Но я ещё держался молодцом по сравнению с Фомой. Этот «маг» отстал на несколько пролётов, и его хронический алкоголизм давал о себе знать. Он останавливался передохнуть через каждые десять метров, пыхтел, как паровоз на подъёме.
И это при том, что у него есть магическая поддержка для такой олимпиады. Видать, всю свою ману на подъём растратил, или просто физуха ни к чёрту.
Ираида же шла вперёд, не обращая на него внимания, как будто его и нет вовсе. Она-то знала, что этот хмырь припёрся сюда только для того, чтобы позырить на Козлов и срисовать их облик для своих иллюзий. Чисто профессиональный интерес, никакой эмпатии к нашему делу.
Шпион, а не союзник.
— Какие-нибудь особые обычаи у них есть, которые мне нужно соблюсти? — спросил я у Ираиды, когда мы снова немного сбавили темп, потому что я уже реально задыхался. — Ну, там, не знаю, в левый рог поклониться или правой ноздрёй не дышать? А то ещё обидятся, и пиши пропало.
— Смирение — начало и конец мудрости, — философски изрекла Ираида, как будто цитировала какого-то местного Конфуция или Омара Хайяма. — Вы их своими манерами не оскорбите, Алексей Сергеевич. Главное — без правительственного гонора, они такое не любят. Как-никак, они тоже своего рода правители, причём долгоживущие. Поменьше пафоса, побольше уважения.
Пока мы продолжали восхождение, которое казалось бесконечным, задул холоднющий ветер, пробирающий до самых костей, и облака вокруг горы сгустились так, что стало ни черта не видно дальше собственного носа.
Прям как в Сайлент Хилле, только без монстров… пока что.
На нас легла тень, и солнце пропало, будто его выключили рубильником. Я аж поёжился, несмотря на то, что шёл и потел.
Мы вышли на какое-то длинное плато, где нас поджидал одинокий фонтан. Пейзаж, надо сказать, не для слабонервных: такой суровый минимализм и драматическая тоска.
Фонтан сам по себе был ничего особенного: две чаши, одна поменьше, откуда вода стекала в большую, круглую. Ну, типа, стандартная конструкция для парков и скверов, только тут вокруг горы и туман, и тишина такая, что уши закладывает. Однако, когда я подошёл поближе, чтобы рассмотреть этот фонтан из чёрного камня, я, мягко говоря, охренел. Вода, прикиньте, текла вверх! Из большой чаши в маленькую. Вот это фокусы! Антигравитация в действии или местное колдунство? Я аж глаза протёр — думал, глюки от нехватки кислорода.
— Пришли, — шепнула Ираида, которую фонтан нисколько не интересовал.
Она опустилась на колени и окунула руки в воду, словно совершая омовение. Выглядело это довольно торжественно, хоть и просто. Как будто готовилась к встрече с самим Богом.
Ну, я тоже присел на корточки и повторил за ней. Не хватало ещё местные ритуалы нарушить, особенно когда на кону такие ставки. Как только мы оба преклонили колени, откуда-то сверху раздался голос. Такой, знаете, с эхом, как будто из бочки говорили или с того света вещали.
— Алексей Морозов из Града Весёлого, — произнёс голос, раскатываясь эхом по горам, отражаясь от скал со всех сторон.
Я поднял башку, но наверху ничего не увидел: облака были такие плотные, хоть топор вешай.
Прям голос с небес.
Сам голос был старый и дребезжащий, как будто говорил какой-то столетний дед, который Ленина ещё молодым помнит. Ну, или кто тут у них вместо Ленина.
— Ты пришёл просить аудиенции у одного из нас? — вопросил этот невидимый оратор. Ну, типа, «чё надо, смертный? Зачем пожаловал, беспокоишь уважаемых людей?».
— Именно так, — ответил я, поднимаясь на ноги и пялясь вверх, туда, откуда, по моим прикидкам, доносился этот глас.
Не люблю, когда со мной из-за угла разговаривают, предпочитаю видеть собеседника, даже если у него рога и копыта.
Тут сверху посыпалось несколько камней, и прямо передо мной со склона горы съехало какое-то высокое, элегантное существо. Скользило оно так искусно, будто гравитация для него — пустой звук. Прям как фигурист на льду, только вместо коньков — копыта, а вместо льда — голые камни. Это и вправду оказался козлочеловек — ну, или козлолюд, хрен их разберёт.
Белая, лохматая шерсть, здоровенные закрученные рога на башке.
Вылитый сатир из древнегреческих мифов, только без флейты и голых нимф, и вид у него был куда более серьёзный.
Глаза у него были ярко-жёлтые и светились в полумраке, как два фонаря. Одет он был в простую холщовую робу, всю в заплатках, как будто только что с поля пришёл. Скромненько, но со вкусом. Минимализм в одежде — тренд сезона в горах.
— Для меня честь, что ты пришёл поговорить со мной, — сказал Козёл и даже поклонился мне.
Я, естественно, поклонился в ответ — этикет, мать его.
Он продолжил:
— Долго эти стены стояли пустыми и одинокими, не слыша звуков торговли и веселья. Как же народ изголодался по работе, которую им поручали. Руки Кроликотонов без дела: нечего считать, молодым нечего паковать, нечего в телеги запрягать. Безработица, тоска, разруха.
Ну да, понимаю, когда твои уникальные компетенции не востребованы рынком — это трагедия. Хоть резюме на HeadHunter вывешивай.
— Я, если это важно для дела, намерен обеспечить их всех работой и вести торговлю, — сказал я, протягивая козлочеловеку руку для рукопожатия. — И компанией тоже, насколько моих скромных ресурсов хватит. Будем поднимать местную экономику, создавать новые рабочие места, повышать ВВП региона.
— Могу я узнать ваше имя? — спросил я, глядя этому существу прямо в его светящиеся глаза. Надо же как-то к нему обращаться, не «эй, козёл» же. Это было бы невежливо и контрпродуктивно для переговоров.
— Имя… имя… Гравий! — сказал он, бросив взгляд на несколько мелких камешков, упавших на землю во время его спуска. — Да, Гравий. Хорошее имя на данный момент. Давненько оно мне не требовалось, так что прости, что пришлось выдумывать на ходу. Имя ведь нужно, чтобы отличать одно мыслящее существо от другого.
Ну, Гравий так Гравий. Оригинально, ничего не скажешь. Почти как погоняло из девяностых — Граф, Князь, а тут Гравий. Звучит солидно.
— Очень приятно, Гравий, — сказал я.
Козёл (то есть Гравий) жестом пригласил меня присесть рядом с ним у фонтана. Сам он опустился на землю, скрестил ноги по-турецки и протянул руки к воде, что текла вверх, ощупывая её. Я подчинился и сел рядом, тоже уставившись вперёд. Медитация на антигравитационную воду — новый вид тимбилдинга, не иначе. Или просто местный способ расслабиться.
— Твоя слуга много говорила об этом деле, — произнёс Гравий. Голос его был строгим, но не злым. — Я единственный, кто решил остаться и выслушать. Мои братья и сёстры ушли, им это дело было неинтересно.
Типичная тема: одному интересно, другим пофиг. Как на совещаниях в «Эоле»: один я впахиваю, остальные кофе пьют.
— Интересно мне в том числе потому, что это именно я когда-то давным-давно предложил выкупить пленников у Торговцев. Я, можно сказать, запустил этот процесс. И теперь мне решать, катиться этому шарику дальше по дорожке или нет.
О как! Живой носитель истории.
Ну вот, добрались до сути. Раз он запустил исторические процессы, то и переживает за них. Ответственный, это хорошо.
— Я ценю вашу готовность рассмотреть этот вопрос, — сказал я. — Это показывает вас как ответственного руководителя, который не боится признавать возможные ошибки прошлого.
Краем глаза я заметил, что Фома наконец-то доковылял до нас, но Ираида вовремя преградила ему путь, не дав подойти ближе. Её взгляд был красноречивее любых слов: «Только попробуй что-нибудь ляпнуть, и я тебе оба глаза подобью».
Его глаза так и бегали вверх-вниз по козлочеловеку, жадно впитывая каждую деталь его облика. Скетчи для нового хоррора рисовал, не иначе, или уже прикидывал, как такую иллюзию создать.
— Торговцы нам тогда сказали, что эти пленники все как на подбор — убийцы, не заслуживающие жизни. Воры, насильники, лжецы, душегубы. Отправить их на работы было взаимовыгодно для этого Великого Города. Исток, мол, избавится от всякой мрази и гнили, а у нас появятся работники в шахтах, — рассказал Гравий.
Он слегка нахмурился, и его жёлтые глаза как будто потускнели на мгновение.
Видимо, вспоминал ту историю.
А может, до него наконец-то дошло, что его могли банально развести, как лоха.
— Однако теперь виновность этих людей под большим сомнением.
— Уважаемый Гравий, я вас в любом случае ни в чём не обвиняю. Торговцы известны своим вероломством и изощрённой ложью. Те люди, о которых вы говорите, давно мертвы, виновны они были или нет, — пояснил я, стараясь говорить спокойно и убедительно. — Однако им разрешили иметь семьи. Детей. Сыновей и дочерей. И эти люди тоже выросли рабами, вынужденные жить жизнью, из которой им никогда не выбраться. Эдакая наследственная кабала, похуже ипотеки в Сбербанке на тридцать лет. Их дети, внуки, правнуки — они в любом случае не наследуют ни грехов, ни преступлений, ни наказаний.
— В нашей морали потомки несут на себе бремя. Эти семьи несут вину тех, кого осудили ваши же сородичи, — возразил Гравий. — В нашей земле, если один член клана совершает грех, весь его клан несёт этот грех.
Я крякнул. Тут у нас нарисовалось очевидное культурное разночтение.
Глава 15
Ну вот, коллективная ответственность во всей красе. Привет, сталинские времена или что тут у них за аналоги. «Сын за отца отвечает» — это мы уже проходили.
— Я не буду рассуждать о морали и этике ваших обычаев, — сказал я, стараясь не скатиться в демагогию. — Вы их знаете лучше. Это было бы некорректно, особенно когда я не видел всего этого вблизи и лично. Не мой устав — не мне и критиковать. У каждого свои правила. Но я спрошу вот что: прежде чем клан осуждают за грехи, насколько вы уверены в его преступлениях? Есть стопроцентные доказательства или всё на уровне «одна бабка сказала»? Может, уголовное дело шито белыми нитками?
Гравий на мгновение задумался. Он откинулся назад, погрузившись в размышления, и закрыл глаза. Видно было, что шестерёнки в его козлиной башке закрутились с удвоенной силой.