– Дальше пойдем пешком, – сказал он и вытянул руку: – Вон наш самолет.
Я посмотрел в ту сторону. В самом начале белой от снега взлетной полосы поблескивал стеклами квадратных иллюминаторов трехмоторный Ю-52 с пулеметной турелью в районе хвоста, черными крестами на крыльях и бортовым номером «2287» на продольных ребрах гофрированной обшивки. Левее транспортника темнели тяжелые туши бомбардировщиков. В призрачном свете луны за ними едва различались зализанные силуэты истребителей.
Возле «юнкерса» никто не суетился, двигатели не работали, и вообще ничего не говорило о том, что он готов к полету, кроме железного короба на колесах, от которого к моторам крылатой машины тянулись брезентовые рукава.
– Я полечу с вами. Наша первоочередная задача найти летчика, пока мои люди отвлекают на себя внимание.
– Не надо никого искать, сам справлюсь, – ляпнул я, чем сразу заслужил удивленный взгляд унтерштурмфюрера и поспешил добавить: – Еще до войны учился в летной школе. Сразу скажу: не ас, но «птичку» от земли оторвать смогу.
На самом деле я всего лишь раз управлял самолетом вживую и то под чутким руководством инструктора, зато на компьютерных симуляторах «летал» неоднократно. Не скрою, последнее равносильно тому, как заниматься сексом с резиновой женщиной: результат один и тот же, а ощущения разные, но определенные навыки, благодаря подобным занятиям, все равно появляются. Всегда хотел попробовать себя в роли настоящего пилота, потому и вцепился в этот шанс, как Тузик в грелку, стараясь не думать о возможных последствиях.
– Прекрасно! Тогда я займусь делом, а вы отправьте Юргена ко мне.
Дитрих открыл дверь, сунул голову в салон и о чем-то заговорил с парнями. А я вернулся к «хорьху», передал Юргену приказ и помог Марике выйти из машины. Ветер с залихватским посвистом вынырнул из-за дремлющих самолетов, сорвал с сугроба снежную крупу и швырнул нам в лицо.
Я скинул с себя шинель и набросил ее на плечи девушки. Марика попыталась было отказаться от такого проявления внимания к ее скромной персоне, но я сказал: «Не спорь!» – и, ежась от крепкого морозца, посмотрел, чем занимается Дитрих. Тот со своими людьми доставал ящики из багажника «опеля». Относительно узкие, длиной около метра, они сильно смахивали на тару из-под магнитных мин. Мои предположения оказались верны: щелкнув замками крышек, немцы поочередно разложили на дороге похожие на кухонные воронки боеприпасы.
Пока его люди снаряжали мины запалами, Дитрих подошел ко мне.
– Готовы, штандартенфюрер?
Я промычал что-то невнятное, стараясь не так заметно пританцовывать на месте. Пальцы ног онемели еще в машине, и я пытался восстановить нормальное кровообращение. Да и стоять в одном мундире на морозном ветру – то еще удовольствие.
Дитрих окинул меня скептическим взглядом.
– Может, все-таки найдем пилота? Я скажу ребятам, они это мигом устроят.
– Не надо, – ответил я, с трудом разлепив синие от холода губы. – Я справлюсь. Лучше займитесь делом. Времени остается все меньше, а нам до места еще лететь и лететь.
– Хорошо, – кивнул немец после секундной заминки. – Вы с фройляйн идите к самолету, будьте готовы завести двигатели, как только увидите фейерверк.
Он вернулся к диверсионной группе, а я с Марикой поковылял к «юнкерсу» и первым делом проверил прикрепленные к моторам брезентовые рукава. Они были теплыми на ощупь, а значит, нам не надо было заботиться о прогреве двигателей. Кто-то это сделал за нас и выключил тепловую пушку совсем недавно.
Отсоединив рукава от моторов, мы намотали их поверх стального кожуха с прорезями воздухозаборников, ухватились за дышло и попробовали сдвинуть тяжелую установку с места. Размером со строительный пневмокомпрессор, она весила с полтонны, если не больше, и никак не хотела двигаться.
Потребовалось несколько минут и с десяток неудачных попыток, прежде чем до меня дошло, что под колесами могут быть тормозные башмаки. Я глянул вниз, мысленно наградил себя нелестными эпитетами, самыми безобидными из которых были «осел» и «тупица», и выдернул упоры из-под колес. На этот раз все получилось. По моему сигналу Марика навалилась на ручку, и мы сдвинули теплопушку в сторону, полностью освободив взлетную полосу.
Физические упражнения пошли на пользу: я разогрелся и теперь не так страдал от холода. К тому же ветер утих и больше не пробирал до костей. Сейчас в «юнкерс» заберемся, вообще будет хорошо.
За левым крылом самолета в гофрированной обшивке виднелись две длинные вертикальные щели. Я нащупал ручку замка, распахнул дверь, вытащил из салона узкую лесенку и приставил к борту.
– Прошу вас, фройляйн. – Я вытянул вперед руку и склонился в шутливом поклоне.
Опираясь на подставленную ладонь, Марика с грацией королевы взошла по трапу на борт самолета. Я проследовал за ней. Сквозь прямоугольники иллюминаторов в салон транспортника просачивались бледные лучи ночного светила. В серых сумерках грузового отсека темнели объемные ящики и лежащие на боку пузатые бочки дополнительных топливных баков с торчащими из них черными петлями патрубков. Еще одна здоровенная бочка стояла перед дверцей в хвостовой отсек. В передней части самолета вдоль бортов тускло поблескивали алюминиевые дуги откидных скамеек.
Узкая дверь в кабину пилотов была открыта. По бокам дверного проема выступали трубчатые каркасы кресел. В просвете виднелись квадратные стекла кокпита, под ними мерцала кругляшками циферблатов приборная доска. Она опиралась на железную коробку с торчащими из прорезей передней панели рычагами, тумблерами и краниками.
Я посторонился, пропуская Марику вперед, указал на место бортмеханика:
– Садись.
Марика села в жесткое кресло с меховой накидкой, поставила ноги на педали, в узком пространстве между бортом кабины и железным коробом их больше некуда было деть, и сложила руки на коленях, не решаясь взяться за штурвал.
– Саня, мне страшно, – сказала она дрогнувшим голосом. – Здесь так много ручек, переключателей и приборчиков. Боюсь, у меня не получится.
– Не бойся, тут ничего сложного нет. К тому же самолетом буду управлять я, а ты мне просто поможешь, когда я скажу. Поняла?
Марика схватила мою руку, прижала к холодной щеке.
– Поняла, но мне все равно страшно. Вдруг у нас ничего не выйдет?
– Все у нас получится, – сказал я как можно мягче. – Смотри внимательно и запоминай.
Я наскоро объяснил Марике назначение приборов, показывая, что, как и в какой последовательности делать. Сам не знаю почему, но я упомянул о ветре, вернее, о том, как действовать, если его порывы будут смещать самолет при взлете в ту или иную сторону. До конца лекции оставалось совсем чуть-чуть, когда грохнули первые взрывы и на месте нескольких истребителей взметнулись огненные грибы. Чуть позже недалеко он нашего «юнкерса» рванули четыре бомбардировщика.
От яркого зарева на взлетном поле стало светло как днем. К тому же освещения добавили вспыхнувшие прожекторы: одни зашарили ослепительными лучами по аэродрому, другие пронзили небо белыми спицами. Оглушительно завыли сирены, послышался хриплый лай собак, крики людей и сухой треск автоматных выстрелов. Сверху посыпался редкий снежок, как будто рыжими пунктирами растаявших в небе трассеров повредило плывущие облака.
Я тяжело плюхнулся в кресло пилота, чуть не стукнувшись коленкой о стойку штурвала, с удивительной для закоченевших пальцев скоростью защелкал тумблерами, подавая питание в бортовую сеть, и с воплем «От винта!» завел двигатели.
В меру прогретые, они запустились с пол-оборота. Кабина тут же наполнилась шумом и гудением. Держа одну ладонь на штурвале, я положил вторую на рычаг управления закрылками, передвинул его на отметку «25» и стал ждать, когда приборы покажут нормальные для взлета температуру и давление техжидкостей.
«Юнкерс» рычал как зверь. Мелкая дрожь пробегала по корпусу от двигателей до хвоста, заставляя вибрировать и наши тела. За грохотом моторов я больше не слышал выстрелов, зато прекрасно видел протянувшиеся в разных направлениях длинные цепочки трассирующих пуль. Судя по ним, на аэродроме шла настоящая война.
Масло нагрелось до нужной температуры, движки работали как часы, а Дитрих все не появлялся. Так-то в России он мне не нужен, свою задачу он выполнил, а вот я рискую остаться здесь навсегда, если и дальше буду его ждать. Я наклонился к Марике, крикнул, что скоро вернусь, и выбрался из кабины в салон.
Стоило затащить лестницу в фюзеляж и пристегнуть ее зажимами к стенке, как где-то на территории авиапарка грохнули взрывы. Еще несколько самолетов превратились в пылающие обломки, добавив ярких красок ночной иллюминации. Я только хотел захлопнуть дверь и вернуться в кресло пилота, как вдруг вспомнил о страховочном фале. Толстый стальной трос удерживал самолет, одним концом цепляясь к хвостовому колесу, а другим к стопорному кольцу в бетоне. Я случайно заметил его, когда открыл дверь, перед тем как вытащить трап из салона.
Спрыгнув на землю, я бросился к хвосту. Многократно усиленный двигателями ветер трепал одежду и норовил свалить меня с ног, пока я возился с тросом. Пальцы примерзали к железу, я содрал на них кожу в кровь, прежде чем отстегнул карабин от стойки колесной опоры.
Дитрих неожиданно вынырнул из темноты. Я ничего не слышал из-за оглушительного рева моторов и точно словил бы пулю, если б не он. Дитрих заметил бегущих к Ю-52 охранников раньше, чем те увидели меня, и высадил по ним весь магазин.
– Быстрее, штандартенфюрер! – рявкнул немец, перезаряжая автомат. – Чего вы там возитесь?
– Фал! – заорал я, потрясая зажатым в руке тросом.
Вместо ответа, Дитрих выпустил пару длинных очередей в сторону пылающих «мессершмитов». Там, на фоне рыжего пламени, бежали черные фигурки солдат. Пятеро охранников упали, выронив автоматы из рук, остальные повалились на заснеженный бетон, прячась за шасси уцелевших самолетов.
– Это вам за Ганса, это за Юргена, а это за Томаса! – крикнул Дитрих, кидая в их сторону осколочные гранаты, и рухнул на землю. Я отбросил трос и тоже бухнулся рядом с ним.