясь выразить уважение к своему государю, пригласил его на пир, где Готфрида приняли со всеми почестями. С пира Готфрид отправился прямиком в Яффу. Прибыв в город, он почувствовал недомогание, а дойдя до странноприимного дома, который сам велел построить для почетных гостей, лишился чувств. Его друзья перечислили все, что он ел за столом у эмира, и стали шептаться о том, что Готфрида отравили. Хотя в действительности он, скорее всего, заболел тифом. На следующий день он почувствовал себя достаточно окрепшим для того, чтобы принять командующего венецианской эскадрой и епископа, который его сопровождал, и договориться об условиях, на которых они будут помогать крестоносцам. Однако напряжение оказалось слишком сильно для него, и он попросил домашних доставить его в Иерусалим. В более прохладном воздухе столицы Готфрид немного оправился, но был слишком слаб, чтобы заниматься делами[92].
У постели больного начались политические препирательства. Даимберт нетерпеливо дожидался того момента, когда сможет стать полновластным властелином города. Венецианцы торопились зафиксировать свои договоренности. Они приехали в Иерусалим двумя группами, чтобы поклониться святыням, первая 21 июня, а вторая 24-го; но их командир и епископ, вероятно, остались в столице дольше для ведения переговоров. Услышав об их приезде и о болезни Готфрида, Танкред поспешил из Галилеи на юг. Из своей спальни Готфрид поручил кузену, бургундскому графу Гарнье из Гре, действовать от его имени и одобрил условия, выдвинутые венецианцами. По договору им позволялось свободно торговать на территории всего франкского государства, во всех городах им отдавались во владение церковь и рынок, также они должны были получить третью часть от каждого города, который помогут захватить, и весь город Триполи, за который будут выплачивать Готфриду дань. Взамен они обязались помогать крестоносцам до 15 августа. После этого обсуждался вопрос о том, какие города следует атаковать этим летом. Было решено, что, несмотря на договор эмира с Готфридом, главной целью должна стать Акра, а также следует взять Хайфу. Танкред надеялся присовокупить Акру к своему княжеству, но Готфрид уже лично пообещал Хайфу своему другу Гельдемару Карпенелю.