Марике надоело сидеть просто так. Она слезла со стула, подошла ко мне со спины и обняла за плечи. Я в это время уже разбил яйца в миску и теперь взбалтывал их вилкой.
– Я хочу помочь, – сказала она и поцеловала меня в щеку.
– Да не вопрос. Вон хлеба порежь, только руки вымой сначала.
– Мог бы и не напоминать. Я девушка воспитанная и соблюдаю правила личной гигиены, – с деланой обидой в голосе заявила Марика.
Я поставил миску на стол, развернулся и, обхватив ее за талию, поцеловал в губы.
– Извинения приняты, – улыбнулась она и прошла в угол кухни к эмалированной раковине.
Пока Марика мыла руки, я деревянной лопаткой перевернул подрумянившиеся с одной стороны ломтики окорока, залил их болтушкой из яиц и накрыл крышкой.
К тому времени, как я принес тарелки с дымящейся яичницей к столу, Марика уже нарезала толстыми кусками пшеничный хлеб и теперь с аппетитом ела его. Я только поставил на стол тарелку, как она схватила вилку с ножом и жадно накинулась на еду.
– Не спеши, сейчас открою бутылку, выпьем по бокалу вина.
Я с треском сорвал с горлышка защитную упаковку, вооружился штопором и с громким хлопком вытянул пробку.
– За что? – поинтересовалась Марика, накалывая на вилку кусочек жаренного с яйцом мяса.
Я пожал плечами, держа пустой бокал в одной руке и открытую бутылку красного вина в другой.
– Да за что угодно. Хотя бы за счастливое бегство с фабрики.
– Вот именно – бегство. Мы с тобой сбежали, а сколько там хороших парней полегло? За это пить не хочу.
– Тогда за наше знакомство, мы ведь его так и не отметили.
– За знакомство? – Марика, хитро прищурившись, посмотрела на меня. – Ну, если так называется твое спасение от разъяренного Янека, то я согласна.
Я хмыкнул, качая головой, наполнил бокалы на одну треть и отдал один из них Марике. Стеклянные края со звоном соприкоснулись. Марика лишь слегка пригубила и поставила бокал на стол, зато я осушил свой до дна и плеснул еще. Пить очень хотелось, а это вино оказалось недурным на вкус и прекрасно утоляло жажду. Расправившись со второй порцией «Паласио де Монсалюд», я последовал примеру Марики и тоже набросился на еду.
Когда голод свернулся на дне желудков сытым котенком, мы взяли с собой бутылочку с бокалами и плавно перебазировались в кабинет Валленштайна. Там я разжег в камине огонь, поднял опрокинутые на бок кресла и придвинул их к очагу.
Марика деликатно не заметила царивший повсюду бардак и примерно через полчаса спросила, где здесь можно «почистить перышки». Я отвел ее на второй этаж в просторную ванную комнату в конце крыла. Марика пустила воду, покрутила вентили, настраивая нужную температуру. При этом она подставила ладошку под тугую струю, брызгаясь, как ребенок. Я тут же промок, но, как настоящий джентльмен, промолчал, закрыл за собой дверь и тоже решил смыть с себя грязь, пыль и пороховой нагар. Благо с ванными комнатами в особняке не было проблем.
Лежа в облаках душистой пены, я вернулся к мыслям о Сванхильде. Мне никак не давала покоя оргия в старинном замке и появившийся после нее браслет. Зачем он ей? Для чего? На самом деле вызвать демона в наш мир? Тогда в какое время и в каком месте земного шара? И где сейчас сама Сванхильда? М-да! Одни вопросы и никаких ответов.
После гигиенических процедур я наскоро вытерся мягким полотенцем и облачился в домашнюю одежду барона из байковой ткани аквамаринового цвета – этакую помесь пижамы и делового костюма. К этому времени Марика тоже закончила приводить себя в порядок. Мы столкнулись с ней в коридоре. С тюрбаном из полотенца на голове, в розовом халате чуть ниже колена и мягких тапочках на босу ногу, она выглядела такой уютной, такой нежной и милой, что мне захотелось ее обнять. Я не стал противиться спонтанному чувству, со свойственной каждому мужчине уверенностью притянул девушку к себе и поцеловал.
– Саня, я хочу от тебя ребенка, – прошептала Марика, переведя дыхание после страстного поцелуя. Я ничего не сказал в ответ. Просто снова припал к слегка припухшим губам Марики, потом легко взял ее на руки и понес в спальню.
Я не девственник, честно скажу, но, уложив Марику на кровать, я оробел, хотя раньше никогда не испытывал сомнений в таких ситуациях. Оказавшись с девушкой вдвоем, быстро лишал ее одежды и вел себя как заправский Казанова. Сейчас я снова превратился в неопытного юнца и боялся развязать пояс халата Марики, не говоря уж о том, чтобы поцеловать ее грудь или прикоснуться к шелковистому бедру.
– Ты что – никогда этим не занимался? – Марика нежно прижалась ко мне всем телом, взъерошила влажные волосы и поцеловала в кончик носа.
– Э-э… да нет.
– Ой, да ладно, хватит заливать, я же вижу. Хочешь, открою страшную тайну? – прошептала она с заговорщическим видом.
Я громко сглотнул и ответил кивком.
– У меня тоже это в первый раз. Давай помогу.
Она встала на колени. На матрасе сразу образовалась маленькая ложбинка, от которой во все стороны потянулись длинные бугорки. Прикусив нижнюю губу и не сводя с меня глаз, Марика плавным движением потянула за кончик широкого пояса. Махровый бант развязался. Передернув плечами, она скинула халат, взяла мою ладонь и приложила ее к высокой девичьей груди.
Я послушно ответил на негласную команду и слегка усилил нажим.
– Поцелуй меня.
Я потянулся к ее губам, но узкая ладошка накрыла мой рот.
– Да не здесь, дурачок… там.
Запустив пальцы в волосы, она толкнула мою голову к своей груди. Я схватил зубами упругую вишенку соска, чуть прикусил его.
Марика вздрогнула и еле слышно застонала от удовольствия.
Смелость сразу вернулась ко мне, а вместе с ней раскованность и опыт. Я стал ласкать грудь девушки, потом переместил поцелуи на живот и, подчиняясь давлению нежных рук, постепенно опустился к восхитительной тайне, от которой любой мужчина сходит с ума.
Потратив еще какое-то время на ласки, мы слились в объятиях. Покачиваясь на волнах блаженства, я целовал лицо и шею Марики, покусывал мочку ее уха и что-то шептал. Она отвечала мне тем же, вонзала в меня ноготки и сильнее сплетала ноги на моей спине.
Чередуя темп и интенсивность, мы быстро приближались к совместному оргазму. Наконец я почувствовал нарастающее напряжение внизу живота. Движения ускорились. Дыхание стало прерывистым.
Достигнув оргазма, я не останавливался. Только после того, как Марика испытала наслаждение, я упал рядом без сил, зато с блаженной улыбкой на лице и неописуемой легкостью во всем теле.
После короткого отдыха мы повторили, а потом еще раз и еще. Уже засыпая, Марика поцеловала меня в губы, положила голову на мою грудь и прошептала:
– Спасибо, Саня. Это лучшая ночь в моей жизни. Если у нас родится мальчик, я назову его твоим именем.
– А если девочка?
– Я дам ей имя Любовь, как напоминание об этой сказке.
Удивительно, говорят, мужчины после секса хотят спать, а мне, наоборот, не спится. У меня такой прилив бодрости после этого, что я горы готов свернуть. Может, я неправильный какой, а?
Марика мирно посапывала у меня на плече, а я пялился в потолок и никак не мог заснуть. В попытках справиться с бессонницей я взялся считать овец, но, когда счет перевалил за тысячу, бросил никчемное занятие. Осторожно убрав руку из-под головы Марики, я встал с кровати, оделся и, стараясь не шуметь, покинул спальню.
Вопрос, где провести остаток ночи, для меня не стоял. Вернувшись в кабинет Валленштайна, я разворошил угли в камине, подбросил в него дров. Присев на корточки перед очагом, подул на мерцающие в пепле огоньки. Когда пламя весело затрещало, охватив поленья со всех сторон, я взял с каминной полки записную книжку барона. Ее я заблаговременно положил туда, когда зашел за канделябром перед походом на кухню.
Сидя в кресле, я перелистывал страницы в надежде найти какой-нибудь знак или хотя бы намек на дальнейшие действия. Вдруг я что-то упустил из виду, читая ее раньше. Фабрика разрушена, Марика спасена, а я ни на йоту не приблизился к возвращению домой. Значит, здесь не все еще сделано, я не достиг поставленной цели, и путь назад для меня закрыт.
Не достиг цели… Хорошо, а кто-нибудь сказал мне: в чем она заключается? Что я должен сделать? Гитлера убить, чтобы занять его место и повернуть ход истории в другую сторону? Самому поучаствовать в войне? Или найти браслет и расправиться с ним, как Фродо с кольцом в романе Толкиена?
Я внимательно вчитывался в каждое слово, изучал каждый рисунок до мельчайших подробностей, тщетно силясь найти скрытый смысл. Зря! Его там не было!
Устав от бесполезного занятия, я еще раз бегло перелистал страницы и привстал с кресла, чтобы вернуть записную книжку на камин. Неожиданно дневник барона выпал из рук и шлепнулся на пол страницами вниз.
Я наклонился за книжкой и уже хотел захлопнуть ее, но что-то заставило меня взглянуть на открытые страницы. Я замер, наткнувшись на любопытную запись на немецком языке:
«Чертов Сталинград! Холодно, голодно и постоянно стреляют. Пули все время свистят где-то рядом, заставляя вжиматься в промерзшую землю и прятаться за любым укрытием. Русские совсем не дают покоя. Каждый день атакуют, несмотря на потери. Мы их столько уже положили, а они все идут и идут! Убьешь одного, взамен приходит двое, убьешь этих двоих – приходят четверо, и так до бесконечности!
Но ничего, у меня есть способ все исправить. Сегодня, 27 декабря 1942 года, – величайший день в истории. Сегодня исполнится мечта всей моей жизни, сбудется все, о чем я грезил долгие годы, к чему шел, замерзая в горах, проводя дни и ночи за лабораторным столом, переживая из-за каждого неудачного эксперимента и радуясь самому незначительному успеху. Сегодня свершится возмездие, и меня радует мысль, что это я приложил к этому руку. Это я создал основу будущего мира и это мне предстоит…»
Больше я ничего не успел прочитать. Написанные бисерным почерком строчки задрожали, расплылись, как расплываются чернила от капли воды, и бесследно впитались в желтоватую шероховатость бумаги.