– Быстро на выход! – скомандовал я, поворачивая ключ в замке. – Пока тварь на свободе, им не до нас.
К коридорной вони добавился запах крови, выпущенных кишок и сгоревшего пороха. Перед выходом из подземелья валялись изуродованные трупы, на полу темнели лужи гранатового цвета. Мы прошлепали по ним, разбрызгивая багряную жижу во все стороны и оставляя за собой кривые цепочки красных следов. Даже привыкшие ко всему эсэсовцы с трудом держались на ногах. Они выглядели сейчас не лучше студенток-первокурсниц из медакадемии на экскурсии в морге: такие же бледные и обнесенные. Того и гляди в обморок свалятся, возись потом с ними. Покрикивая на немцев, я заставил каждого взять по два автомата. Можно было и больше, но я решил не перегружать людей. Лучше пусть навесят на себя дополнительные подсумки с запасными магазинами, благо с ними тоже не было проблем.
Жетон от ячейки, где хранились сданные при входе автоматы, Дитрих, по моему совету, сунул в карман солдата со вспоротым брюхом и донельзя изуродованным лицом. Я полагал, эта уловка на какое-то время собьет преследователей с толку. Хотелось думать, что после произошедшего никто за нами не побежит, но врага лучше переоценить, чем допустить непозволительную оплошность и поставить под удар операцию.
Я работал за себя и за того парня, вернее, за ту девушку. Марике стало плохо при виде «шалостей» оборотня и отвратительного запаха. Она прислонилась к стене и стояла там с позеленевшим лицом, с трудом сдерживая рвотные позывы, пока я брал для нее «шмайссер» и запасные боеприпасы.
Наконец тяжелое для всех испытание закончилось. Я велел Дитриху и его людям топать наверх, а сам взял Марику за руку и повел за собой, строго-настрого приказав не смотреть под ноги. Еще не хватало, чтобы она потеряла сознание, тут и без нее проблем выше головы.
Как я и предполагал, в фойе никого не оказалось. Выстрелы и рев вервольфа доносились откуда-то сверху. Не теряя времени, мы выбежали из здания и только расселись по машинам, как возле входа завизжали тормозами черный «майбах» и пара грузовых «опелей». Из кузовов высыпали двадцать автоматчиков и четверо солдат в противогазах. У последних на спине висел толстый баллон, от которого тянулся гофрированный шланг к железной трубе с перфорированным наконечником.
Огнеметчики в сопровождении групп из трех пехотинцев первыми скрылись в помещении. Чуть позже остальные солдаты забежали внутрь. Последним в здание гестапо вошел командир группы захвата: офицер с орлиным носом и низко надвинутой на глаза фуражкой.
Я живо представил, как солдаты осторожно поднимаются по лестницам, чутко улавливая каждый звук. Огнеметчики держат оружие наготове, на концах длинных стволов пляшет желтоватое пламя, огненные капли изредка падают на ступени и горят крохотными костерками. Пехотинцы крепче сжимают «шмайссеры» вспотевшими ладонями.
Тишина. Оборотень уже расправился со всеми и замер, услышав осторожные шаги. Его грудь высоко вздымается, влажные ноздри нервно вздрагивают, чуя посторонний запах. Вервольф делает шаг. Когти клацают по гранитной плитке пола, и в этот миг из-за угла с низким гудением вырывается огненная струя. А потом еще одна и еще.
Воздух мгновенно наполняется запахом паленой шерсти и горелого мяса. Трещат автоматы, звякают, ударяясь об пол, дымящиеся гильзы. Топот солдатских сапог перекрывают отрывистые команды офицера и громкие хлопки его «люгера».
Объятый пламенем зверь громко рычит, и в этом вопле отчетливо слышится крик ярости. Тварь не сдается. Огненный ком прыгает на обидчиков. Вот уже несколько из них вспыхивают факелами, падают на пол и катаются, закрыв лицо руками и воя от боли.
Шипящие струи пламени снова тянутся к оборотню, опять тявкают автоматы. Пули с глухим чмоканьем вонзаются в его тело, ударяют в стены, выбивая из них фонтанчики пыли и куски штукатурки, со звоном бьют стекла, расщепляют оконные рамы и двери, с визгом рикошетят от пола, находя себе новые жертвы или вонзаясь в потолок.
Зверь мечется среди охотников огненным элементалем. Каждое его прикосновение стоит жизни одного пехотинца, но и его силы тают. Получив еще одну порцию огня и свинца, вервольф падает на колени.
Внезапно наступает тишина. Ее нарушает лишь треск горящей шерсти да одинокий хлопок. Вскинув голову, оборотень бросает стекленеющий взгляд на худощавую фигуру офицера с дымящимся «люгером» в вытянутой руке и мертвым валится к ногам победителей.
Я тряхнул головой. Нарисованная воображением картинка была настолько реалистичной, словно я видел это воочию. Прекрасно! Для полного счастья не хватает еще и умом тронуться. Хотя в этом есть свои плюсы. Говорят, у психов жизнь намного ярче и разнообразнее, потому что они не в силах отличить вымысел от реальности.
Из окон здания донеслись автоматные очереди, низкое гудение бушующего огня и звериный рев. Я вздрогнул: события развивались точно по тому сценарию, что я недавно вообразил. Значит, либо я научился предвидеть будущее, либо просто обладаю незаурядной логикой. В любом случае, чем быстрее свалим отсюда, тем лучше.
Глава 18
Машина Дитриха первой вырулила на дорогу, обогнула мой «хорьх» и, ревя двигателем, рванула прочь от штаб-квартиры гестапо. Я врубил передачу, резко вывернул руль и помчался за ней вдогонку. Почти час наш мини-кортеж добирался до западных окраин Берлина. Вид пустынных улиц действовал угнетающе. Тело била мелкая дрожь, пальцы судорожно сжимали белый пластик руля. Странное дело, в гестапо так не колбасило, как сейчас. К чему бы это? Даже воюя на фабрике, я чувствовал себя иначе. Неужели я на правильном пути и скоро вернусь в родное время?
Впереди показалась скованная льдом река. Спустя три минуты за окнами замелькали наклонные балки полукруглых ферм моста. Машины быстро пересекли сверкающий серебром Хафель и снова оказались в лабиринте спящих берлинских пригородов. Еще четверть часа город держал нас в себе, а потом выплюнул на шоссе, где мы дали волю моторам.
Подсвеченный автомобильными фарами синий щит с белыми буквами GATOW выплыл из темноты. Впереди красными тюльпанами вспыхнули тормозные огни. Машина Дитриха вильнула и, дрифтуя на повороте, резко свернула влево. Я лихо повторил маневр, заставив Марику испуганно вскрикнуть, и вылетел на заскрипевший под колесами хорошо укатанный зимник.
За автомобилем Дитриха потянулся длинный шлейф снежной пыли. Клубящиеся в морозном воздухе белые тучи оседали на подогретом теплым воздухом лобовом стекле «хорь-ха», превращаясь в густую россыпь мельчайших капелек. Щетки дворников поскрипывали, мотаясь из стороны в сторону, но это мало чем помогало. Пришлось сбавить скорость и увеличить расстояние между машинами. Только после этого обзор стал лучше, и я наконец-то увидел сугробы по краям наезженной дороги.
Почти два километра мы катились по залитому лунным светом зимнему полю. Плывущие по небу облака иногда наползали на ночное светило, и тогда быстро растущая на горизонте стена леса исчезала во тьме. Когда луна в очередной раз вырвалась из плена, дорога нырнула в ельник и через пять минут привела к сетчатому забору с мотками спиралей Бруно поверху. За высокой оградой темнели холмы ангаров и коробки технических помещений.
Машины остановились возле пропускного пункта на военный аэродром. Рядом с дощатым домиком два на два метра торчал полосатый столб с белыми указателями, на которых чернели названия городов и цифры. Заостренные концы дощечек смотрели в разные стороны. Я случайно наткнулся взглядом на табличку с надписью Stalingrad 2216 km.
Скрипучая дверь распахнулась. На крыльцо упал прямоугольник желтого света, разделенный надвое длинной тенью солдата с карабином наперевес. Часовой в шинели мышиного цвета и суконном кепи поверх натянутой на голову шерстяной балаклавы выдохнул облачко морозного пара:
– Пароль!
– Сталин капут! – крикнул Дитрих, высунувшись из окна. – Эти со мной, – показал он на мою машину.
– Проезжай! – махнул рукой охранник, обернулся и что-то сказал через плечо. Пару мгновений спустя из будки выскочили четыре солдата и шустро сдвинули бревно на козлах в сторону.
Я выжал сцепление, включил передачу. Добавив газу, следом за «опелем» Дитриха вкатился на территорию авиабазы. Сразу за широкой разворотной площадкой со стоящей на ней присыпанной снегом цистерной топливозаправщика начинался военный городок. Справа от дороги, за белыми от инея скелетами лиственных деревьев, темнели длинные двухэтажные казармы для роты охраны и техперсонала. Слева ряд аккуратных елочек частично скрывал от глаз просторные домики для летчиков и пехотных офицеров. Кое-где в просветах между домов виднелись зенитные установки с поднятыми в небо стволами и толстые рефлекторы передвижных прожекторов.
Непосредственно за городком располагались беговые дорожки и площадки для занятий спортом, чуть в стороне от них возвышалось здание офицерского клуба с треугольной крышей и колоннами на входе. За досуговой зоной шли сложенные из бетонных блоков ремонтные цеха, где вовсю кипела работа. Из прикрытых ворот доносился визг электроинструмента и стук молотков, сквозь щели вырывались яркие всполохи сварки.
Еще дальше, посреди большой насыпи, возвышалась ступенчатая пирамида с железным вагончиком на вершине. Вогнутая эллиптическая антенна неторопливо вращалась над его крышей, «просвечивая» пространство на десятки километров вокруг.
В ста метрах от радиолокатора начинался сам аэродром из двух параллельно расположенных длинных взлетно-посадочных полос с примыкающими к ним рулежными дорожками и широкими площадками для самолетов. Вдоль этих стоянок расположились склады продовольствия, запчастей, оружия и боеприпасов, толстые бочки топливных цистерн, стальные поленья ангаров и высокое здание диспетчерской со стеклянной рубкой управления полетами на плоской крыше.
Дитрих включил указатель поворота, прижался к похожему на спящего медведя сугробу рядом с невзрачной постройкой из металла. Я тоже припарковался, вылез из машины и подошел к унтерштурмфюреру.