- На хер все! - пробормотал Пол.
Он обернулся и бросился бежать через Шоссе 987.
Он пересек дорогу, направляясь к ферме, когда услышал, как воздух позади рассек поразительный грохочущий рев. Он бросил взгляд через плечо и тут же описался. Зверь двигался на него по двухполосной дороге, от каждого тяжелого приземления лап асфальт шел трещинами. Его ужасный голод подстегнул метаболизм и ускорил рост, который мог быть присущ только существам не из этого мира. Черное создание теперь само стало ростом не меньше "Эскалейда". В его раскрытую пасть, полную длинных клыков и рваного мяса, мог полностью вместиться человек.
Пол перескочил канаву на другой стороне дороги, затем вскарабкался на забор с колючей проволокой. Он почти перебрался, когда запуталась его левая нога. Пока он лягался, чтобы освободиться, показалась голова зверя. Челюсти нашли свою цель, бросились и сомкнулись. Пылающая боль пронзила лодыжку и голень Пола, он обернулся и увидел, как зверь что-то перекатывает во рту. Это был ошметок кожаного "Эдди Бауэра" с куском мяса Пола Стинсона внутри. Тварь проглотила его и подмигнула - Господи, она что, правда подмигнула? - а затем полезла по забору за ним.
На одной ноге Пол захромал к ферме, бормоча, рыдая, даже смеясь по какой-то жуткой причине, которую сам не мог понять.
- Боже-Боже-Боже, о Боже, - всхлипывал он вслух.
Забавно, что теперь он так часто обращался к нему... если учесть, что в последние годы употреблял его имя только как междометие.
Но вот Пол Стинсон вдруг обрел религию, как говорится. Кошмарную религию округа Харлан, которую проповедуют твари, притворяющиеся безвредной падалью на обочинах пустынных деревенских дорог.
Несясь с криками к старой ферме, Пол понял, что зверь с ним играется. Он выскакивал перед ним, потом кружил, давая фору, а затем снова начинал мучительную игру в кошки-мышки. Пол почти добрался до крыльца, когда длинный хвост зверя хлестнул его пониже спины. Пол взвыл, когда смялись его почки, а нижние позвонки превратились в осколки.
Он тяжело упал на землю лицом к дому. Дверь открыла старушка, выглянула, затем отпрянула с выражением паники и ужаса. Дверь вам не поможет, дамочка, - подумал он. - Весь чертов дом вас не защитит. Он сомневался, что даже хранилище банка округа Харлан сдержит неуемный гнев демона.
Когда зверь подскочил и приземлился на него, Пол вспомнил свою маму и ее остроумные поговорки. Одна пришла на ум, когда челюсти зверя аккуратно, почти нежно, отделили ровно спину его кожаной куртки и ткань рубашки: "Любопытной Варваре на базаре нос оторвали"?
Нет, не та.
"Не буди лихо, пока оно тихо".
Да. Черт подери, о да... она самая.
Пол Стинсон почувствовал, как длинный серый язык, усеянный вкусовыми рецепторами и с текстурой наждака и битого стекла, прошел по его спине, от затылка до самого копчика. Было одновременно и больно, и почему-то щекотно.
Пол засмеялся.
Он хохотал дико, безумно, громче, чем дозволяет хороший вкус... пока наконец уже не мог смеяться.
Перевод: Сергей Карпов
"Камера номер девять"
Аллену Кортезу показалось, будто зрение сыграло с ним злую шутку, когда он заметил, как паук ловко скользнул между печенью и поджелудочной железой пациента. Высокий хирург, чьи годы уже перевалили за середину жизни, оторвал взгляд от операционного поля и посмотрел на своих помощников. Марк Херд, анестезиолог, стоявший у изголовья стола, встретил его глаза. На лице Марка застыло выражение, в котором причудливо смешались растерянность и смутная тревога.
- Аллен, ты видел? - спросил он.
- Да, - ответил тот. - Кто-нибудь еще заметил?
- Ну, мне показалось, что я что-то видела, - сказала медсестра Кристи Петри, - но я не уверена.
- Что именно вы увидели? - осведомился доктор Дон Майнор, хирург, чья карьера уже клонилась к закату, но который все еще оставался на подмоге в этой срочной операции.
- Паука, - пояснил Аллен.
Произнести это вслух заставило его почувствовать себя невероятно глупо.
- Паука? Ты шутишь! Как он туда попал... внутрь него?
Медсестра взглянула на ряд галогенных ламп над головой.
- Может, он упал с ламп... знаете, прямо в него, - предположила она.
Хотя нижняя часть ее лица была скрыта маской, по глазам было видно, что она морщится от отвращения при одной мысли об этом.
Аллен промолчал, продолжая оперировать. Пробираясь через каркас ретрактора "Omni", он тщательно извлекал дробь из окровавленных останков желудка и верхней части кишечника мужчины, пострадавшего от выстрела. Нет, несмотря на предположение медсестры Петри, он был уверен, что дело не в этом. Странно, но на мгновение ему показалось, что паук выглядел так, будто привык обитать среди внутренних органов этого преступника... словно чувствовал себя там как дома.
- Не удивлюсь, если этот подонок полон пауков и прочей гадости, - заметил санитар Эд, - учитывая, что он натворил сегодня.
Аллен знал, о чем тот говорит. Пациент, которого они оперировали, получил ранение во время ограбления магазина. До прибытия полиции он убил семерых: владельца магазина и его жену, двух подростков, листавших комиксы, бизнесмена, зашедшего за молоком по пути домой, и женщину на восьмом с половиной месяце беременности, вошедшую оплатить бензин для своего минивэна. Он выходил из магазина, когда появились полицейские, и завязалась перестрелка. Убийца ранил двух офицеров, прежде чем третий выстрелил ему в живот из дробовика с близкого расстояния. Его привезли в отделение скорой помощи мемориального госпиталя Сан-Антонио едва живым.
- Мы здесь не для того, чтобы судить, - заявил Аллен. Он извлек еще одну дробинку и с громким звоном уронил ее в металлический лоток. - Наша задача - выполнять свою работу наилучшим образом. Пусть суд решает, какое наказание ему назначить, после того как мы спасем ему жизнь.
Остальные промолчали, понимая в теории, что Кортез прав. Но их приверженность клятве Гиппократа мало что могла сделать с презрением, которое они испытывали к человеку на столе.
Хирург взял инструмент из нержавеющей стали и осторожно раздвинул печень и поджелудочную железу, открывая узкую щель между ними. Сначала в огромном количестве крови, скопившейся там, ничего не было видно.
- Отсос, пожалуйста, - попросил он.
Петри шагнула вперед и ловко очистила область. Тут же он увидел паука. Тот уютно устроился глубоко в тканях под органами. Аллен крепко захватил его хирургическим пинцетом и попытался извлечь восьминогого паразита. Паук сопротивлялся, цепляясь за внутренности с упорством бульдога. Затем, неохотно, он отпустил. Аллен поднял его вверх. Команда уставилась на паука размером с монету в четверть доллара, черного как смоль, с необычным голубым отливом на глянцевом теле и ногах. Он извивался и дергался в хватке пинцета, отчаянно пытаясь вырваться.
- Странно, - произнес доктор Майнор.
- Скорее сюрреалистично, - ответил Аллен. - Почему и как он жил в брюшной полости этого человека - выше моего понимания.
Остальные кивнули в знак согласия.
Медсестра Петри открыла прозрачный пластиковый флакон, и Аллен осторожно поместил паука внутрь. Тот едва не выскользнул, прежде чем она успела закрутить крышку. Паук яростно боролся, явно в ярости, царапая прозрачные стенки и оставляя кровавые следы внутри.
- Что ты собираешься с ним делать? - спросила она.
- Отправим его Теду Максвеллу в лабораторию, - ответил Аллен. - Он увлекается насекомыми. К тому же, обожает такие загадки.
Внезапно цифровой дисплей кардиомонитора взбесился. Давление и пульс пациента резко упали, и он внезапно умер.
- Он в остановке сердца, - объявил Аллен.
Команда пыталась реанимировать преступника, но ничего не помогло: дефибрилляция, подача кислорода через дыхательный мешок, даже щедрые инъекции эпинефрина - все оказалось тщетным, чтобы запустить сердце и вернуть его ритм. Спустя восемнадцать минут они прекратили усилия. Смерть была зафиксирована в 19:53.
- Не могу сказать, что меня это сильно расстроило, - заметил Эд. - Говорят, в том магазине была настоящая бойня.
Аллен Кортез кивнул с мрачной торжественностью и покинул операционную, чтобы привести себя в порядок. Паук, обнаруженный в теле мужчины, все еще тревожил его. Казалось, что его извлечение спровоцировало смерть пациента, словно их разъединение стало единственной причиной летального исхода.
Поздно вечером, покидая больницу, Аллен услышал, как кто-то окликнул его с дальнего конца парковки.
- Доктор Кортез! Подождите!
Он обернулся и увидел Сэма Мелфорда, идущего к нему. Мелфорд, ветеран полиции Сан-Антонио, был невысоким и коренастым, с копной седых волос. Он всегда выглядел помятым и усталым, словно измотанным работой или страдающим от бессонницы.
- Привет, Сэм, - отозвался Аллен, замедлив шаг, чтобы детектив догнал его. - Чем могу помочь?
- Слышал, ты сегодня оперировал Джеймса Ли Стэплтона, - сказал Сэм, подойдя ближе.
Аллен нахмурился.
- Прости, но я не могу вспомнить это имя...
- Тот парень, что расстрелял людей в магазине.
- Ах, он, - Аллен предпочел бы забыть этого человека и обстоятельства его операции, но, похоже, детектив Мелфорд не собирался этого допустить. - Мистер Стэплтон не выжил. Умер на столе.
- Да, я в курсе, - Сэм постоял молча, явно чувствуя себя неловко. - Слушай, док, можешь сказать мне одну вещь? Когда ты копался внутри него, не нашел ли ты что-то необычное? Что-то, чего там быть не должно?
Аллен ощутил, как его охватило тревожное чувство, которое он мог описать только как страх.
- Например, что?
- Например, вот это, - детектив достал из внутреннего кармана пиджака маленький флакон с алкоголем.
Внутри плавал блестящий черный паук, идентичный тому, что Аллен извлек из тела Джеймса Ли Стэплтона.
Хотя в операционной он успешно скрыл свое отвращение к паукам, сейчас невольно отступил на шаг. Если у врача и была какая-то фобия, то это были пауки. Страх зародился еще в детстве. Когда ему было шесть или семь лет, он жил в трейлере. Прямо за окном его спальни огромный садовый паук сплел гигантскую паутину. Мать уверяла, что он безобиден, но Аллену он казался злобным и хищным, ловящим мух и мелких насекомых в свои шелковистые сети. В этом пауке он видел чистое зло. Из-за него мальчик страдал от мрачных и тревожных кошмаров. Аллен думал, что перерастет этот детский страх, но этого не случилось. Он мог читать о пауках, смотреть передачи о них, даже разглядывать их в зоопарке за стеклом, но если они оказывались на свободе и близко к нему, старая тревога и ужас возвращались. Он ненавидел пауков - тут не было двух мнений.