- Ты знаешь, мне по этому поводу и сказать нечего. Сама себе нагадила. Но ведь люди на такое дело наверняка сговорились. Не могут ведь женщины все одинаково думать. А уж одинаково делать – и вовсе из области фантастики. Стало быть, какой-то сход поселковый был, о котором ты, как представитель власти ни сном ни духом не ведаешь. А решения того схода через бабский телеграф разнесли по всему посёлку.
Участковый рукой махнул:
- Да знаю я этих мымр, местный поселковый актив. Всё что-то у себя обсуждают.
- Видать, плохо знаешь, - усмехнулся Валерик, - раз они без твоего ведома смогли такую операцию провернуть.
- И что теперь делать? И в посёлке нелады, а в доме и вовсе караул – хоть в участок переселяйся. Может, всё-таки присоветуешь что, а?
Валерик глянул на участкового: видать, мужик и впрямь дошел мало не до отчаяния. А так-то честный, толковый, с понятием. А жену себе выбрал… не то, чтобы плохую, а просто глупую. Любопытную до непристойности, да еще и сплетницу такую, о каких говорят – мол, язык без костей. Вот и огребает теперь за грехи жены. Спросил:
- А сама она, жена твоя, она хоть поняла, что сама виновата?
- Да поняла уж, ей в посёлке доходчиво объяснили. Да и я… мозги вправил, пока дети в школе были.
- Неужто вожжами поучил? – криво усмехнулся целитель.
- Вожжами не вожжами, но ума вложил, - поморщился участковый. – Теперь думаю, стоило ли мараться.
- Может, и не стоило. Но теперь поздно каяться, сам понимаешь. А ей пока ещё не поздно. Она-то, поди, про актив поселковый побольше тебя знает. Ты бы выждал еще сколько-то: день, два – тебе на месте виднее. И если жена твоя сама ни на что не решится, намекнул бы: пускай сходит ко главной активистке, да покается, перед обществом прощения попросит. А что потом будет – тут я сказать не могу. Женщины, они зачастую не хуже меня враньё чуют. Если действительно ума добавилось, если осознала и раскаялась, то, глядишь, и помилование выпишут. Но всё равнопрежнее отношение к ней далеко не сразу вернётся. А иные тётки какое-то время и попрекать будут, в глаза тыкать. Люди такие вещи долгонько помнят.
***
Со дня выхода той самой передачи прошло уже изрядно времени. Лидия Евгеньевна Семенцова тогда постаралась от всей души: отсняла шикарный материал, смонтировала, от себя комментарии добавила, акценты расставила в правильных местах. Такая фекальная бомба вышла – загляденье. Но только рванула она почти незаметно. Того эффекта, на который она рассчитывала, не случилось. А нынче зачем-то вызвал её директор канала. Едва журналистка вернулась с очередных съемок, прибежала девочка из ассистенток и передала: мол, срочно требует к себе. Ну требует и требует, она зайдёт. Не в первый раз.
Директор сидел мрачный. Ни слова не говоря, кивнул на стул для посетителей. Дождался, пока Лидия Евгеньевна сядет, и подвинул ей ручку и лист бумаги. Велел:
- Пиши.
-Что писать? – не поняла та.
- По собственному пиши.
- За что? – взвилась Лидия Евгеньевна. – Да я каналу половину рейтинга делаю!
- А вот за что! – в свою очередь вызверился директор.
Он вывел на висящий на стене экран график.
- Вот, смотри! Как твоя передачка вышла, так сперва был хороший такой всплеск, а теперь уже который день рейтинги падают. Письма приносят мешками, и все за малым исключением тебя поносят. На сайте модераторы хейтовые комменты тереть не успевают.
У Лидии Евгеньевны оборвалось в груди:
- Не может быть!
- Еще как может, - угрюмо заверил директор. – А сегодня мне позвонили знаешь, откуда? Чуть ли не с самого верха. И вежливо поинтересовались: почему это наш канал позволяет себе очернять честных целителей, трудящихся не покладая рук и возвращающих к нормальной жизни самых безнадёжных пациентов. И почему в наших рядах до сих пор остаются клеветники и вредители.
Лидия Евгеньевна поняла, что это конец.
- Давайте, - заторопилась она, - я проведу расследование, выдам опровержение, сделаю материал об этих фантастических исцелениях.
- Опровержение уже вышло. Но ты слишком хорошо постаралась, реальных людей показала. Их теперь, между прочим, за откровенную ложь в собственном посёлке затравили. А материал мы сделаем и покажем, но уже без тебя. Я не готов спорить с администрацией Самого.
Директор на секунду возвёл глаза к потолку. Потом кивнул на лист бумаги:
-Пиши.
Глава 32
Март подходил к концу. На солнечных пригорках шустро лезла молодая зеленая трава, а в лесу еще лежал снег. Днем вовсю светило солнце, а ночью зачастую подмораживало. Оживала природа после зимы, и вместе с ней оживала Иринка. Она уже могла самостоятельно садиться, и самостоятельно есть. Для неё купили кресло-каталку, и на завтраки-ужины выкатывали на кухню, к общему столу. К обеду, когда в доме можно было напороться на посторонних людей, она выходить стеснялась.
Вообще говоря, девушка нынче совсем не походила на ту доходягу, какой была в августе прошлого года. Набрала какой-никакой вес, руки-ноги перестали походить на спички, округлилось лицо, и постепенно отрастали волосы. До той огненной гривы, какой она гордилась в прошлом, было ещё далеко, волос не набиралось даже на куцый хвостик. Но всё равно это выглядело намного приятней глазу, чем голый череп. Иринка видела происходящие с ней перемены, радовалась им, но не хотела появляться на людях, пока не вернёт былые формы хотя бы наполовину.
Вечерами, когда заканчивался поток людей, Валерик с Вероникой выкатывали подругу к лесу, к пруду – побыть на улице, на свежем воздухе, ощутить, что мир не ограничен четырьмя стенами. И это, кажется, помогало: девушка старалась изо всех сил, выполняла комплексы упражнений, послушно глотала витаминные каши и протёртое паровое мясо, и мечтала о том времени, когда выйдет к озеру своими ногами.
А у Валерика тем временем жизнь шла своим чередом. Приходили пациенты, и он их лечил. Приходили просители, и некоторым он помогал. Шел к Иринке, оценивал прогресс, назначал новые комплексы упражнений, разминал забитые молочной кислотой мышцы. Возвращался к себе в комнату, лез в интернет, выискивал последние достижения лечебной физкультуры, читал медицинские книги, изучал физиологию, патологическую анатомию и ещё кучу других «логий». Порою к нему приходила Вероника, спрашивала:
- Откуда у тебя столько сил?
- Сам не знаю, - неизменно отвечал он. – Хочешь, поделюсь?
- Хочу, - говорила она.
Прислонялась лбом к его плечу, а он клал девушке одну руку на затылок, другую на поясницу и мягко прокатывал от руки к руке золотистую волну, смывая усталость из тела и из души.
Она замирала от секундного ощущения полноты жизни, перебарывала желание прильнуть к парню всем телом, крепко обхватив его руками. А поборов, шла заниматься очередными делами: делать Иринке массаж или гигиеническую обработку, готовить еду, принимать и сортировать посетителей – все, как обычно.
А поток людей только возрастал. Та злосчастная передача скорее привлекла внимание к целителю, чем оттолкнула от него людей. Кто только не шел, с какими только проблемами не обращались. Какая-то едва живая бабка просила наказать соседку за то, что та через розетку облучает её радиацией. Валерик помог: восстановил нормальное мозговое кровообращение. Бабка была очень довольна: лучи из розетки пропали. Правда, её родственники долго плевались: они-то уже успели поделить наследство. Приходили богомольцы, пытались поклониться новому святому человеку. Их оперативно услали в ближайший монастырь. Там, дескать, трудники нужны.
Вскоре после этого пришел священик. Не из местного храма: с тем Валерик общий язык давно нашел. Этот же был откуда-то из областного церковного ведомства. Солидный дядя, на дорогой машине, в рясе из дорогой даже на вид ткани, с тяжелым золотым – или позолоченным, не разобрать – наперсным крестом на толстой цепи. Правда, камни в отделке крестика все до единого были фальшивыми.
Представился гость отцом Алексеем. Голос у него был солидным, густым, раскатистым, практически, шаляпинский бас. Начал он велеречиво:
- Приветствую тебя, сын мой…
И тут же был перебит:
- Давайте без фамильярностей. Я к церкви никаким боком не отношусь. Прошу обращаться ко мне в светском формате, по имени-отчеству и на «вы».
Священник укоризненно покачал покрытой клобуком головой, но спорить не стал. Поправился:
- Здравствуйте, Валерий Григорьевич. До епархии дошли сведения, что вы занимаетесь целительством. Так ли это?
- Раз вы здесь, то, очевидно, так. И что же вы хотите от скромного целителя?
Отец Алексей покачал головой еще раз. Видимо, порицал торопливость и бесцеремонность собеседника.
- Ничего особенного, - ответил он мягко, - я хотел бы, чтобы кто-нибудь из священнослужителей поприсутствовал на сеансе исцеления.
- Хм… - принялся рассуждать вслух Валерик. – Что это даст вам, я понимаю. Чего вы хотите в итоге, тоже понимаю. Одного понять не могу: какая польза от этого будет мне?
- Хм…
Теперь пришла очередь священику задумываться.
- Ну, например, благосклонное отношение со стороны церкви, - произнес он, наконец. – Паства наша многочисленна, и мы легко можем увеличить число ваших клиентов.
Валерик покачал головой:
- Видимо, вы плохо готовились к этому визиту. У меня и без того клиентов больше, чем я могу исцелить за всю свою жизнь. Мы с вами в разном положении: я, очевидно, могу дать людям здоровье и полноценную жизнь. Церковь, столь же очевидно, не может. Соответственно, церковь нуждается во мне, а я в церкви не нуждаюсь. Вы пришли просить? Подавать церкви – тот ещё оксюморон. Вы пришли предложить сделку? Тогда для начала разговора продумайте этот вопрос: что действительно ценного вы мне можете дать со своей стороны. И не будет ли при этом ваше предложение противоречить нормам человеческой морали.
На том разговор и закончился. Глубоко задумавшийся отец Алексей сел в машину и свалил обратно в епархию.