Мы подошли вплотную, и Седой ткнул пальцем, указывая выбоину в изъеденном ветром и временем трёхгранном обелиске.
И снова я понимал, о чём он говорит. Искатель бесхитростно молотил мечом в ту точку, где видел ключевой символ Древних. Как только прорубился достаточно глубоко, чтобы уничтожить часть камня, где он был нанесён, вся зона запрета жизни исчезла.
— Что же должен делать ты, не имеющий даже крохи таланта в Массивах?
— Отыскать эту слабую точку, используя знания о симметрии и структурах формаций запретов жизни.
Седой постучал пальцем по краю дыры в обелиске и сказал:
— Заставлять тебя искать её при такой подсказке — глупо. Но не глупо будет заставить тебя описать, как ты должен был её найти. Начинай, молодой глава.
Я вздохнул:
— Этот обелиск имеет форму трёхгранной, вытянутой вертикально пирамиды. Я не могу судить, какая грань была для его создателя первой, но даже если я ошибусь, то либо разрушу бесполезный символ, либо символ, отвечающий за мощность воздействия.
— Либо?
— Либо не ошибусь и запрет полностью падёт.
— Запрет жизни.
Я вздохнул и повторил полностью:
— Запрет жизни полностью падёт, но останется запрет всего остального, поскольку он завязан на другие якоря, которые к этому обелиску не имеют никакого отношения.
— Хорошо, про стороны понятно. Как ты будешь выбирать место на одной из этих сторон?
— Для такого обелиска мысленно делю грань надвое, затем ещё раз надвое нижнюю часть. От этой линии и от середины этой линии четыре пальца влево и шесть пальцев вниз.
Седой поморщился:
— Не пальцев, молодой глава, не пальцев.
Я чуть напрягся и пересчитал так, как ему хотелось:
— Два цуня влево, три цуня вниз.
— Отлично, — кивнул Седой, глотнул из фляги, смачивая горло, а затем поднял руку, привлекая к себе внимание отряда. — Движемся дальше.
Так мы и двигались, от одной ловушки до другой, проверяя мои знания.
Признаком того, что время, когда я лишь болтал — закончилось, стала сложенная из камней невысокая кривая пирамидка и зажатая между её камней алая лента.
Все, до этого ловко прыгавшие с камня на камень, останавливались в шаге от неё. Не стал исключением и я, хотя видел не только пирамидку из камней и ленту.
Седой коротко сообщил то, что я уже сам понял:
— Конец расчищенной территории. Действующий запрет. Сильный. Не всякий Предводитель другой фракции мог бы пройти его.
Я на миг стиснул зубы. Иными словами, слабый Предводитель не прошёл бы этот запрет, но наши слабые Предводители погибли. Заставил себя расслабить мышцы лица, разжать зубы. Это не моя вина. Так случается.
— Молодой глава, я повторю главные правила. Первый шаг всегда должен быть крошечным. Закалка души членов семьи Сломанного Клинка позволяет выдержать первый удар. Даже очень сильный удар запрета жизни. Делая шаг вперёд, нужно быть готовым упасть назад, вырывая из зоны запрета жизни все части тела. И быть готовым сражаться за свою жизнь.
Это всё я тоже слышал не раз. Стоит протянуть в зону запрета жизни хоть палец, как он окажется в пределах печати Смерти. Той самой, которую я вижу впереди.
Это не совсем, но очень похоже на то, что я видел в Ордене. В воротах Академии, в проверочной комнате Арены: впереди от земли медленно поднимались белые искорки, уносясь в небо, словно искры костра в потоках воздуха. Я не вижу символа, который должен быть вписан в эту огромную формацию Указа впереди. Но не сомневаюсь, какой он.
Стоит только задержаться в зоне действия этой формации, и она тут же попытается заклеймить тебе душу. Одним-единственным клеймом — «Смерть».
Какая она огромная. Мы стояли на самом краю огромной круглой области, которая как опускалась ниже, так и поднималась выше по склону, лежала на нём, уходя вперёд на многие сотни шагов. Я не уверен, что вижу её дальний край. Я уверен, что не вижу даже её середины, где должен быть символ «Смерть».
Седой дождался, когда я насмотрюсь и сказал:
— Другие фракции обходят такие места, идут сквозь ловушки, разряжая их, заставляя срабатывать и прочее. Орд… — печать над головой Седого мигнула, но он упрямо закончил. — Орден и Сломанный Клинок идут напрямую. Вот так это выглядит, молодой магистр, — сделав паузу, Седой громко произнёс имя. — Карай.
Едва оно раздалось, парень тут же шагнул вперёд, бесстрашно заступая через границу смерти в поднимающиеся потоки искр. Стиснул зубы, втянул в плечи голову. Искры Указа не стали светиться сильней, но уже через два вдоха я увидел, как они соткали над головой Карая белый круг печати и символ «Смерть» в нём.
Карай резко выдохнул и сделал шаг назад, выходя из зоны запрета жизни. Смерть в круге над его головой качнулась вместе с ним.
Больше всего мне хотелось потянуться к этой печати и стереть её как можно быстрей, но я сдержал себя. Карай из тех, кто мог преодолевать два цвета в моих Указах, что ему один.
Но удивительный, необычный цвет печати его Указа я отметил про себя.
Как отметил и то, что Карай безо всяких амулетов и без моей помощи заставил эту белую печать над собой выцвести и исчезнуть.
Я вгляделся в него пристальней и не обнаружил ни осколков, ни выцветшего следа от только что исчезнувшей печати смерти, какой оставался после наших с ним тренировок.
Очень интересно, похоже, это слабость именно данной формации Древних. Или, вообще, формации Указов, потому что в ином случае я должен был видеть над орденцами десятки, если не сотни следов от действия их формаций Указов. В том же Ордене Второго пояса некоторые орденцы по три раза на дню проходили через формации, которые стирали все Указы и заново навешивали верность Ордену. Впрочем, это плохой пример. Там формации же и стирали старые бесследно. Здесь точно другое.
Седой тем временем кивнул Караю и дал общую команду:
— Двинули.
И подал пример, сделав шаг вперёд. Над ним соткалась печать и тут же развалилась. Это было неудивительно с его Возвышением. Через вдох печать снова появилась над его головой, но Седой уже сорвался на лёгкий бег.
Я тоже сделал вперёд четыре шага, входя в зону действия печати. На мне она так же разрушилась уже через вдох, и я поспешил за Седым.
Он на бегу пояснил, повторяя свои лекции:
— Если ты проверил свои силы и выяснил, что эта зона тебе по плечу, то стоит экономить именно сопротивляемость души, а не выносливость тела. Иных ловушек в зонах запрета жизни ни разу обнаружено не было, поэтому здесь можно отбросить осторожность и передвигаться бегом. Главное, не пропустить границу, если стоит задача быстро преодолеть зону или её сердце, если нужно разрушить её, чтобы открыть дорогу более слабым. Ты видишь обелиск, младший глава?
— Нет.
— Платформа, — нравоучительно заметил Седой, — вторая по популярности форма якоря и одна из самых нелюбимых у искателей. Здесь нам везёт, что мы в горах. Нет ни земли, ни песка, которые за столько лет укрыли бы якорь толстым слоем. Молодой глава, где центр?
Мне не составило никакого труда ткнуть в его сторону, а вот о том, как обычный идущий ищет его, нужно будет спросить на привале.
Глава 12
Карай шагнул вперёд и тут же вздрогнул всем телом, дёрнулся, заваливаясь назад, и заставляя моё сердце буквально зайтись в безумном ритме. Это для остальных ничего не происходило, я-то видел, как его буквально заглотила яркая белая печать, в один миг сгустившаяся над головой.
Я вскинул руку, этим жестом облегчая себе разрушение печати, направляя мысленное усилие чтобы…
Седой подбил мне руку, сбивая её влево и вниз.
— Он сам!
Я злым, ненавидящим взглядом ожёг его, шагнул в сторону, чтобы снова своими глазами, а не восприятием видеть Карая. Успел вовремя: печать смерти над его головой выцвела и растворилась в воздухе. Бесследно.
Я тихо выдохнул сквозь зубы, снова смерил Седого злым взглядом. Он равнодушно отвернулся от меня и буркнул:
— Мы уже говорили об этом, молодой глава. Тренировки по закалке души — это хорошо, это важно и это нужно. Они закладывают основу и вселяют уверенность в младших. Но нет ничего важней настоящей опасности и преодоления себя на грани возможностей. Ты должен вмешиваться только в крайнем случае, молодой глава. В самом-самом крайнем случае. Сколько ещё раз я должен это напоминать?
Вероятно, Седой прав. Скорее всего, он прав. Но мне это даётся сложно. Не после того, как мы потеряли столько людей. Смотреть, как всего лишь Предводитель заступает в столь яркую для меня зону запрета, в этот поток искр… Невыносимо.
Я ядовито уточнил:
— Но теперь ты убедился, что уже я прав? Да, он сбросил «Смерть», но потратил на это слишком много времени и сил, — надавил. — Им эта зона не по плечу.
— Это ничего не меняет, молодой глава, ничего, — Седой обернулся, и мы опять встретились с ним взглядами. — Я снова повторю — твоей вины в случившемся нет. В случившемся нет и моей вины, как нет и вины Рутгоша. Но в спасении нет нашей заслуги, а твоя есть. У тебя самого путь Возвышения — это путь преодоления непосильных преград. Почему ты отказываешь другим в этом пути? Мы обсуждали с тобой будущее семьи, неужели теперь ты передумаешь насчёт испытаний и экзаменов? А насчёт своего экзамена?
Я тяжело вздохнул и отвёл взгляд:
— Прости, Аранви, ты прав, и нет, не передумал.
— Мы можем продолжать?
Я заставил себя дать прямой ответ:
— Да, продолжайте.
Седой кивнул и, не отводя от меня взгляда, приказал:
— Следующий.
Рядом с нами раздался резкий, короткий выдох и вперёд шагнул следующий по силе искатель.
Все они делали короткий, резкий шаг, заступая в зону запрета жизни, все они ловили на себя печать смерти, и все отшатывались назад, начиная бороться с ней. Но больше я не вскидывал руку, не рвался к ним мыслью, пытаясь помочь и рассечь Указ Древних.
Я стоял на месте, глядя исподлобья, как мои люди, мои собратья по Сломанному Клинку делают себя сильней в смертельной тренировке. Я понимал, что Седой прав, и сейчас лишь пытался заставить себя принять это.