Уши Парнифера при этих словах встали торчком.
— Любопытно, весьма любопытно, зачем вам столько этого… продукта, — он прищурился, разглядывая меня с явным интересом. — Особенно учитывая, сколько у нас других товаров на продажу. Говорят, люди очень любят свой сахар. Почти так же сильно, как мы, Кроликотоны, любим пшеницу.
— Почти так же, — подтвердил я с улыбкой. — И будем надеяться, что оба торговца с уважением отнесутся к ценовой политике друг друга. Демпинговать не станем, верно?
— Конечно, конечно, — закивал Парнифер. — Цена на пшеницу не вырастет, так с какой стати должна расти цена на сахар? Всё по-честному.
Он посмотрел на меня с хитрецой.
Забавно, он представитель совсем другой расы… В первый момент я удивился, что в мире Истока есть эльфы, потом гномы. Потом не удивился, что есть крокодилы, кролики, мыши и козлы. Местная магия проявляет себя самым разным образом. И что ещё более странно, я нахожу с ними общий язык, например, понимаю намёки своего коллеги. Он почти открытым текстом говорит, что если я не стану завышать цены на товар, он тоже не станет. И, хотя в отличие от него я был монополистом, обманывать его не был намерен.
— Думаю, мы поняли друг друга, — с достоинством ответил я. — Мне нравится стабильность в ценообразовании. Прогнозирование — основа долгосрочных отношений.
— Вот именно, — удовлетворённо кивнул Парнифер, широко ухмыляясь и демонстрируя ряд очень острых для травоядного зубов. — Джентльменское соглашение.
Глава 14
Короче, с этим Парнифером, даром что он нелюдь, мы неплохо нашли общий язык.
Что такое картель?
Картель — это же не про мексиканские наркотики, картель — это договорённость.
Например, если все пекари в городе договорятся продавать пирожки по шесть рублей за штуку, и никаких гвоздей. И сообща держат эту цену, так что покупатель покрутится-походит и примет её как объективный факт.
Согласитесь, при чём тут наркота? Мексиканцы сильно опошлили значение термина.
В данном случае у нас с Парнифером не совсем картель, но договорённость по ценам возникла.
Смекнули оба, что у каждого из нас есть то, что у другого — лютый дефицит, ну и договорились: цены не задирать, пока спрос не схлопнется до убытков.
Коммерческая дисциплина — это я люблю и уважаю.
Правда, пришлось мне этому Парниферу, здоровенному кроликотону, ответный «Дань за Первый Рейс» презентовать — типа, в знак доброй воли и подтверждение того, что я слов на ветер не бросаю.
Хотя нутром чую, падла ушастая, это он мне так за мой предыдущий «подарок» решил отомстить, хитрожопый. Я ему, значит, отвалил банку какой-то рыбёшки, которую наши рыбаки наловили и в бочке засолили для припасов.
Ну, буквально то, что под руку попалось. Пахла она, конечно, специфически — эдакий аромат дальних странствий и пролетарской закуски, аж слезу вышибало. Вроде сюрстрёмминга, где ключевым словом было «стрёмный».
Я ему ещё и наплёл, что, мол, деликатес знатный, у нас за таким очередь в три витка вокруг Кремля. Он, бедолага, аж расплылся в подобии улыбки, пытаясь изобразить, будто я ему прям царский подгон сделал.
Ну, короче, как только сделку закрыли и заказали сахар, я этому здоровенному кролику, Парниферу, пожал лапу и двинул в гостиницу, где меня уже дожидалась Ираида.
Фома, мой штатный маг-алкоголик, не видя в окрестностях кабака или хотя бы винной лавки, грустно плёлся следом, тихий, как мышь под веником.
Ввиду своей вынужденной трезвости (хотя я ему бухать и не запрещал) он объявил мне молчаливый протест за то, что я его силком потащил в эту экспедицию.
Ага, протест.
Вообще-то, я своими глазами видел, как он с капитаном нашего судна келдырил и байки травил про свои былые «подвиги».
Выходит, всё-таки нет никакой трезвости, а есть дешёвая театральщина, чтобы меня разжалобить.
Так что его обет молчания, похоже, работал только тогда, когда ему это было выгодно. Ну, или когда он был слишком пьян, чтобы членораздельно протестовать. Или когда я был рядом — чтобы начальство не гневить. Хитрец, одно слово.
Встретившись с Ираидой, мы последовали за ней. Она повела нас прочь от этого, с позволения сказать, «отеля» — клоповник тот ещё, если честно, даже в моих бандитских общагах в девяностые почище было.
Фома было открыл рот, чтобы поныть, как обычно: мол, ноги отваливаются и вообще жизнь — боль, но тут же вспомнил про свой великий «протест» и захлопнул варежку, не успев и слова выдать.
Прям гигант мысли, отец русской демократии, а не маг. Кремень-мужик.
Честно говоря, у меня язык не повернулся сказать этому колдуну хренову, что его молчание — это просто бальзам на душу по сравнению с его внезапными словоизвержениями и частенько бредовыми разглагольствованиями.
Уж лучше пусть молчит, ей-богу. И он, и мои нервы целее будем.
Ираида уже здорово ориентировалась в городе и, кажется, даже с кем-то временами здоровалась.
Повела она нас в некие Северные кварталы.
Судя по всему, там обитали те, кто составлял гарнизон города, — такие как Хемиш и его ящеры-охранники.
Здесь на них можно было посмотреть в их естественной среде обитания.
Здоровенные, надо сказать, рептилоиды. Нахальные, крепкие, бицепсы как у Шварценеггера на пике формы.
Ходят такие, зыркают, поигрывая мускулами, иногда клацают зубищами.
Может, это у них непроизвольно, а может, пугают. Хрен его знает, но все эти крокодилы мне не особо нравились. Мне бы моего простого Гену, а этих всех — убрать обратно в клетку.
Но это их квартал, и они тут у себя дома.
Глядя на то, как Ираида здесь ходит с уверенным видом, я тоже сделал лицо кирпичом и старался не показывать беспокойства.
А посреди всего этого драконьего Гарлема был высеченный в скале герб, вероятно, символика города.
Оленьи рога, какие-то долота или стамески и отпечаток лапы — всё вместе. Герб Паннонии или около того.
Местный колорит, запечатлённый в камне.
Рога, как я понял, символизировали архитекторов — каких-то древних оленелюдей, которые свалили в горы от драконов, что ими, не будь дураки, закусывали. Ну, типа, «наш дом — наша крепость», классика жанра. Долота — это, значит, их трудовые подвиги по вырезанию хаты в скале, а лапа — символ того, что в Паннонии, типа, всем зверолюдям рады. Эдакий «Зверополис» местного разлива.
И всё это было бы миленько, если бы не зверские крокодильи рожи. И если бы от них не пахло немытой псиной.
Здесь был проход в некий Внутренний Город, и его охраняло штук двадцать рыл таких же злых охранников.
Стояли как вкопанные, копия в копию, с дубинами наперевес, ни один мускул не дрогнет.
Выправка, конечно, как у кремлёвского караула, только рожи страшнее и чешуя вместо кожи. Я уж было подумал, пустят нас в город или нет. Может, туда какой-то специальный пропуск нужен? Всё-таки охрану выставили не просто так.
Однако, по счастью, Ираида повела нас не туда.
Может, фейсконтроль мы бы и не прошли, а может, у неё был другой, более тонкий план. Она свернула вбок от ворот, к какой-то неприметной лестнице, тоже высеченной в скале, но, прикинь, без охраны. Вообще никого.
Прям проходной двор какой-то, а не секретный вход в суперважное место.
Ступеньки становились всё круче и круче, мы шли по ним, булки уже горели от напряжения, а лёгкие пылали огнём.
Лестница, что ни говори, большая.
Вели они, как оказалось, на территорию этих самых Горных Козлов. Да-да, тех самых, что в горах живут и на всех свысока поглядывают, типа самые умные.
Проход этот, как выяснилось, был без охраны, потому что к Козлам, типа, мог подойти любой желающий, и это очень важная часть местной религии и философии.
Каждый имеет доступ к мудрости.
Ну, то есть, подойти-то мог, а вот попасть на аудиенцию — это уже фигушки, для избранных.
Не факт, что мудрость к тебе прикоснётся.
Опять-таки, надо понимать: подняться наверх желающий может, это его личное дело, а вот общаться с ним — личное дело козлов.
Имеют они право на своё мнение?
Ещё как.
Но полезть и покричать в горы, типа: «Эй, козлы, рассудите!» — это пожалуйста, сколько влезет. Демократия в некотором роде. Доступность органов власти.
Ираида уже один раз сюда лазила, чтобы подготовить почву и всё разведать.
Я бы на такой фитнес не подписался без крайней нужды, даже за большие бабки.
Её пламенная речь, полная праведного гнева и юридических терминов (наверное, я ж не слышал, но представляю себе эту картину), таки зацепила одного из этих горных судей, и он велел ей меня сюда притащить. Типа: «Пусть главный ответчик явится, посмотрим ему в его бесстыжие глаза». И вот теперь, когда мы карабкались по этой туманной горной тропе, пыхтя в унисон, как загнанные пони, меня не покидало ощущение, что за нами кто-то очень внимательно наблюдает.
Прям как в фильмах про шпионов, только вместо камер — чьи-то невидимые глазищи. Неприятненько, скажу я вам, аж мурашки по спине. Так и до клинической паранойи недалеко.
— Горные Козлы очень мудрые, — прошептала Ираида, когда мы немного отдышались, присев на какой-то валун, воняющий, кстати, козлятиной. — Некоторые считают, что они так же древни, как сам Панноний. Нужно проявить к ним максимальное уважение, Алексей Сергеевич, а то могут и копытом лягнуть, фигурально выражаясь. Или рогами боднуть, но вот это не фигурально, а буквально.
— Да ладно, что я, не понимаю, что ли? Не в первый раз с далай-ламами ручкаюсь.
Я старался восстановить дыхание и не показывать, что у меня уже ноги гудят, как телеграфные столбы.
— Я ж не пацан какой, понимаю. Будем предельно корректны, как на приёме у английской королевы.
Ступенек было до хрена, и высота уже давала о себе знать — дышалось тяжеловато, как будто мешки с цементом таскал. Сердечко, правда, пока не шалило, молодое тело — это вещь! Не то что моё старое, которое от такой прогулки уже бы раз пять инфаркт словило.