21 Никитин А. Одиссея Александра Пересвета. // НиР, 1990, № 5, с. 34.
22 Выписка в Разряде о построении новых городов и [засечной] черты в ИТУАК, вып. 33. Тамбов, 1892, с. 49 (Егоров В.Л. Историческая география Золотой Орды.М.,1985,с.181).
536____________________
далеку от нынешнего г. Скопина, Дмитриевского (Рижского) монастыря, связанного с преданием, что на данном месте за два дня до сражения на Куликовом поле «инок Александр Пересвет» догнал войско Дмитрия и передал ему письмо от Сергия Радонежского с благословением на битву23.
Насколько мне известно, эта монастырская легенда ранее не учитывалась историками то ли по причине ее малой известности, то ли по причине кажущейся невероятности такого удаления московского войска от места битвы. Между тем, удивляться следует тому маршруту на устье Непрядвы, которым до сих пор отправляют историки московское войско на встречу с Мамаем24. Ведь в приведенном выше «писании» или «поведании» Софония, адресованном московскому князю и его двоюродному брату, местом нахождения Мамая указан отнюдь не Дон, куда направляют войска все без исключения тексты Пространной летописной повести, «Задонщины» и «Сказания о Мамаевом побоище», а река Воронеж, с верховьев которой по высокому водоразделу открывался путь к Рязани и к Москве.
Исходя из такой ситуации, следует полагать, что задачей московских воевод было как можно раньше перехватить только еще формирующееся на перекочевках ордынское войско. Поэтому представляется единственно возможным выдвижение московского войска именно в район нынешних Скопина и Ряжска, туда, где в более позднее время проходили мощные линии «засечной черты». Место это было, видимо, хорошо известно, и туда должны были подойти запаздывавшие полки и дружины, как об этом сообщает «Сказание о Мамаевом побоище»25. Если же вспомнить, что два дня стояния «на Березуе» были вызваны замешательством разведки, которая обнаружила Мамая не на юге, как ожидалось, а на юго-западе, за Доном26, то автор Пространной летописной повести, составляв____________________
23 Никитин А.Л. Подвиг Александра Пересвета. // ГДРЛ, сб. 3. М., 1992, с. 267-268. См. также: Добролюбов И. Историко-статистическое описание церквей и монастырей Рязанской епархии, ныне существующих и упраздненных, с списками их настоятелей за XVII, XVIII и XIX ст. и библиографическими указаниями, т. 2. Рязань, 1885, с. 242.
24 См., напр., работы Л.А.Бескровного, В.А.Кучкина, И.Б.Грекова, Б.А.Рыбакова, Р.Г.Скрынникова и других историков, посвященные последнему юбилею Куликовской битвы.
25 Сказания и повести…, с.37, 59, 92.
26 «Приспе же въ 5 день месяца септевриа «…» приехаша два от стражь его «…» и приведоша языкъ нарочита «…» Тый языкъ поведает: «Уже царь на Кузмине гати стоить, нъ не спешить, ожыдаеть Олгорда Литовскаго и
ЧТО НАПИСАЛ «СОФОНИЙ РЯЗАНЕЦ»?____________________
537
щий ее полвека спустя после событий, вполне мог посчитать такое расхождение «поведания» с действительностью коварным замыслом («лестью») рязанского князя. Между тем, никакой «лести» и в помине не было, поскольку в «писании» Софония после сообщения о приходе и намерениях Мамая следовало предложение князьям «пообыскать, тут ли он стоит, где мне поведали»27.
В этой ситуации по-иному звучит и топоним "Березуй", который следует выводить не от 'березы', как то делается обычно28, а от 'берега' или 'бережения', подразумевая под ним традиционное место сторожевого форпоста, выдвинутого «на берег» Половецкого поля29.
Выявленные обстоятельства, сохранившиеся в поздних текстах и восходящие, скорее всего, к гипотетическому «Слову о Мамаевом побоище», позволяют по-новому взглянуть на личность Софония и на его роль в событиях 1380 г., вернувшись к гипотезе Седельникова-Ржиги о его аутентичности рязанскому боярину Софонию Алтыкулачевичу.
Софоний не был и не мог быть автором ни «Задонщины», как правильно показал Л.А.Дмитриев30, ни гипотетического «Слова о Мамаевом побоище», как это полагала Р.П.Дмитриева31 и допускал с некоторой осторожностью Л.А.Дмитриев32, поскольку его единственным произведением («писанием», «пове____________________
Олга резаньскаго, а твоего царь събрания не весть, ни сретениа твоего не чаеть, по предписанным ему книгам Олговым, и по трех днех имать быти на Дону» (Там же, с. 37). 27ПСРЛ,т. 15, с. 440.
28 Бегунов Ю.К. Об исторической основе «Сказания о Мамаевом побоище». // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла, с. 489, прим. 71.
29 См. по этому поводу [Класс Б.М.] Сказание о Мамаевом побоище (вариант Ундольского). Примечания. // Памятники Куликовского цикла. СПб, 1998, с. 214.
30 «Всё сказанное выше заставляет усомниться в, казалось бы, общеприятом утверждении, что автором «Задонщины» был Софоний рязанец, о котором, кстати говоря, мы ничего не знаем. Возможно, Софоний был либо предшественником, либо современником автора «Задонщины», и последний назвал его в своем произведении по аналогии с упоминанием автором "Слова о полку Игореве» своего предшественника - Бояна» (Дмитриев Л.А. История памятников Куликовского цикла. // Сказания и повести…, с.311.
31 Дмитриева Р.П. Об авторе «Задонщины». // Сказания и повести…, с.360-368.
32 Задонщина. // СККДР, вып. 2, ч. 1. Л., 1988, с. 345-353.
538____________________
данием») оказывается сообщение о появлении Мамая и намерениях последнего, сохранившееся в составе Тверской летописи, дошедшей до нас в списке начала XVI в. Более того, можно думать, что реальное сообщение включало также сведения о переговорах между Мамаем, Ягайло и Олегом рязанским, сам факт которых был использован в Пространной редакции летописной повести, а позднее литературно развернут в «Сказании о Мамаевом побоище». Стиль послания Софония, тон обращения к московскому князю, сведения, содержащиеся в нем, и ссылка на источник («мне поведали», т.е. доложили), делают вполне достоверным отождествление его автора с рязанским боярином, выступающим секретным посредником между рязанским и московским князем в предупреждении братоубийственной войны.
Вопреки уверениям автора Пространной летописной повести, рязанский князь Олег Иванович не был изменником и не мог испытывать никаких симпатий к Орде и ордынцам, находясь между Ордой и Москвой, как между молотом и наковальней, так что любая их стычка губительнейшим образом отзывалась на Рязанском княжестве, подвергавшемся огню и разорению. «Москва страшна, но ордынцы - страшнее», - так можно сформулировать точку зрения всех без исключения обитателей Рязанского княжества в то время. Вот почему мне представляется вполне вероятным, что рязанский князь использовал именно Софония Алтыкулачевича, своего первого и, похоже, наиболее доверенного боярина, чтобы подать весть Москве о грозящей опасности и сообщить об «открытом коридоре» для прохода по Рязанской земле до «Березуя» навстречу Мамаю. В противном случае вторжение московского войска означало неизбежный вооруженный конфликт с немедленным оповещением ордынцев - об этом историки почему-то забывают. И зря, поскольку самым красноречивым свидетельством наличия секретных договоренностей между Олегом рязанским и Дмитрием Ивановичем оказывается основанный вскоре после победы 1380 г. московским князем на рязанской земле монастырь во имя своего патрона, Димитрия Солунского, позднее дополненный престолом св. Сергия Радонежского.
Стоит заметить, что «Задонщина» донесла до нас еще одно полустершееся заимствование из протографа, бросающее свет на роль Софония в указанных событиях и на его личность: заимствование, которое в протографе играло, как можно думать, сюжетоформирующую роль, но в «Задонщине» оказалось настолько затушевано, что не привлекло специального внимания исследователей. Между тем, оно дает определенные представления о среде, в которой могло возникнуть гипотетическое «Слово о Мамаевом побоище».
ЧТО НАПИСАЛ «СОФОНИЙ РЯЗАНЕЦ»?____________________
539
Речь идет об упоминании «Микулы Васильевича» - сына последнего московского тысяцкого, свояка великого князя московского, Николая Васильевича Вельяминова, женатого на сестре жены Дмитрия Ивановича и, таким образом, находившегося также в свойстве с боровским и серпуховским князем Владимиром Андреевичем. Последний же, как известно, был не только двоюродным братом московского князя, но и свояком Дмитрия и Андрея Ольгердовичей, на сестре которых был женат33. Последнее дает основание именно в окружении данного князя искать авторов произведений Куликовского цикла, как известно, особое внимание уделивших самому князю и его шурьям. Теперь в этот круг мы должны ввести и Н.В.Вельяминова с его женой Марией Дмитриевной, дочерью суздальского князя, так как по сохранившемся остаткам начала двух наиболее полных списков «Задонщины» (У и Ж) можно видеть, что это произведение в своем протографе открывалось указанием на пир, происходивший в доме Вельяминова, где присутствовали оба князя и куда пришло послание Софония о Мамае. Если учесть, что Н.В.Вельяминов был в это время воеводой в Коломне34, ближайшем к Рязани пограничном московском городе, то его знакомство с рязанским боярином и постоянные между ними контакты, как сказали бы мы теперь, «по линии общественной безопасности», вряд ли можно подвергнуть сомнению. Таким образом, следует говорить не о «вести с Поля», полученной от безымянных «сторожей», а о задействованных дипломатических каналах самого высокого ранга, по которым в Москву (или в Коломну) была доставлена депеша Софония, если только он не привез ее сам, воспользовавшись приглашением на пир, присутствие на котором Для него было не только возможно, но и вполне естественно.