Но Кристоф рассмеялся, опускаясь на скамью у стены.
— Нет. Боюсь, она вряд ли заинтересована в вашем обществе. Слишком много ее секретов вы раскрыли… еще при жизни. «Почему природа не запретила одному животному жить смертью другого?» — процитировал некромант, улыбаясь. — «Природа, стремясь и находя радость постоянно творить и производить жизни и формы, позволяет времени разрушать, чтобы освобождать место для других видов и форм, зная, что в этом рост ее земной материи».
— Ты читал мои труды? — без удовольствия и удивления спросил великий фэриартос.
— Их изучал мой учитель, — ответил колдун, также становясь серьезным. — Я всего лишь запомнил некоторые вещи, показавшиеся мне интересными.
— Чего ты хочешь?
— Задать вопрос. Кто такой художник, видящий смерти?
— Ты знаешь ответ. Это — он. — Леонардо указал на Вэнса.
Гемран понял, что крепче, чем нужно, сжимает подлокотники кресла.
— Кто? Кто я?
— Тот, кто живет прошлым. — Леонардо придвинул ближе к себе лист бумаги, склонил красивую седовласую голову и стал рисовать, словно иллюстрируя свои слова. — Тот, кто слышит голоса ушедших, говорит с ними, чувствует их, живет их смертью… Тяжкое бремя.
— Почему я ничего не знал об этом?!
— Потому что я не говорила тебе, — сказала Паула, продолжая смотреть в окно. — Не хотела усложнять твою жизнь.
Гемран хотел возразить со злостью, что его жизнь и так не слишком проста. Но вместо этого спросил:
— Но как я могу чувствовать умерших?! Это невозможно.
— Душа никогда не может разрушиться при разрушении тела, — с успокаивающей улыбкой произнес Леонардо, подавая Вэнсу лист бумаги. — Она подобна ветру, производящему звук в органе. Но если в этом инструменте испорчена хоть одна труба — ветер не извлечет из него ни звука.
Гемран уставился на рисунок, одновременно пытаясь понять, что сказал ему художник. Он увидел набросок себя самого, сделанный сангиной, в центре спирали Витдикты, сплетенной из сотен лиц и тел.
— Я могу слышать их всех?
— И позволять им говорить с другими через себя, — отозвался Леонардо и добавил с печалью: — Редкий дар.
— Бесценный, я бы сказал, — тихо заметил Кристоф.
Вэнс поднял взгляд от рисунка и увидел, как смотрят на него Паула и колдун. С недоверием и затаенной надеждой… Каждому из них он мог дать шанс еще раз услышать голоса тех, кого они любили и кого потеряли.
— Видящие смерти рождались дважды, — снова заговорил Леонардо. — Их появление всегда предшествует возрождению Основателя. И если погибает один, придет другой.
Кристоф застыл, услышав это, а его глаза загорелись яркой зеленью.
— Что значит всегда? Он уже приходил?!
Фэриартос опустил руку на стопку рукописей, лежащих на столе, и произнес медленно, словно вспоминая немного забытые слова.
— «Разверзнется твердь… выйдут из земли звери, облеченные в тьму, которые набросятся на человеческую породу, и она зверскими укусами, с пролитием крови, будет ими пожираться…» — Он помолчал, углубившись в свои мысли, а затем проговорил: — Мы, фэриартос, кадаверциан, асиман, нахтцеррет и прочие — второе поколение. Почти все первые дети Атума были уничтожены. Но они успели передать свою силу и дух Основателя нам. Тем, кто поможет… уже помог ему возродиться. И теперь если мы не сможем остановить его, то будем уничтожены так же, как те, кто был до нас.
Кристоф провел ладонями по лицу, словно умываясь. Шумно выдохнул:
— И как нам остановить Основателя?
— С его помощью. — Леонардо посмотрел на хмурого Гемрана. — Когда он научится задавать вопросы тем, кто знает на них ответы.
— Как я могу научиться этому? У кого?
— У такого же, как ты сам. Художника, видящего смерти.
— Но где мне его найти?
— Он сам найдет тебя. Позовет. С той стороны Витдикты.
— Значит, он тоже мертв?!
— Его зовут Фрэнсис, — Леонардо улыбнулся негодованию, прозвучавшему в голосе Вэнса.
— Предсказание бэньши, — прошептала неожиданно Паула, глядя невидящими глазами прямо перед собой.
— Если Основатель узнает, кто ты такой, — сказал великий маэстро, — он постарается уничтожить тебя.
Глава 13Tempo curant
Сейчас в обществе столько самодовольных людей притворяются хорошими, что притворяться плохим — это, по-моему, проявление милого и скромного нрава.
Сквозь сон Миклош слышал тиканье старинных швейцарских часов. Их умиротворенное звучание наполняло большой дом спокойствием. Господин Бальза проснулся, когда пробило одиннадцать вечера. Сел на постели, зажег ночник с зеленым плафоном и задумчиво постучал указательным пальцем по губам.
— Превосходно. Tempo curant[4].
Он чувствовал, что его переполняет сила. Давно пора. Нахттотер уже устал ждать, когда пройдут все последствия «Поцелуя». Что ни говори, а Соломея еще та штучка, раз ей пришло в голову придумать такое.
— Ненавижу детей, — поморщился Миклош, сообщив это откровение в пространство.
Пространство, как водится, не посчитало нужным отвечать.
Прошла половина недели с тех пор, как он покинул убежище у Кристофа. Бальзе не понадобилось изворачиваться, чтобы подыскать себе подходящее логово. У него, как и у большинства старших кровных братьев, было предусмотрительно подготовлено несколько тайных жилищ, о которых никто ничего не знал. Тхорнисх был уверен в их полной безопасности.
Он остановился в доме, который располагался на берегу реки, напротив центральной парковой зоны отдыха, очень популярной среди горожан. Конечно, слишком близко от центра, к тому же немного шумно, но зато рядом приличная еда и прекрасный вид. Маленький престижный район частных домов сейчас как нельзя лучше подходил для нужд Миклоша.
Двухэтажный дом, уютный и аккуратный, словно только что принесенный из сказочной страны доброй феей, стал временным пристанищем до той поры, пока Хранья не получит пинок под зад и не улетит из «Лунной крепости» прямиком на солнце. Но пока Бальза не желал, чтобы даже во сне сестре являлись мысли, будто он может оказаться жив. Нахттотер рассчитывал подготовить для нее чудесный семейный сюрприз.
Он изнывал от любопытства, желая узнать, что происходит в «Крепости». Впрочем, все, творящееся в Столице, его теперь интересовало. По своему опыту он мог предугадать, что после смерти Миклоша Бальзы все пошло наперекосяк.
— Особенно если помнить о появлении Иноканоана и Соломеи, — размышлял вслух нахттотер. — Из-за детей Лигамента все могло измениться в одно мгновение. Мало ли что еще успели учудить эти малолетние отморозки! Возможно, Амир уже недосчитался головы, а Фелиция…
Впрочем, он решил, что если подохнет мормоликая — плакать не станет.
Миклош слегка сожалел, что бетайлас не был настроен на нормальную беседу, и бессмысленно было расспрашивать его о последних событиях.
— Право, жаль, что никто из блаутзаугеров не додумался издавать новостную газету, — пробормотал тхорнисх, усмехаясь.
Взяв коммуникатор Йохана, он, как был в пижаме, сел за стол. Пароль ученика нахттотер знал и теперь просматривал список дел, а также номера счетов клана. Ему не понадобилось много времени, чтобы проверить их. Как он и думал — коды доступа уже были изменены. Сестрица успела наложить жадную лапу на его состояние и подгрести под себя денежки. Вот и доверяй после этого банкам Вьесчи.
— Надежность и стабильность?! — глумливо произнес тхорнисх. — Как бы не так, черт их побери! Чтобы в аду тебе гореть, Рамон! С радостью бы вручил твоей корпорации иск, но тебе придется дождаться своей очереди!
Потерять состояние — это, конечно, обидно. Но деньги — всего лишь деньги. Достать новые — не проблема. Было бы желание. Впрочем, пока господин Бальза в них не нуждался. Он давно создал себе несколько тайных резервных счетов.
Вспомнив бумажник колдуна, Миклош мимолетно подумал, что начал бы презирать себя, если бы взял у кадаверциана его копейки.
— У того, поди, их не больше, чем у вечно нищих фэриартос, — хмыкнул он.
А вот финансов, которыми по-прежнему обладал сам тхорнисх, по людским меркам должно было хватить на пару поколений беспробудной гульбы. Так что он не стал тянуть с тем, чтобы немного разбогатеть.
— Йохан!! А… ч-черт! — зло прошипел нахттотер. Он вновь забылся.
Отложив коммуникатор в сторону, Бальза пошел одеваться. Все приходилось делать самому, это порядком раздражало, но сорвать свое раздражение было не на ком. Он заправил кровать, стянул с себя пижаму, аккуратно сложил ее и направился к большому шкафу, сверху донизу забитому свеженькими рубашками.
Неспешно одеваясь, Миклош в который раз с сожалением размышлял, насколько сильно ему не хватает ученика. Подумать только — сотни лет были потрачены, чтобы создать идеального помощника, и все пошло прахом. Тьма знает, где теперь искать подходящую кандидатуру на должность Чумного. Да и толку искать ее — немного. Конечно, можно обратить кого-нибудь прямо сейчас, на это ума не требуется, но прока от такого птенца — с крысиный нос. Любой из прихлебателей Храньи размажет новичка по стене и даже не заметит этого. Чтобы воспитать настоящего бойца, нужно много времени и труда.
Бальза надел пиджак из хорошей английской шерсти и смахнул с лацкана несуществующую пылинку:
— Нужно найти выживших. Если, конечно, их до сих пор не обнаружила Хранья.
Ему стоило в который раз проклясть Основателя за то, что тот лишил Нахтцеррет — единственный из всех кланов — возможности ощущать своих учеников, где бы те ни находились. Насколько все стало бы проще, обладай он этой способностью!
— Теперь придется потрудиться, чтобы их отыскать, — выразил он свое недовольство отражению.
Будь жив Йохан, и Бальза был бы уверен, в каком направлении следует «копать». У Чумного имелось несколько излюбленных местечек, и Миклошу, который знал своего ученика, как облупленного, не составило бы труда обнаружить ландскнехта.