— А я считаю, это было достойное решение, Алексей Сергеевич, — встряла Ираида, сверкнув глазами на мага. — Такое, которое сделает вас знаменитым. Люди будут вашим именем клясться как синонимом самопожертвования. Ну или в крайнем случае в балладах воспоют, как Морозов последнюю рубаху отдал, чтобы народ спасти.
Я молчал.
Голова гудела, как трансформаторная будка, — мысли роились, пытаясь выстроить хоть какой-то план действий. Мои инвесторы, блин, меня с потрохами съедят, когда узнают, что я их бабки, по сути, в трубу спустил. Хотя, может, войдут в положение? Альтруизм там, все дела… Да кого я обманываю? Придётся из своего кармана отстёгивать, возвращать инвестиции. Жёстко, конечно, выйдет, почти вся моя наличка уйдёт, но у нас же ещё корабли есть, да и лето на носу, считай.
Пшеничка попрёт, производство взлетит — отобьём затраты за пару месяцев, если не быстрее.
Я на это очень рассчитывал. Главное, чтобы этот хмырь, Герман Дурнев, не решил из меня долги выбивать по старой памяти, как коллектор какой-нибудь из девяностых, с паяльником и утюгом. А то и похлеще, учитывая его нынешние аппетиты.
— А ты им так и скажи: козёл, натуральный такой, рогатый, с бородой до пупа, весь твой золотой запас сожрал! — не унимался Фома, явно наслаждаясь моментом. — Прямо на месте преступления его и застукал, а он, гад, уже всё подчистую! И главное, смотрит так нагло, мол, вкусно было, добавки не найдётся?
— Ты мне уже на нервы действуешь, старик, — прошипела Ираида. — И знаешь, мне кажется, хватит одного хорошего пинка, чтобы ты кубарем покатился с этой горы. И никто даже не заметит.
— Зато я умру весёлым, дорогуша! Это всяко лучше, чем то, что случится с нашим Капитаном Благотворительность, когда здоровяк Герман про всё это пронюхает, — издевался Фома. Всё, это была последняя капля. Я резко развернулся и схватил колдуна за потрёпанный балахон.
— Ты что, такая эгоистичная мразь, что спокойно смотрел бы, как невинные мужики, бабы и дети загибаются в рабстве где-то под землёй, в темноте и сырости⁈ — прорычал я, слегка встряхивая его. От него несло перегаром и затхлостью, как из склепа.
— Ни черта я не сволочь! — огрызнулся Фома, пытаясь вырваться. — Но раз уж ты меня, старика немощного, в эту грёбаную даль потащил, через горы и леса, будь любезен, страдай вместе со мной! Чтоб жизнь мёдом не казалась! А то привык, понимаешь, на всём готовеньком!
— Ну и буду страдать, — сказал я, разжимая пальцы. Балахон был на удивление крепким. — Ладно, пошли уже к этим Внутренним Вратам, надо успеть на объявление. А то пропустим всё веселье.
Фома, слегка ошарашенный моей вспышкой, предпочёл хихикать мне в спину, но держался теперь на приличном расстоянии. Видать, моя культура общения произвела на него впечатление.
Мы спустились к подножию лестницы как раз вовремя.
У Внутренних Врат уже собралась толпа. Раздался какой-то странный, потусторонний гул — не то колокол, не то ещё какая-то хрень, — причём бил он не по ушам, а прямиком в мозг, в самый центр черепушки, заставляя всех собраться перед узкой платформой, невесть откуда возникшей над Вратами. Торговцы, стражники, даже наши матросы — все были тут, напряжённо вслушиваясь, когда на платформе появилась мерцающая фигура. Это был Гравий, полупрозрачный, но огромный, как скала.
— Объявляется новое Решение, — произнёс он монотонным, безжизненным голосом, от которого побежали мурашки. Я протиснулся сквозь толпу, мимо каких-то драконорождённых, которые, надо отдать им должное, вежливо расступились, давая мне лучший обзор.
— Долгое время люди внизу жили рабами. Сегодня этому конец. Их кланы возвышаются, и с этим возвышением приходит свобода оставаться в Паннонии как граждане новой касты. Те, кто желает уйти, будут увезены торговцами из Истока, которые открыли с нами новый торговый путь. Да будет это решение благосклонно принято всеми в этом городе. Ибо каждое решение очищает и возвышает нас. Радуйтесь все, ибо с решением приходит просветление.
Вся толпа, кроме моих людей, хором повторила последнюю фразу, а потом все разом принялись орать и приветствовать, когда зазвучал другой колокол — такой оглушительной мощи, что земля под ногами ощутимо затряслась. Камни посыпались, пыль поднялась столбом. Хорошо ещё, что здания тут были каменные, а то от такой вибрации могло не только окна повышибать, но и стены сложить.
— Ну, вроде, пипл хавает, — хмыкнул Фома, отряхиваясь. — Интересно, сколько этих беженцев наберётся, целая орава, поди? И куда ты их всех денешь, благодетель ты наш?
Следующие двадцать четыре часа должны были ответить на вопрос колдуна.
Корабль стоял пустой, без многочисленных ящиков, которые могли бы принести нам целое состояние, просто горы золота.
Но эта пустота означала, что мы можем взять на борт больше пассажиров.
Я ждал на берегу вместе со своей командой, когда беженцы, которым было предписано встретиться с нами, наконец появятся. Кроликотоны, все как один жаждущие нашего делового сотрудничества, согласились разместить большую часть людей у себя по домам, пока мы не сможем перевезти их всех в Исток. Прямо сейчас мы могли взять человек триста, не больше. Придётся строить пассажирский лайнер, чтобы забрать остальных, в зависимости от того, сколько их там вообще наберётся.
Через пять часов после указа из врат вышли десять человек. На головах у них были широкополые шляпы, чтобы защитить глаза от солнца, которого они, похоже, сто лет не видели. Несмотря на то, что солнце уже клонилось к закату, они всё равно опускали головы, стараясь не смотреть на светило, и тяжело брели к моей команде. Бледные, как поганки, но, судя по всему, не голодали — мускулатура у всех была что надо, прямо атланты из древних мифов. Четверо из них были мужчинами, высокими и коренастыми, за ними шли шесть женщин, тащивших на спинах здоровенные мешки.
— Эй! — крикнул нам один из мужчин. Он был самым низким из них, но всё равно выше меня на голову. Голос у него был хриплый, будто он камни глотал. — Это вы нас того… освободили?
— Мы, — кивнул я, стараясь выглядеть солидно.
— Клан Жорры благодарит вас, — ответил мужчина. — Но мы с вами не пойдём.
— И Клан Хуго тоже остаётся, — сказала одна из женщин, её голос был неожиданно твёрдым для такой измождённой на вид особы. — Но мы принесли вам подарки.
Один за другим все десять подошли ко мне и сложили мешки у моих ног. Подарки, прямо скажем, были так себе — мешки, набитые какими-то грибами, которые пахли далеко не первой свежестью, а скорее сырой землёй и плесенью. Но это были знаки их благодарности, от чистого сердца. Все они были вождями своих кланов, патриархами и матриархами.
— То есть вы остаётесь? — переспросил я.
— Мы родились в этом мире, собрат-человек. Мы определённо не хотим возвращаться в старый мир, откуда наши предки были изгнаны. Скажите, а те Торговцы из злых легенд всё ещё существуют?
— Ну да, что им сделается…
Глава 16
— И они всё ещё власть на континенте?
— Я не торговец, не один из них, но, как бы мне ни было неприятно это говорить, они всё ещё власть.
— Тем более мы не вернёмся туда, где всё ещё правят эти подонки.
Люди в шляпах переглянулись.
— Но вы стали для нас героем, которого мы будем прославлять веками.
Я задумчиво кивнул. С одной стороны, я, конечно, понял их настрой.
— Так вы теперь вернётесь в подземелья?
— О нет, наши предки с первых же дней мечтали выбраться из подземелий. А теперь, когда нам предоставили равные права, мы не вернёмся в туннели.
— А куда же вы? — не понял я.
— Городу нужны шахтёры. Мы будем работать на глубине, тем более что это умеем только мы. Но работать, а не жить там постоянно. В обмен нам построят новый, собственный район, мы станем полноправными гражданами и, как и все другие кланы в Великом Граде Паннонии, будем процветать и расти.
Ну, посмотрим.
Затаили ли они злобу на своих бывших хозяев? Хрен его знает. Да и, по большому счёту, мне-то что? Придётся ли Паннонии жить с людьми в мире или они устроят тут революцию — это уже не моя головная боль. Гравий и другие судьи считали, что их образ жизни, их коллективные законы — лучший вариант. Только время покажет, так ли это. Я сделал всё, что мог, исходя из того, что у меня было. Совесть моя чиста: эти люди теперь здесь по собственному выбору, свободны получать прибыль от своего труда. Они сами могут определять свою судьбу, и этого для меня более чем достаточно. Инвестиция в карму, так сказать… хотя нет, это выражение я обещал себе не использовать. Короче, нормальный такой пиар-ход получился.
— Скажите, как вас зовут? Нам сказали, что Морозов?
— Алексей Сергеевич Морозов, да.
— Мы предлагаем вам любые блага. Любые женщины будут рады принять ваши ухаживания, а кланы — принять вас в качестве старейшины. Мы бесконечно благодарим вас за ваш подвиг. Нет слов, которые выразят нашу благодарность.
Я кивнул в ответ, принимая их слова.
— Мы будем рады видеть вас в качестве гостя в своих новых домах, которые ещё только предстояло построить. Меня всегда будут рады видеть в Восточном Квартале, и вы вольны осесть и поселиться у нас, среди нас, стать старейшиной в любом из этих кланов.
Я не собирался, но само по себе приглашение меня порадовало.
— А теперь нам пора. У нас начинается новая жизнь, предстоит много работы, поэтому нам пора с вами расстаться. И мы верим, что не навсегда.
…
Когда члены кланов ушли, повисла тишина. А потом Фома наконец не выдержал и разразился таким громким и противным хохотом, что у меня уши заложило.
— Да ты гонишь, что ли⁈ — выдавил он, едва сдерживаясь и хлопая себя по коленкам. — Ты столько бабла отвалил, а они даже с нами валить не хотят? Я-то думал, хоть работяг себе намутишь, а тут — шиш с маслом! Ни золота, ни людей! Ха-ха-ха! Ну ты, Морозов, даёшь! Бизнесмен года, ёпрст!
— Смейся сколько влезет, — буркнул я. — Мне стыдиться нечего. Я сделал хорошее дело. Может быть, впервые в жизни — настолько хорошее и от чистого сердца.