Вот только сейчас это единственный способ выжить нам всем. Да, я вроде как очистил всем тела от стихий, некоторым даже не один раз, я вроде как защитил всех от марева ловушки и нового отравления, но теперь нам всем нужно выйти отсюда, выбраться за пределы этого отнорка, иначе все смерти и моя обездвиженная левая рука будут напрасными жертвами.
Сосредоточившись, заставил своё тело там, вне тела Седого шевельнуть губами:
— Кружитесь!
Сам же сосредоточился на выборе. Прикосновение Весны наверняка окажется слишком слабым, с моим незнанием, куда именно приложить лечение мне не хватит его, в этом нет сомнений. Рассветная Лазурь напротив, слишком сильна, я не уверен, что вынесу такое количество узлов, которое требуется для этой техники. Да и не познал я её настолько, чтобы использовать без созвездий и обращений в теле Седого. Выходило, что на самом деле и выбора у меня особого нет. Воды Итреи — земная лечебная техника, которая направлена именно на исцеление и так мне привычна. Разумно было бы и её использовать не в полную силу, а лишь второго созвездия, но всё снова упиралось в познание.
Будь я обычным лекарем, который разучивал технику этап за этапом, созвездие за созвездием, то сначала я бы да, выучил первое созвездие и за месяцы практики познал его до уровня полного постижения, затем выучил второе созвездие и полностью познал его, но я с лёгкостью выучил сразу третье созвездие и только его и познал до полного постижения. Так что выбора нет. Без контроля проведения силы по меридианам, без обращения можно использовать только те техники, которые ты познал до полного постижения. Эту преграду не перепрыгнуть.
Ещё дважды я подгонял своих змеев вслепую, из темноты тела, выбирая область головы для лечения и собираясь с духом, а затем… затем залил сиянием техники тьму ран в голове Седого и меня разодрало болью надвое, буквально вышвырнув из тела Седого.
Я упал на спину, борясь с накатывающей тьмой беспамятства и пытаясь заставить отказавшее тело дышать.
Наконец, скрутившая меня боль чуть отпустила, позволила втянуть в себя пахнущий пылью и смертью воздух. Змеи над головой дрогнули, замедлились, повернули ко мне головы, впились в меня взглядами алых глаз, перестав ловить пастью опускающееся на нас марево стихий.
Я обратил внимание, насколько мощными стали их рога, какими острыми стали клыки, заметил, что змеи буквально расчерчены разноцветными шрамами, превратившими их морды в какие-то маски, а затем выкашлял уже привычный приказ:
— К-кх-х! К-х-кружитесь. Н-ну!
Змеи вновь набрали ход, но вот морды и не подумали поднять, продолжая держать меня в центре своего вращения и разбивая ими марево, буквально впитывая мордами искры и нити стихий ловушки. Не будь это моими созданиями, решил бы под взглядом этих алых глаз, что они примериваются, как меня сожрать. Впрочем, учитывая, какого они размера, насколько они изменились и как себя ведут, возможно, что хотят именно сожрать, а не вернуться в моё тело, чтобы поделиться сожранной и поглощённой стихией и…
— Какого гарха? Что это?
Потрясённый чужой голос заставил меня приподняться на локте. Седой. Пришёл в себя и тоже пялился на моих змеев.
Теперь настала моя очередь изумляться:
— Т-ты их-х-х видишь? К-ха-к-ха!
— Всё, конечно, как в тумане, но как это можно не видеть?!
— Ты не говорил, к-ха, что можешь видеть Истинную Суть Стихии.
— Это твоя Истинная Суть Стихии? — выпучил на меня глаза Седой.
Я же нахмурился, ощущая, как мы занимаемся пустопорожней болтовнёй, причём болтовнёй, зависнув на краю пропасти, с которого только чудом не рухнули, зацепившись лишь одним пальцем. Поэтому раздражённо оборвал:
— Потом! К-ха, к-ха… — отёр рот и закончил. — Нам нужно выбираться отсюда.
— Отсюда? А где мы?
Седой тоже приподнялся на локтях, выругался, обнаружив вокруг тела. Мне тоже только и оставалось, что выругаться, правда, про себя. Что значит, где мы? Осторожно, стараясь не вдыхать глубоко и больше не кашлять, спросил:
— А что ты последнее помнишь?
— Как мы идём по зоне запрета движения силы, — буркнул Седой и встал, оглядываясь и всматриваясь между колец змеев. — Видимо, дошли. Ловушка.
— Ловушка, — согласился я. — Вы сказали, что она должна выбить всех сектантов, которые слабее Предводителя Воинов, вот только Древние об этом не знали, ударили стихией этапа Повелителя и всё. Всё!
— Не время искать виноватого, — сухо обронил Седой, заставив меня замолчать. — Сколько мы прошли от начала ловушки? У меня зрение пострадало, вокруг словно густой туман, не вижу сам, — тут же оборвал меня, не дав и слова сказать. — Неважно. В любом случае разумнее идти вперёд, чем отступать. Сколько ты продержишь защиту из этих своих… — Седой проследил взглядом за одним из мелких змеев, что скользнул совсем рядом с ним, а затем закончил, — существ?
— Не знаю. Разумнее? Уже шестеро умерло.
— Значит, их жизни не должны пропасть даром, молодой м… — Седой поморщился от боли Указа и, вскинув пальцы к виску, поправился, — молодой глава.
Я тоже отвлёкся на больших змеев, которые снова начали замедляться и опускаться ниже, пропуская марево сквозь кольца тел, а когда вернул их на место и повернул голову, Седой уже достал из своего мешка верёвку и обвязывал тела. Поэтому я не стал ни спорить, ни продолжать разговор. Седой прав. Во всём.
Сдерживая стон, поднялся. Не упал, но держался на ногах я едва-едва, поэтому предупредил, хотя бы без кашля:
— На меня не рассчитывай.
Седой замер, обернулся и ожёг меня взглядом, отметив и то, как меня шатает, и безвольно повисшую левую руку:
— Что с тобой?
Я криво усмехнулся:
— Лечил себя, лечил тебя, да и выпустить этих змеев обошлось мне недёшево.
— Держись, молодой глава, — потребовал Седой. — Если мы не выстояли в первый раз, то во второй раз нас стихия ловушки сметёт ещё быстрей.
— Не рассчитывай на меня с верёвкой, — пояснил я и добавил, — но змеев я буду держать до тех пор, пока жив.
Седой катнул желваки и отрезал:
— Ты не можешь умереть, Леград. Только в тебе надежда на возрождение Ордена.
— Глупости, — теперь усмешка у меня вышла усталой. — У Ордена есть ещё целое отделение во Втором поясе.
Седой упрямо повторил:
— Ты не можешь умереть. Если почувствуешь, что не можешь держать защиту, забудь про нас, защищай только себя. Вырвись из ловушки и отыщи Ключ.
Нахлынувшая было усталость исчезла, смытая злостью. Я процедил:
— Заткнись, Седой. Заткнись. Вы с Рутгошем уже пытались вытащить меня одного и только добавили мне забот.
Седой прищурился, но смолчал, лишь впрягся в петлю, которую завязал на верёвке, потянул её шаг за шагом, сначала легко, а затем со всё большей натугой, погружаясь в землю по щиколотку, шагая всё мельче и всё тяжелее, я сдвинул змеев, смещая их следом, но затем Седой сделал уже совсем крохотный шаг и застыл, вздувая жилы на шее, не в силах продвинуться вперёд даже на палец, а поняв это, разразился проклятьями.
Через вдох замолчал, выпрягся из верёвки и склонился над Рутгошем, отвешивая ему пощёчину, следом облил его водой из фляги, в общем, на моих глазах проходил тот путь, что и я недавно с ним самим.
— Бесполезно, — уронил я глухо, устав смотреть на это.
Седой скрипнул зубами, отвечать не стал, как не стал и прекращать свои попытки, просто теперь принялся тормошить Зеленорукого. И вот тут, к моему удивлению, у него хоть что-то, но получилось. Нет, Зеленорукий не вскочил, не открыл глаза, но после воды начал дёргать руками, морщиться и чуть слышно постанывать каждый раз, когда Седой хлопал его по щеке.
Я за это время успел разогнать тех змеев, что были мельче и поглощали стихию из искателей, заставил их стать третьим кругом защиты. Проверять, насколько больно будет Седому, если сквозь него пройдёт один из моих змеев, я не собирался, поэтому пусть лучше кружат здесь, чем снуют вокруг нас. Справившись, ухватил себя правой рукой за запястье левой, поднимая её перед собой, и шагнул к Седому и Зеленорукому.
Второй лежал молча, а вот первый прошипел:
— Не смей.
Я устало спросил:
— А то что?
Седой поднял на меня взгляд и выпрямился.
— Ты рискуешь всеми нами, глава.
— А ты не можешь всех нас тащить в одиночку.
— Не нас, а их.
— Я не хочу этого слышать.
— Скоро он сам придёт в себя.
— Но продержусь ли я это твоё скоро?
— Нет, не смей лечить его, глава, ты усугубишь свои раны.
Мои губы помимо воли снова растянулись в кривой ухмылке:
— Разве не должен каждый из орденцев хоть раз принести себя в жертву ради Ордена в зонах запретов и получить такие раны?
Седой снова заскрипел зубами, заскрежетал ими и схватил меня за левую руку, не давая коснуться ей Зеленорукого.
— Нет. Сейчас я отцеплю мёртвых и смогу стронуть остальных с места, — сузив глаза, Седой сказал. — Живые важней мёртвых.
Теперь я молча смирился. Здесь мы не можем спрятать их тела в кисеты. Но мы обязательно вернёмся за ними. Я вернусь.
Седой просто и незамысловато разрубил верёвку, отделяя мёртвых от живых, впрягся вновь, вновь ушёл в землю по щиколотку, на этот раз сразу, и сумел сделать целых пять шагов. Но затем вязанка тел, которые он тащил, нагребла под собой немного земли, праха, в который превратилось здесь всё живое, и Седой снова встал намертво. Даже для Властелина Духа немалых звёзд тащить двадцать два тела в броне и без единого усиления своего тела — это слишком много. Седой рыкнул, отступил на шаг, вновь рванулся, сдвигая тела и продвигаясь вперёд ещё немного.
Но одновременно с этим успехом я заметил и то, что не заметил до этого — Седой тащил только людей, срезав с них их мешки. Да, так значительно легче, но остаться без воды, еды и прочих припасов в лабиринте запретов Поля Битвы? Они уже ошиблись один раз с мощью ловушки, что, если там, впереди, где должна закончиться ловушки стихии и зона запрета движения духовной силы, ничего не закончится?