Они знали только то, что им рассказывали в Школе и Академии. Не более, какими бы талантами они ни были. И Дарагал, кстати, сильнейший талант среди них, самый обласканный, а значит, мог знать больше, чем все они вместе взятые. Только попробуй спросить его об этом и ничего не услышишь в ответ.
Но эта мысль крепко засела мне в голову и не отпускала следующие два дня, пока мы отдыхали и хоть немного, за счёт естественного восполнения средоточий, восстанавливали средоточия.
На моём пути уже встречался подобный безумец, которого можно было считать предателем. Даже два. Тёмный и дух Изард, который этого самого Тёмного создал, по сути. И оба они действовали из лучших побуждений. Один сотнями убивал людей, потому что наивно пытался создать во Втором поясе силу, неподконтрольную Стражам и превосходящую их по мощи. Другой убивал талантов Ордена Небесного Меча, потому что услышал что-то от ученика Стражей. Что-то, что разом разрушило его уверенность в договоре между духами и Рамом Вилором.
Я даже помню по пунктам то перечисление нарушений. Начиная от связи между духами и заканчивая сговором с сектантами.
У всего на самом деле был смысл и первопричина, а тот же Седой только об одном и мог твердить — о предательстве Морщинистого Дарагала. Что, если спрашивать нужно было совсем о другом? Например, о том, что не сошлось из его ожиданий об Ордене и Полях Битв с тем, что случилось с остатками Ордена на самом деле?
Седой почувствовал мой взгляд, обернулся и поднял брови в немом вопросе. И я его задал, правда, совсем другой:
— Сколько Ключей Битвы вы добыли для Кунг?
— Семь. А что?
Я отмахнулся. Главное, хоть один добыли, а то мелькнула у меня мысль, что на самом деле опыта именно по финальной части, по добыче самого Ключа у моих людей нет. Есть. Значит, я неправ. Это сходится в ожиданиях и действительности. Ладно, нужно обдумать это со всех сторон, а затем осторожно поговорить с Седым. Я не собираюсь уговаривать его отказаться от мести Морщинистому, но хочу, чтобы он вместе со мной подумал о первопричинах. Не на одном же разрушенном Возвышении и невозможности стать Повелителем Стихии основывается предательство их старшего? Ну, и ещё на той женщине, чьё упоминание так разъярило Седого, но это вообще смешно. Или нет?
Кардо не молил за себя и сына, но просил пощадить жену. Домар Саул тоже поддался на угрозу смерти его жены. Отец Виликор из-за поступков своей новой жены буквально трижды уничтожил свою семью, словно ослеп и не помнил прошлого. Возможно, я недооцениваю силу этого чувства. Как там говорил Райгвар, Разящая Буря? Я не понимаю этой части жизни, но учитель приводил примеры, когда эмоции разрушают всё, что говорит разум? Я, честно говоря, тоже не очень понимаю эту часть жизни. Месть, необдуманные поступки, защита родных любой ценой — понимаю, но сделать подобное ради женщины, которая даже не стала частью твоей семьи, а выбрала другого, как это вышло с Морщинистым? Над этим тоже нужно подумать.
Как и ожидалось, никакой второй волны големов не случилось. Не случилось даже сотни големов этапа Властелина, которые могли бы принести немало бед. Зато и лабиринт закончился, вернее, довёл нас до развилки из шести узких, не шире двадцати шагов, проходов, которые все вели в нужную сторону.
Рутгош выслушал доклады разведчиков, глянул на иллюзию гор, которая уже буквально нависала слева от нас, и довольно кивнул:
— Конец запрета на движение силы. Финальная ловушка, чтобы выбить ещё сектантов напоследок, за ней должна быть зона простых запретов, чтобы дать им восполнить силы и дать немного надежды, а затем начнутся ловушки и зоны запрета жизни. Мы уже близко.
Я уточнил:
— Это опыт прошлых Ключей?
— Да, глава.
В качестве доказательства Рутгош даже начал показывать карты. Древнюю и нашу, накладывая наш путь сверху. Так-то да. Тут буквально пять дней пути пешком, без техник осталось до отметки города.
— Возможно, лишь один из путей истинный, а остальные закончатся тупиками, но это неважно.
Седой не согласился:
— Можем поспорить на кувшин сливового вина, что здесь ни одного тупика.
Рутгош помедлил и предложил:
— Разделяться мы не будем, проходить их все по очереди тоже. Как определим, кто прав?
— Сам реши, — улыбнулся Седой.
— Тогда… Выберем крайний, если тупик, то ты проиграл?
— Пойдёт. Выбирай сам, с какого края войдём, я верю в себя. По рукам?
— По рукам, — подумав, решительно кивнул Рутгош.
Я оставил их забавы без внимания. Подняв взгляд, я любовался заснеженными вершинами, что показывало нам Поле Битвы. Не Братья Морозной Гряды, совсем другие, ещё более высокие, величественные и с гораздо большими снежными шапками, которые то и дело затягивало облаками, возникающими, казалось, из ничего, словно это снег вершин парил, рождая их.
— Вперёд.
Я опустил голову и занял своё место в строю.
Через половину дня пути в небе вспыхнул шар в пять цветов. Почти такой же, какой я видел на Полях Битвы в Тюремном поясе, только пульсирующий, сменяющий цвета при каждом мигании. Там он означал, что рядом появилась статуя, которая одарит самого быстрого Стихиальным зельем, здесь же, на Внешнем Поле Битвы, никакой такой награды не было и быть не могло, а шар означал Бедствие, связанное со стихией.
Рутгош закричал:
— Все знают, что нужно делать! Бережно расходуем вложенную в вас силу. Этот удар может быть из тех, что должен выбить всех Предводителей, но вы не слабаки-сектанты, вы лучшие из лучших Ордена…
Печать над его головой налилась на миг светом, напоминая об ошибке, и Рутгош ругнулся под нос, поправился:
— Гархово… Вы лучшие из лучших семьи Сломанного Клинка! Вы выстоите, прорвётесь дальше, не подведёте меня. Сломанный Клинок!
— Будет выкован вновь!
Едва вопль затих, заговорил Седой:
— И нечего пыжиться до конца. Трезво оценивайте свои возможности. Нам неизвестна длина этой кишки, которую вот-вот заполнит стихия. Держите в уме пройденный путь и как только поймёте, что оставшихся сил едва хватит вернуться, докладываете мне и мчитесь назад. Сломанному Клинку вы нужны живые и готовые повторить попытку. Всем ясно? Не слышу?
— Ясно, старший!
Да, в каждого из Предводителей ещё до входа в зоны запретов Седой и сильнейшие из старейшин вложили свою силу. Каждый из них сейчас напоминал меня самого, неся в себе запас сил как раз на такой случай, когда нужно будет бороться с превосходящей по чистоте стихией. И каждый из нас ограничен её запасами — вокруг зона запрета движения силы. Неважно, духовной или стихии. Ни ту, ни ту не потянешь из мира в себя, чтобы восполнить потери. Прошлое испытание заставило нас опустошить запасы первого средоточия, теперь пришло время второго. Ну и запаса силы Властелинов, конечно.
Для всех, кроме меня. Я сегодня, пожалуй, использую эту ловушку для Возвышения. Если выход из ловушки неблизкий, а он неблизкий, потому как даже зрение Властелинов Духа не даёт подсказки на этот счёт, то я, пожалуй, половинку, а то и полный узел сумею наполнить. Впервые за многие дни.
Мы не замерли на месте, но и не стали ускорять шаг, а тем более срываться на бег. Здесь, конечно, лучшие из лучших, но удары ловушек Древних могут стать так сильны, что Предводителям там делать будет нечего. Кроме одного-единственного, меня, которого Рутгош и Седой всеми силами будут стараться довести до запретов жизни. Но и я не совсем Предводитель, да и Древние в большей части случаев позволяли добраться до таких мест и Предводителям. Возможно, зоны запрета жизни те самые тропы, которые Древние оставляли для Стражей, что должны были прийти на помощь. Или для Драконов, членов клана Императора Империи Сынов Неба.
— Вот оно.
Лишние слова, не было никого, кто не видел бы катящийся к нам вал искажённого воздуха. Только это вряд ли пыль или жар. Это стихия, которую выплеснула ловушка Древних, ловушка, которая ждала сектантов никак не меньше трёх с лишним сотен лет.
Волна искажения приблизилась и стала более заметной — зелень травы, кустов и деревьев позади неё серела и вяла. Не этапу Закалки противостоять тому, что на них обрушилось. Выросшие в зоне запрета движения сил, неспособные идти по пути Возвышения они оказались не готовы к подобному.
— Приготовились.
Жаль, что ни доспехи, ни зелья нам здесь не подмога. Жаль, что даже Стихийный Доспех, идеально подходящий для этого случая, не используешь. Не мне, конечно же, другим.
Мои змеи стихии только будут рады, если чужая стихия попробует сунуться в моё тело. Ужин. Вкусный ужин, который пришёл к ним сам.
Серый вал стихии докатился до нас, ударил в лицо, заставив прикрыть глаза, толкнул в грудь, покачнув мир, невзирая на доспех, впился в кожу тысячами крошечных бритвенно-острых когтей, потянул её во все стороны, пытаясь распустить меня на лоскуты, содрать с меня шкуру, залезть под неё.
Я сбился с мерного шага, зло выдохнул сквозь стиснутые зубы, недовольный своей слабостью, но через миг меня пронзила совсем другая мысль — если так больно мне, то что с остальными?
Бросил взгляд влево, успев заметить сквозь серое марево белое, словно снег на вершинах, к которым мы шли, лицо Дима и Карая, а затем стихия просочилась под кожу тысячами жал, скрыв мир ослепительно белой вспышкой боли.
Когда-то давным-давно я сумел сбежать от Зверей-Шершней, живших возле Фонтана Древних в лесу Зимней Гряды. Сейчас я словно перенёсся на годы назад и проиграл в том беге, споткнулся, позволил всему гнезду настичь меня.
В уши ввинтился надсадный хрип:
— Отступаем. Отступаем, это стихия Повелителей.
Какой там отступаем?
Только длительные тренировки, которые я проводил возле Столба Боли, позволили мне сохранить сознание. Я не видел ничего вокруг, ослеплённый болью, не мог сделать шаг, даже попытка шевельнуться едва не бросила меня в беспамятство. Тысячи жал вгрызались в меня всё глубже и глубже, за какой-то вдох погрузившись едва ли не до костей. Следом полоснуло острой болью руку, показалось, что огненное кольцо разом отхватило мне руку ниже локтя, следом ударило в спину, в ноги, в голову, грудь, грозя утянуть в беспамятство.