В который раз залез в свой жетон, в раздел карт, и в который раз ничего там не обнаружил. Может, это место и нужно, чтобы Каменный Лабиринт существовал, но никаких подсказок его создатели даже для Стража в ранге шаула не предусмотрели. Не посчитали нужными, опасались, не успели?
Повёл взглядом в поисках Рутгоша. Отыскал его позади. Вернее, отыскал половину от него — он стоял ровно в иллюзии стены, разделяющей эти два места.
Чего он там замер?
По спине скользнул холодок. Что, если это всё же ловушка, она захлопнулась и поймала его внутри себя, заточив? Мы не Древние, вырвать его из защитной формации такой мощи не сумеем.
В этот миг Рутгош качнулся на месте несколько раз, скрипя песком под сапогами, уводя голову то на эту сторону, то на ту, и заставив меня облегчённо выдохнуть, а затем вышел из прохода и решительно зашагал к нам. Ко мне и Зеленорукому, входивших в первую половину отряда.
— Первый раз вижу настолько тонкую и кропотливую работу, — восторженно начал он ещё когда до нас оставалось шагов десять. — Либо тут в сто раз больше формаций и их опор, чем в любом другом известном нам месте, либо мы видим работу гения. Если верно последнее и число опор не превышает обычного соотношения, то это достойно считаться ещё одной тайной Древних, наряду с зельями, формациями Указов и прочим.
Зеленорукий недовольно буркнул:
— Давай вот без этого восторга. Что ты там обнаружил?
— Обнаружил громкое слово, — возразил Рутгош, — скорее, начал догадываться, как это устроено. Вероятно, за эти сотни лет формации и Массивы Лабиринта разбалансировались и стало возможным кое-что заметить. Никогда подобного не видел. Я считал, что толщина стен, разделяющих проходы, доведена до опасного предела в двадцать шагов. Но один этот проход доказывает, что я неправ! Сколько здесь должно было быть шагов?
Рутгош с ожиданием уставился на нас, но через вдох улыбка его увяла и он махнул рукой:
— Ну да, кому я рассказываю.
Зеленорукий покосился на меня, а затем снова беззлобно буркнул:
— Слушай, собрат Рутгош, что я, что младший глава очень далеки от формаций. Если хочешь, чтобы мы ахнули, то рассказывай так, чтобы мы всё поняли, то есть подробно.
Я не упустил случая:
— Словно для собирателей камней и…
Рутгош вскинул руку и не дал мне договорить:
— Понял! Понял я. Объясняю. Есть предел, на который можно сблизить две разные формации. Есть предел, на который можно сблизить три формации и так далее. Если же мы имеем дело с так называемыми предельными формациями, иначе — формациями запретов, то это расстояние в несколько раз больше, чем у тех же рядовых защитных. Именно поэтому я определил время, необходимое для преодоления Лабиринта в четыре месяца. Я разделил площадь Лабиринта на предельное число ходов, которое может в него уместиться. Я так привык и в этом ошибся.
— В то, что ты ошибся, Аранви намекнул тебе ещё неделю назад.
Я с удивлением глянул на Зеленорукого. Первый раз слышу. Значит, бережёте главу от неприятных новостей? Зря.
— Да, — кивнул Рутгош, — я был неправ, дело оказалось в том, что слишком уж плотно уложены ходы Лабиринта. Невозможно плотно, — оглянувшись, он махнул рукой на уходящую в небо скальную стену. — В ней чередуются зона запрета техник, обычное пространство, формация иллюзии, формация овеществлённой иллюзии, формация зеркала, формация барьера, затем слои повторяются, но с этой стороны его не уравновешивает зона запрета. Нужна сотня шагов самое меньшее, чтобы вместить подобное и не взорвать опоры всех этих формаций. Здесь же, сколько шагов здесь? — снова задал он вопрос.
Ответил ему я:
— Пять шагов.
— Да, всего пять! Но и это обман, чтобы скрыть в обмане правду. В том-то и дело, что нет, не пять. Настоящая преграда — в палец толщиной! Это же такие возможности!
Эта жаркая речь понимания не прибавила. К счастью, рядом был Зеленорукий, который задал вопрос за меня:
— Для кого? Для Древних?
— Какие ещё Древние, с-с-старейшина? — мне показалось, Рутгош с трудом удержался, чтобы не назвать Зеленорукого придурком или того хуже. — Возможности для нас! Когда мы получим Ключ, то мы сумеем добавить к умениям создания формаций Указов ещё и формации невероятной плотности. Мы будем единственной фракцией, что владеет сразу двумя тайнами Древних.
— Что-то я не совсем понимаю о чём ты, — нахмурился Зеленорукий. — Ведь секрет формаций Указов давно уже разошёлся по фракциям. Пятьдесят лет как разошёлся. Об этом разве что самые мелкие мои ученики из Школы ещё не знают.
— Только самые простые вещи, — окаменел лицом Рутгош. — Старшие сделали всё, что могли.
Я качнул головой. Ещё одна трагедия в прошлом Ордена. На битву с сектами ушли стражники, искатели и все те, кто считался бойцами в Ордене. Большая часть идущих мирных профессий осталась на его землях, на внешней его части, на время покинув внутреннюю, запертую магистром. Это были лекари, алхимики, мастера формаций и кузнецы, кожевники и мастера Массивов, начертатели и прочие, не говоря уже про обычных горшечников и крестьян, которых приказ магистра согнал с родных мест.
Все думали, что лишь на время, все думали, что из-за сумасбродности магистра, но ушедшие на битву не вернулись, а затем Орден оказался распущен и лишён былых заслуг, влияния, земель и прав.
Сотни и тысячи идущих оказались никем, без ничего. Без защиты, без старших, без прав.
Жирная добыча для всех, кто имел зуб на Орден Небесного Меча.
Седой, Алкай, Келлер и прочие очень ярко описывали мне те дни, которые видели своими глазами.
Сотни учеников Школы и Академии, сотни их старших мирных профессий, тысячи младших идущих, по сути, простых крестьян и охотников, которые оказались никем на земле, что больше им не принадлежала.
Эрзум, Ваурс, Уш, Маурт, десятки многих других и даже вилорцы, которые с видом хозяев ходили по улицам городов, ещё вчера принадлежавших Ордену. Властелины и Повелители Стихии, которые перед дверями лавок и мастерских спорили, кому из них они теперь принадлежат. Шакалы, что рвали ещё живого мада.
Некоторые из мастеров приняли предложения фракций, перейдя под их покровительство. Кто-то в гневе сражался за свои мастерские и погиб на их пороге. Кто-то бесследно исчез. А кто-то убил себя, сжёг себе сердце, чтобы не выдать секретов распущенного Ордена. Таких было пятнадцать человек. Старшие отделений, лучшие из мастеров своего дела. Несколько алхимиков, несколько лекарей, несколько кузнецов и начертателей. Но большая часть тех идущих были мастерами формаций.
Орден был разгромлен, распущен, обвинён Императором, над большей их частью уже много лет не было печатей Указов, но Верность была в их сердцах и душах. В те дни они не нашли другого выхода. Хотя лично я не принял их поступка. Ни как Леград из безвестной деревушки Нулевого, ни как Леград магистр их Ордена.
Сохранили тайны Ордена? Ради кого?
Лучше бы они ушли в чужие фракции, обрели там влияние и тайно помогали тем, кого они бросили. Вот этим Седому, Алкаю, Келлеру, Красноголовому, Морщинистому и прочим младшим своего Ордена, юношам, только ставшим на путь Возвышения, которые в один день лишились почти всего, скитались из одного Пояса в другой, служили то одной фракции, то второй, то третьей.
Да, я бы выбрал встать на колени. Потому что так я мог бы получить надежду на месть и будущее. Они выбрали сбежать от сложностей.
Да, на них давили. Да, они бы предали Орден. Но я долго объяснял про грани предательства бывшим орденцам, и здесь лично мне было ясно, что своими смертями пятнадцать старших предали Орден гораздо сильней.
Впрочем, эта фанатичная верность Ордену, которую пронесли бывшие младшие через все десятилетия гонений, тоже появилась не на пустом месте. Она была и раньше, но закалилась на той площади, где пятнадцать мастеров Ордена убили себя, чтобы их секреты не покинули Орден.
Рутгош сделал над собой усилие, возвращая на лицо пусть и безжизненную, но улыбку:
— Хорошо, наши знания тоже неполные и далеки от знаний ушедших старших, но здешние формации смогут дать нам новые знания и новую силу.
Зеленорукий покивал:
— Да, да, да, но, скорее, кропотливое изучение этих твоих новых формаций может дать всего лишь шанс что-то в них понять. Лет через десять. В лучшем случае, если за них возьмётся великий талант, а лучше — гений.
Рутгош набычился:
— Брат Цалиш, ты пытаешься уязвить меня?
Я поспешил вмешаться, пока этот разговор не перерос в спор или что-то ещё более худшее.
— Довольно, поговорите об этом вечером, на отдыхе. Нас уже заждались, пора двигаться, если не хотим застрять здесь на год.
Зеленорукий отвернулся от Рутгоша и кивнул:
— Верно, младший глава. Если отложить в сторону выгоду, которую мы можем получить со здешними формациями, пока что я вижу только кучу проблем, которые они нам принесут. Если плотность здешних ходов настолько велика, то сколько нам потребуется на преодоление Лабиринта?
Рутгош с прохладой ответил:
— Там, где мы сталкиваемся с новым и неизведанным, там всегда дают сбой привычные методы. Я и мои парни сделаем всё, чтобы отыскать правила прохода. Глава, я вас покину.
Стоило ему отдалиться, я упрекнул Зеленорукого:
— Обязательно было спорить и тыкать в талант?
Но он лишь отмахнулся:
— Младший глава, я спорю с ним уже не первую неделю, с момента, как мы познакомились как новые старейшины семьи, и надеюсь, что не перестану спорить ещё лет сто. Если ты переживаешь о нашей ссоре, забудь. Уже вечером мы будем…
— Пить вино?
— Хотелось бы, — ничуть не смутился Зеленорукий, — но мы в походе, так что никаких вольностей. Пить мы будем твой чай, младший глава. Набираться с помощью него сил и отдыхать. Не откажешь?
Я с улыбкой покачал головой. Так вот какая она — замаскированная лесть. Всё понимаю, но ничего поделать с собой не могу, всё равно приятно это слышать. Да, чай у меня удаётся.
Зеленорукий поднял голову к небу, прищурился на солнце, а затем запустил к небу какую-то простую технику: