— Рад, что тебе нравится, — кивнул я, усаживаясь за стол.
Солнце уже клонилось к закату, и небо полыхало невероятными оттенками красного и оранжевого. Я на мгновение замер, смакуя момент.
— Знаешь, за всей этой ежедневной суетой, беготнёй, как белка в колесе, иногда забываешь просто остановиться и насладиться моментом. Приятно видеть что-то настолько красивое, аж дух захватывает.
— Я много лет так живу, иначе какой вообще смысл жить, — невозмутимо ответил Серхан.
— Слушай, я тут недавно интересовался насчёт сухого дока для нашего транспортного предприятия.
— Сухого дока? — переспросил турок, скрестив руки на своей мощной груди. Он явно нутром чуял, что спрашиваю я не просто так. Опыт и природная хитрость делали его интересным собеседником.
— Давай сразу определимся, Алексей Сергеевич, что в вопросах водной архитектуры я, мягко говоря, тебе не советчик.
— Ты нет, я нет, я тут поспрашивал — буквально никто не советчик. А здание такое нужно.
— Прямо сильно нужно?
— Да.
— А в списках строений при управлении поселением? Знаешь, большинство людей не обладают даром владыки поселения, но у тебя-то он есть.
— В списках такого здания нет.
— Ну, значит, его построить невозможно.
— Собственно, с этим я и пришёл. Нестандартное здание может построить человек с навыками архитектора, но найти такого и договориться с ним я не смог. И тут я понимаю, что есть на свете один умный и красивый человек с даром прорицателя, — начал я издалека, наблюдая, как на лице Серхана медленно, но верно появляется и стремительно растёт хмурая гримаса. — И я тут подумал… чисто гипотетически… что было бы очень полезно для НАС ОБОИХ, если бы ты, ну, напряг свои сверхспособности и разузнал, как всё-таки построить этот грёбаный сухой док или найти узкого специалиста по его постройке.
Я сделал особый акцент на «нас обоих», чтобы намекнуть: это не просто моя хотелка, а вопрос общей выгоды.
— Прорицания — это моя специальность, да, не спорю, — медленно проговорил Серхан, сверля меня взглядом. — Но я не использую свою силу, чтобы помогать другим направо и налево. Магия — это, знаешь ли, сложнейшая дисциплина, она требует огромного труда и полной самоотдачи. С какой стати я должен раздавать свои услуги, как какой-нибудь дешёвый уличный фокусник на Арбате? Моя сила — для моей деревни и для меня лично, и больше ни для кого. Точка.
Вот тебе и весь разговор. Жёстко, но, по-своему, справедливо.
— Конечно, конечно, я всё понимаю, — поспешно сказал я, поднимая руку в примирительном жесте, чтобы он немного остыл. У нас уже был подобный разговор примерно год назад, когда я просил его о помощи, и он тогда ясно дал понять, чтобы я больше не беспокоил его с такими просьбами. Старые грабли, так сказать. — Но я не прошу тебя доступ к твоему навыку, а только разовую помощь. И, кроме того, ты один из основных инвесторов в нашей конторе.
— Инвестор, который помалкивает! — возразил Серхан.
— И тем не менее ты партнёр, инвестор, — спокойно парировал я, стараясь сохранять хладнокровие. Сейчас не время было распаляться, видя, как он начинает заводиться. У мужика были свои секреты и сила, которую он оберегал, я это прекрасно понимал. — Это предприятие, Серхан, довольно крупное, ты же сам видишь. Ты сам говорил, что одна только стоимость этих дешёвых драгоценных камней из Алепии с лихвой окупает всю экспедицию. И, честно говоря, из-за некоторых, скажем так, непредвиденных логистических сложностей, без этого сухого дока я просто не смогу гарантировать безопасность наших рейсов. Если уж на то пошло, мы можем вообще не увидеть ни одной успешной поставки без него. По крайней мере, в течение ближайшего года. А это, сам понимаешь, уже серьёзные финансовые потери для всех нас.
Мои слова, похоже, возымели некоторый успокаивающий эффект. Он откинулся на спинку стула и немного расслабился.
— Ясно. Тебе бы, Алексей Сергеевич, следовало побольше рассказать об этих рисках на том собрании. А то всё так радужно расписал.
— Просто речь до этого не дошла, — усмехнулся я. — У меня была заготовлена целая презентация по риск-менеджменту, со слайдами и диаграммами, всё как положено. Но в тот самый момент, как Герман Дурнев зычно рявкнул, что он в деле, остальные тут же, как по команде, вцепились в эту возможность, боясь опоздать на раздачу слонов.
Серхан тяжело вздохнул.
— Да, да, понимаю… Ну, сама новизна всего этого, конечно, была захватывающей, не спорю. Я не против дать тебе денег, Алексей Сергеевич… но всё же я не хочу создавать прецедент, чтобы ты потом каждый раз бегал ко мне за магической помощью. Это, знаешь ли, обесценивает мои уникальные компетенции.
— У тебя там, кажется, семь процентов компании? — уточнил я, прикидывая в уме. — Не то чтобы ошеломляющая сумма. Твой финансовый вклад был, скажем так, скромным, но это и понятно, у каждого свои возможности. Слушай, я продам тебе три процента из своей доли, чтобы у тебя было ровно десять, если ты провернёшь это дельце с доком. Как тебе такой барыш?
— А это вообще законно? — подозрительно прищурился Серхан.
— Контракт запрещает нам продавать акции кому-то на стороне в течение трёх лет, — пояснил я. — Но между собой мы можем ими меняться, торговать, дарить — да что угодно. Внутри нашего тесного и дружного коллектива. Так что всё в рамках правового поля, не переживай.
— Тогда пять, — решительно заявил Серхан. — Двенадцать — хорошее число. Красивое.
Ну, пять процентов — это, в принципе, мелочь. Герман Дурнев владел самой большой долей — двадцать два процента, у госпожи Анны Вульф было пятнадцать. Я по-прежнему оставался мажоритарным акционером и не терял контроль над компанией, даже отдав ещё пять процентов Серхану. У меня всё равно оставался пятьдесят один. Честно говоря, я не слишком парился насчёт этих традиционных корпоративных войн.
Никто не мог продать акции на сторону в течение трёх лет, и я был уверен, что мы все отобьём наши инвестиции уже за первые три рейса. А как только пойдёт стабильная прибыль, я на свои же доходы выкуплю большую часть акций у остальных. Герман Дурнев наверняка продаст, потому что он влез в это дело исключительно ради бабла, хотя насчёт позиции госпожи Анны Вульф я был не так уверен. Ну а если Серхан захочет держать свои двенадцать процентов вечно — да ради бога, пусть держит. Мне не жалко.
В конце концов, пусть для моих «инвесторов» это было не очевидно, но они мне были нужны вовсе не из-за денег, а для того, чтобы заполучить доступ к их товарам и производственным возможностям. Много бы я наторговал, если бы работал один? А так у меня есть списки товаров моих союзников.
От этого я и грустил после отказа сэра Акертона.
— Ладно, — кивнул я. — Если ты сможешь использовать свои силы прорицания, чтобы, так сказать, материализовать этот сухой док, я продам тебе пять процентов из своих акций. По рукам?
Серхан аж руки потёр от предвкушения, и я заметил, как в его глазах блеснул азартный огонёк. Он протянул мне руку, и я её пожал.
— Ну что, как мы будем это проворачивать? У тебя есть какой-то план? — спросил я.
— Мы ничего не будем проворачивать, Алексей Сергеевич, — ответил Серхан, поднимаясь из-за стола.
Он снова потёр руки, что-то бормоча себе под нос на своей тарабарщине. Я заметил, что он начал скользить ладонями одна о другую, слева направо, в каком-то повторяющемся узоре, снова и снова. Прямо как шаман перед камланием.
— Я просто сделаю всё что нужно.
И с этими словами Серхан Демир растворился прямо у меня на глазах в лёгком клубе ароматного дыма. Ёпрст, вот это фокусы! Я невольно задумался: интересно, а сколько акций потребуется, чтобы убедить его научить и меня так же эффектно сваливать? Это ж какая экономия на транспорте была бы… Да и на совещаниях можно было бы красиво исчезать. Эх, мечты, мечты…
Две недели пролетели как один миг — вся эта канитель с подготовкой к первому большому плаванию выматывала похлеще иной битвы.
Серхан теперь часто общался со мной через Стратегическую карту. Вернее сказать, он закидывал меня депешами, полными жалоб и стенаний о том, какую, дескать, сложную хреновину я его озадачил строить. Что его Art Life не справляется, что работа адова, и чертежи — чистый сопромат для продвинутых, и вообще он вымотался так, будто вагоны разгружал. Чисто по-человечески я его, конечно, понимал — задача была не из лёгких. Но, блин, он так тонко, почти прозрачно намекал, что за такие трудовые подвиги ему бы премию выписать, что аж смешно становилось. Пять процентов от миллиардного предприятия — это уже некисло.
Договор есть договор. С какой такой радости я должен ему доплачивать просто потому, что работа, видите ли, «сложная»? Большинство работ, если уж на то пошло, не прогулка по парку. Так что пусть губу закатает.
К концу второй недели наш первенец, корабль под гордым названием «Вестник», наконец-то был готов. Красавец получился, ничего не скажешь — просмолённые борта блестели на солнце, мачты устремлялись в небо, а на палубе уже суетилась команда.
И как по заказу, буквально за пару дней до этого подоспел и груз: наша пшеница и этот самый Медицирим. Всё тютелька в тютельку, идеальный тайминг! Всего набралось полторы тысячи единиц пшеницы и столько же Медицирима. Четыреста мешков зерна я отсыпал из своих личных запасов, ещё триста подкинул Герман Дурнев, а остальное пришлось докупать на излишки от инвесторских вливаний.
В общем и целом, если эти дельцы из Торговцев сдержат слово и примут товар по тому прайс-листу, которым они нам так любезно размахивали перед носом, то навар ожидался под семьдесят тысяч золотых. И это всё с одного-единственного рейса. Если поделить на всех инвесторов, а на первый рейс у нас была равная доля — считай, по семнадцать с половиной тысяч на каждого. За одну ходку! У меня аж в глазах зарябило от таких перспектив.
Само собой, эта прибыль тут же должна была пойти в дело — на закупку сахара по десять золотых за единицу. Обратно «Вестник» должен был привезти три тысячи единиц этого сладкого дефицита, который на нашем местном рынке улетел бы по сотне за штуку. Если предположить, что мы сможем сбыть весь сахар без сучка без задоринки, то обратный рейс принёс бы нам уже триста тысяч золотых. Триста! Даже при грубом делении на четверых — это по семьдесят пять тысяч каждому. От таких цифр у меня аж вспотели ладони.