Безумие.
Шагнул назад, приказывая на ходу:
— Готовь воду, не дай мне потерять сознание.
— Глава…
Седой подавился словами под моим взглядом.
Через миг я отвёл от него глаза, вскинул голову и рыкнул уже своим змеям:
— Что бы со мной ни случилось, приказываю защищать этих людей и кружить вокруг них, куда бы они ни пошли.
Два сильнейших и самых больших змея даже что-то беззвучно рыкнули в ответ. Вот только что? Согласие или возражение? Надежду на то, что вот-вот они вцепятся в меня своими сияющими клыками?
— Какого гарха? — выдохнул Седой, тоже задрав голову и с изумлением глядя на змеев.
Но мне сейчас было не до очередного разговора про степень разумности стихий. В каком-то отчаянье я вывесил над змеями печать Указа с послушанием и верностью, но она и не подумала лечь на них. Что бы бы там ни было с разумностью, души, на которую могли бы лечь печати Указов, у змеев не нашлось.
Я смерил взглядом разноцветную гриву вдоль их тел, шрамы на мордах, горящие алым глаза и качнул головой. Возможно, пока не нашлось. А затем отвернулся.
Опустился на колени рядом с Зеленоруким, постарался сесть так, сгорбившись, чтобы даже головокружение не свалило меня на землю. Правой рукой вновь ухватил свою безвольную левую, опустил её ладонь прямо на лоб Зеленорукого. Судя по тому, что у Седого с рукой всё нормально, травму при использовании лекарского взгляда получаю только я, использующий духовную силу, а не тот, кого она касается.
Мгновение нерешимости — и я уже внутри Зеленорукого, пережидаю волну боли от того, что моё тело снаружи снова корёжит.
Скользнула мимолётная непрошенная мысль, что было бы здорово, если бы здесь можно было использовать двойника и передать ему счастье получать все эти травмы, но увы…
Мысль как пришла, так и забылась, а я сосредоточился на том, что вижу. В этот раз я не осматривал всё тело, мне было важно сравнить лишь повреждения головы, то, что погрузило Зеленорукого и Седого в беспамятство. Картина тумана ран довольно сильно отличалась от прошлой в теле Седого, здесь ран было меньше, хотя сами они были глубже. Мне оставалось лишь надеяться, что одного применения лечебной техники хватит и в этот раз.
Я стиснул зубы и здесь, внутри Зеленорукого и там, снаружи, а затем использовал Воды Итреи без созвездия и обращения: сила и добавленная стихия рванули из средоточий, в один миг заполняя нужные меридианы и узлы, наполняя голову Зеленорукого сиянием лечения, а меня — новой болью.
Меня точно вышибло из тела Зеленорукого, похоже, что я даже потерял сознание, потому как первое, что осознал после сияния лечения, это то, что мне на лицо льётся вода, а в уши врывается рёв Седого:
— Леград! Леград!
Я заставил себя открыть глаза и первое, что увидел — десятки разноцветных нитей стихий над головой. В ярости выдохнул:
— Место… — хрип звучал жалко и тихо, но я заставил себя хрипеть дальше, громче и страшней. — Заняли своё мех—х-сто, твари! Защи-х-щайте! Ж-х-рите чужую стихию!
Тут же надо мной мелькнуло несколько толстых колец змеиного тела, прянул в сторону Седой, рядом кто-то ещё выругался и нити стихий над головой исчезли, словно сметённые в сторону.
Через вдох Седой помог мне приподняться, и я с изумлением обнаружил, что огромных змеев уже трое и теперь они настолько плотно окружают нас, что не нужно никакого тумана из их тел, чтобы закрыть нас от марева ловушки — ни одной нити не проскочит. А вот мелких змеев больше не видно.
Какого дарса?
— Скольк-кх-х, — я проглотил вязкую слюну и попытался ещё раз. — Сколько я валялся?
У Седого дёрнулась щека:
— С десяток вдохов, не больше.
Спросить, как за десять вдохов так отожрался третий змей и с чего он вообще решил создаться, я не успел, раздался ещё один голос:
— Младший глава? Аранви? Вы здесь?
Седой, всё ещё поддерживая меня одной рукой, развернулся:
— Да, здесь.
Зеленорукий, который сидел буквально на расстоянии вытянутой руки от меня, несколько раз моргнул, а затем помахал перед лицом ладонью:
— Ничего не вижу. Что случилось?
Седой охнул и тут же торопливо рыкнул:
— Не вздумай использовать силу или техники, ничего не используй. Можешь встать? Идти? Тащить груз?
— Попробую сейчас, — нерешительно ответил Зеленорукий и снова спросил. — Мы же не в Диких Землях и меня сейчас не пытался сожрать Монстр?
— Монстр? — Седой нахмурился и сердито оборвал сам себя. — Потом, всё потом, Цалиш. Вставай, это сейчас важней всего. А ты лежи, — обернулся он ко мне, — и больше не подпускай их к нам.
Зеленорукий, который только что встал, застыл:
— Их? Кого их? Не использовать силу? Мы на Поле Битвы? Поэтому восприятие словно заперто в теле?
— Потом! — снова оборвал его Седой. — Вижу, стоять можешь. Тащить груз?
Зеленорукий упёр ладонь в кулак и чуть сгорбился, явно напрягая мышцы тела и пробуя себя на прочность. Затем расслабился, выпрямился и сообщил:
— Много ран в теле, средоточия пусты, но тащить могу. Младшего главу? Учти, Аранви, я ничего не вижу — упаду на первом же камне.
— Отлично. Нет, что не видишь, плохо, хорошо, что можешь тащить, а вот подлечить тебе глаза у нас не выйдет.
— Зоны запрета, да? Не зря я сюда не хотел идти.
— Потом поворчишь, Цалиш. Тащить нужно не только главу, сейчас я…
— Я пойду сам, — вмешался я в разговор.
Седой тут же обернулся ко мне:
— Молодой глава…
Вместо ответа я встал, пусть это далось мне нелегко, затем сообщил:
— Я ведь не зря выбрал беречь ноги.
Зеленорукий слепо повёл головой:
— А что тогда не сберёг?
Я усмехнулся:
— Руку.
— И не только, — буркнул Седой. — У тебя кровь на губах, молодой глава.
— Кровь? — нахмурился Зеленорукий.
Я стёр с лица воду, приоткрыл губы, мазнул пальцами по зубам и оглядел их — верно, кровь.
Скользнул в себя взглядом. Повторное использование той же техники нанесло куда больше вреда, чем в первый раз: кое-где меридианы ненормально раздуло, кое-где буквально прорвало, и такие места теперь оказались окружены густым туманом ран. Удар по меридианам отразился и на теле. И я сейчас не о левой руке, в которой мышцы мне не повинуются, а о внутренних органах, которые находятся рядом с меридианами, по которым было проложено созвездие Вод Итреи.
Кровь на губах — это от повреждённых лёгких — я буквально продырявил их сам себе — изнутри. И не только их — кровь сочится и внутрь меня. Как лекарь скажу — всё не очень хорошо, помню, что такое рассказывала Рейка, про кровь, которая может наполнить лёгкое или надавить на сердце.
Но даже если нельзя больше использовать техники, это не значит, что вообще нельзя ничего сделать. Ещё в Школе Ордена Морозной Гряды учитель Шамор вбивал в нас, что нужно делать в таких случаях простым Воинам, которые никогда не узнают ни единой лечебной техники — окружить рану духовной силой, пережать ей места, которые исходят кровью. Можно считать, сейчас я снова Воин, совершенно бесталанный в лечебных техниках, использовал все лечебные зелья, но всё равно должен во что бы то ни стало выжить. Для этого мне не нужно даже двигать силу из средоточия, использую то, что выплеснулось из порванных меридианов в тело. То, что ранило меня, должно хоть немного и подлатать.
Пока я занимался собой, Седой успел всё устроить, когда я открыл глаза, он уже перевязал верёвки, разделив свою ношу на двоих и добавив к ней мешки с припасами, даже подвязал мне руку, сделав что-то вроде подвеса для неё через шею. Теперь же объяснял, что нужно делать Зеленорукому.
— Мы попали в ловушку, в сознании остался только глава. Он смог использовать лечебные техники, чтобы поднять нас двоих на ноги, а мы теперь должны вытащить остальных. Шагаешь неторопливо, осторожно, высоко поднимаешь ноги и плавно их опускаешь, слушаешь мои подсказки. Давай, я задам ритм, — Седой навалился на свою петлю, дождался, когда Зеленорукий повторит тоже самое, и сделал шаг. — Раз, — следом второй. — Два. Раз. Два. Шагаем. Вот так. Хорошо. Сейчас будет небольшой кустарник, смело сминай его, обходить слишком долго.
Там, если честно, и сминать было нечего. Кустарник, который просочился сквозь тела моих змеев и возник у нас на пути, был чёрным, мёртвым, как и трава у нас под ногами. Я бы даже сказал, выглядел, как попавший под удар моего Указа Смерти. Но нет, растение этапа Закалки попало под волну стихии этапа Повелителя и умерло.
Умерло так сильно, что едва Седой и Зеленорукий надавили на него плечами, как ветви куста начали осыпаться чёрной трухой, чёрным песком.
Если бы меня не шатало при каждом шаге, я бы не поленился наклониться и зачерпнуть этого песка рукой. Очень уж он выглядит знакомо — точь-в-точь как песок моей родной пустоши. Не гладкий, округлый, окатанный в воде за сотни лет, а угловатый, неправильной формы.
Я всегда думал, что Столичный округ погиб, заполненный пламенем. Сам ведь видел следы нестерпимого жара на чёрных руинах вдоль реки и на склонах Чёрной горы. Всегда считал, что пески пустоши — это пепел. Но теперь, глядя на этот чёрный прах под своими ногами, впервые задумался, что, возможно, и пламя было непростым. Что, если это было пламя стихии? Причём пламя стихии не этапа Повелителя этих самых стихий, а нечто большее? Пламя этапа Небесного Воина? Пламя этапа выше Небесного Воина? Пламя Неба? Пламя, убивающее не только жаром, но и самой стихией, смертельной для всего, что слабее его?
Что там мне говорила Фатия? Небо не наказало нас, когда мы придумали ритуалы обмана Испытаний Неба. Но Небо наказало вас, когда ваш Император обрушил Указ Смерти. Обрушило пламя стихии?
Нет. Нет.
Мне пришлось даже помотать головой, чтобы немного прояснить мысли. Всё случилось совсем в другой последовательности. Сначала сектанты уничтожили Столичный округ, затем на их земли упал Указ Смерти, а уже после всего этого Небо создало путь для Зверей. И наказало ли? Может, это награда этим самым Зверям? За что только?