Франклин остро реагировал на медленное усвоение руководителями американских патриотов идеи гомруля. В 1768 г. в предисловии к лондонскому изданию «Писем пенсильванского фермера» Дикинсона он выразил неудовлетворенность тем, что его соотечественник сохранял за парламентом право «регулирования торговли» колоний. Он удивлялся непоследовательности «Циркулярного письма» массачусетской ассамблеи 1768 г., составленного С. Адамсом, в котором наряду с признанием ассамблеи единственным представителем воли жителей колонии еще присутствовало определение английского парламента как верховной власти в Северной Америке. В июле 1770 г. в письме к одному из лидеров патриотов в Массачусетсе, Т. Кушингу, Франклин выражал категоричное пожелание, чтобы «такие выражения, как верховная власть парламента над нами, и подобные им, в действительности ничего не значащие… перестали употребляться в Ваших публичных высказываниях».
К чести С. Адамса в самой Северной Америке (Франклин вернулся на родину накануне войны за независимость) он первым со всей решительностью высказался в пользу аргументов выдающегося просветителя. «Права колонистов» 1772 г. были тому подтверждением. Год спусти со страниц «Бостон газетт» прозвучал смелый, правда анонимный, призыв к жителям Массачусетса «создавать независимое государство, американскую республику», который патриоты незамедлительно приписали Сэму Адамсу. В авторстве Адамса не сомневался и Т. Хатчинсон, в своем доносе от 9 октября 1773 г. уверявший лорда Дартмута, что вождь бостонцев Сэмюэл Адамс стал «первым человеком, который открыто, в любом публичном собрании выступал в пользу абсолютной независимости»[36].
Сила С. Адамса, впрочем, всегда заключалась не только в провозглашении смелых лозунгов, но и в решительных действиях, способствовавших формированию патриотических убеждений не в меньшей, если не в большей, степени, чем революционные фразы. В декабре 1773 г. Адамс организует новую смелую акцию против, «английских агрессоров» (так он теперь неизменно называет англичан), вошедшую в историю под названием «бостонского чаепития».
17 декабря 1773 г. массачусетские «сыны свободы», переодевшись в индейцев, прокрались на суда Ост-Индской компании, прибывшие в Бостонский порт, и сбросили в море весь груз чая. В ответ на столь дерзкое посягательство колонистов на собственность подданных метрополии парламент и корона издали весной 1774 г. ряд «нестерпимых», по определению патриотов, указов. Бостонский порт объявлялся закрытым до тех пор, пока английским купцам не будут возмещены все убытки. Хартия Массачусетса фактически отменялась: городскому собранию, в котором Лондон видел источник радикальных идей, запрещалось собираться без особого разрешения губернатора, губернатор же должен был определять повестку заседаний ассамблеи. Назначение членов совета и верховного суда колонии также перешло полностью в компетенцию губернатора. «Нестерпимые» законы провозглашали право на размещение войск в любом здании города, что уничтожало принцип неприкосновенности жилища, и объявляли о неподвластности колониальной администрации судам провинции.
С начала 1774 г. патриотическое движение в Северной Америке вступает в высшую фазу. Борьба за восстановление прав Бостона становится общеамериканским делом.
Как и в 1764 г., провинции наводняют памфлеты. Но памфлетисты «бостонского призыва» более смелы, чем памфлетисты 1764 г. Они открыто требуют гомруля для Северной Америки, решительно отвергают власть парламента, а некоторые, как, например, Т. Джефферсон, даже критикуют короля.
Сэмюэл Адамс в начале 1774 г. обращается с призывом о незамедлительном созыве Континентального конгресса с целью объединения патриотического движения провинций. В мае 1774 г. соглашение между провинциями наконец было достигнуто: никто из патриотов более не сомневался, что ни Массачусетс, ни какая-либо другая провинция не в состоянии защитить свои права собственными усилиями.
Сэмюэл Адамс добивается от массачусетской ассамблеи согласия на участие в конгрессе в характерной для него манере. 17 июня он явился на заседание нижней палаты массачусетской ассамблеи, запер зал заседаний на ключ и ультимативно потребовал от депутатов принять резолюцию, хранившуюся до сих пор в глубокой тайне. Резолюция санкционировала участие массачусетской делегации в Континентальном конгрессе. Одному из представителей колониальной администрации удалось все же, сославшись на недомогание, ускользнуть из зала заседаний. Через некоторое время туда прибыл посланец губернатора с мандатом о немедленном роспуске нижней палаты. Однако Адамс не выпустил депутатов из зала заседаний до тех пор, пока они не одобрили предложенной резолюции.
С. Адамс явился на I Континентальный конгресс, собравшийся в Филадельфии в сентябре 1774 г., признанным лидером радикального крыла патриотов. Радикалам противостояли умеренные во главе с Дж. Гэллоуэем, пытавшиеся навязать делегатам создание подвластного английскому парламенту общеколониального совета во главе с генерал-губернатором, назначаемым королем. Умеренные потерпели неудачу. Как показывал Гэллоуэй в английской палате общин в 1779 г., «Адамс и его партия» использовали все средства, чтобы провалить его проект и даже «подстрекали толпу» с целью организовать давление на депутатов. Впрочем, и радикалам не удалось провести в решениях конгресса идею гомруля: его резолюции существенно ограничивали полномочия парламента в Северной Америке, но не отрицали их полностью. В целом конгресс завершился компромиссом между умеренными и радикалами.
События, происшедшие в Северной Америке после I Континентального конгресса, неотвратимо приближали провинции к революционному разрыву с Англией. 19 апреля 1775 г. произошли сражения под Конкордом и Лексингтоном, которыми датируется начало войны за независимость. Однако даже тогда, когда военные действия были в полном разгаре, в сознании руководства патриотическим лагерем они были чем угодно, но только не войной за независимость. Континентальный конгресс решительно отводил обвинения в стремлении к независимости, твердо придерживался линии на достижение мира с Англией и «восстановление» прав американцев в рамках империи. В 1775 г. антиколониальная доктрина не получила никакого развития, «застыв» на требовании гомруля, дальше которого не решался пойти ни один из признанных идеологов патриотов.
Война за независимость была обусловлена глубинными социально-экономическими и политическими процессами и являлась неотвратимым историческим явлением. Но военные действия 1775 г., приведшие в конечном итоге к провозглашению независимости Северной Америки, возникли не по инициативе патриотического лагеря, а были навязаны метрополией. Чем объяснить, что руководство патриотов не решилось принять вызов Лондона, положила табу на идею независимости и вместо этого протянуло Георгу III «оливковую ветвь» (так называлась примиренческая петиция, которую Континентальный конгресс направил королю в середине 1775 г.) тогда, когда военные действия уже были в разгаре?
Ответ заключается, на наш взгляд, в том, что бурные события 1775 г., направленные объективно на разрыв уз между Северной Америкой и Англией, опередили как процессы вызревания национального самосознания жителей провинций, так и готовность их лидеров к революционным мерам. Убеждение одного из признанных руководителей умеренного крыла Континентального конгресса, Дж. Дуэна, в том, что американцы связаны с англичанами кровными узами, единством обычаев, верований, политических убеждений, законодательных установлений и что разрыв между ними противоестествен[37], имело весьма широкое распространение в колониальном обществе. Его разделяли многие делегаты Континентального конгресса.
Все умеренные, кроме того, были убеждены, что колонии обречены на гибель без защиты их территории королевскими войсками и без торгово-промышленных связей с метрополией.
Как же повели себя лидеры радикалов — Джефферсон, Сэмюэл и Джон Адамсы, Франклин, из уст которых, казалось бы, и должен был прозвучать призыв к революции?
Изучение бумаг радикальных вождей патриотов позволяет прийти к выводу, что в 1775 г. они не отрицали возможности и даже неизбежности разрыва с Англией, но что, в то же время, никто из них не был тогда готов к провозглашению революционной доктрины. С. Адамс, которого Хатчинсон обвинил в проповеди независимости еще в 1773 г., на протяжении всего 1775 г. в своей переписке тщательно воздерживался от критических высказываний по адресу примиренческой линии конгресса, от оценок кого-либо из его членов, ссылаясь на то, что не имеет права раскрывать секреты. Он не высказывался и относительно перспектив борьбы с Англией. Лишь в письме от 4 ноября он в качестве «своего особого мнения» сообщает, что упрямство короля и колониальной администрации «неизбежно приведут к величайшей революции, которую когда-либо знал мир»[38].
Дж. Адамс в 1775 г. высказывал только сомнение относительно возможности примирения с Англией. Б. Франклин в июле 1775 г., будучи уже членом Континентального конгресса, сообщал одному из английских адресатов, что американцы, протянув «оливковую ветвь» Лондону, предоставили «Британии еще один шанс, еще одну возможность восстановить дружбу с нами». Но тут же просветитель пессимистически замечает: «Все же Англии не хватит здравого смысла, чтобы воспользоваться этой возможностью, поэтому я прихожу к выводу, что она потеряла колонии навсегда»[39]. Т. Джефферсон в письме к умеренному виргинскому политику Дж. Рандольфу от 29 ноября 1775 г. характеризовал правление Георга III как «величайшее несчастье для империи». Уверяя Рандольфа в том, что «во всей Британской империи нет человека, который желает сохранения союза с Англией столь же искренне, как он», Джефферсон в то же время признавался, что не видит реальных путей спасения имперских связей