Он взял фонарик из ящика и выскользнул в ночь. На этот раз он не пошел через лес. Джей крутил педали своего велосипеда по Сайкамор-лейн, на юго-запад, к шоссе 70. Через двадцать минут он затормозил в паре сотен метров от участка Пелинграда.
Спрятав велосипед в канаве, он перелез через изгородь на пастбище справа от дома. Полная луна освещала путь, но не давала укрытия. Джей крался, пригибаясь к высокой траве, следя за домом. Окно гостиной горело оранжевым светом, и доносились приглушенные звуки телевизора. Джей подумал, смотрит ли старик ту же передачу, что и его мать.
Вскоре он перелез через забор с другой стороны и, пройдя через лес, оказался у ямы. Пепел и обломки стекла блестели в лунном свете. Фонарик не понадобился - Джей оставил его на земле и шагнул в яму.
С первым шагом холод пробрал его до костей. Ледяная корка покрыла шнурки кроссовок и джинсы. Но Джей не думал отступать. Он шел к календарю в центре ямы.
К тому времени, как он добрался, дата сменилась пять раз, цифры таяли и возникали вновь. Наконец, они остановились на 1956. Джей нашел газету. Заголовок гласил: "ПРЕЗИДЕНТ ЭЙЗЕНХАУЭР ОДОБРИЛ ЗАКОН О МЕЖШТАТНЫХ ДОРОГАХ". То, что скрывалось под ней, почти не было укрыто. Джей замер, сердце колотилось, разум мутило. Но он шагнул вперед.
На этот раз в яме были не одна, а две фигуры. Два ребенка в костюмах на Хэллоуин: мальчик в черной футболке и обгоревшей маске Франкенштейна и девочка-балерина в почерневшем розовом тю-тю и сияющей тиаре. Обоим было лет пять.
Мальчик посмотрел на него. Испуганные глаза блестели в прорезях маски.
- Кто-то украл мои конфеты, - захныкал он. - Помоги их найти.
Девочка дрожала на холоде. Слезы сверкали в ее голубых глазах, отражая блеск тиары.
- Мне х-х-холодно, - всхлипнула она, схватив подол плаща Джея. - Хочу к маме!
- Нет, - прошептал Джей. Горло пересохло от страха. Он чувствовал, что сходит с ума. - Оставьте... оставьте меня.
Вдруг фигуры дрогнули и слились в одну. Хватка девочки стала сильнее, отчаяннее. Джей посмотрел вниз и увидел обнаженную женщину, наполовину погруженную в корку ямы. Ее волосы были золотыми, лицо - простым, но сильным, как у европейских женщин на старых снимках. Запястья стягивала знакомая ржавая проволока. Горло было перерезано, а плечи, грудь и живот усеивали глубокие раны.
Ее стеклянные глаза поймали его взгляд, а бледные руки вцепились в плащ.
На этот раз Джей не пытался вырваться. Он хотел понять, что творится в этой адской яме, и чувствовал, что из всех призраков только она скажет правду.
- Беги отсюда! - предупредила она с тем же немецким акцентом, что был у Виктора. - Беги и никогда не возвращайся, - черные, как сажа, слезы текли по ее скулам. - Прошу, юноша, сделай, как я говорю.
Джей посмотрел ей в лицо и понял, кто она.
- Люсинда, - тихо сказал он.
Ее лицо исказилось от боли.
- Да... но торопись. Зло близко. Оно слышит нас... чует биение твоего сердца... запах твоего страха. Разве ты не чувствуешь?
Джей ощутил, как корка под ногами шевельнулась, и услышал грубый звук, словно змеиная кожа трется о кору. Холод усилился, волнами поднимаясь из ямы.
- Какое зло? - спросил он.
Его дыхание клубилось морозным паром.
- Не знаю его начала, знаю лишь, что оно старше самой земли, - тихо, но настойчиво ответила она. - Сатана боится его, а Господь ненавидит само его существование. Оно ужасно, так ужасно... и вечно голодно.
- Но как оно здесь оказалось?
Ее глаза горели страхом.
- Старший Пелинград привез его из Старого Света. Его намерения были благими. Он знал, что, если Гитлер завладеет этим демоном... о, какой хаос мог бы тот посеять! - oна всхлипнула, черные слезы текли ручьями. - Это существо... оно набирает силу с каждой поглощенной жизнью. Сейчас оно слабо, но представь... Что, если бы крематории Освенцима и Треблинки не сожгли тела двенадцати миллионов евреев, цыган, калек и безумцев? Что, если бы их пожрало это чудовище? - oна содрогнулась. - Мощь и разрушение! Ничто бы не уцелело!
Джей хотел спросить еще, но яма вздыбилась, сбив его с ног. Корка пепла треснула с громким хрустом, и под ней открылась огненная бездна - голубое пламя, рожденное не жаром, а холодом и смертью. В нос ударила вонь серы, фекалий и гниения.
Джей попятился, а пальцы Люсинды разжались. Крича, она провалилась в расширяющуюся трещину. Джей смотрел в место хуже любого ада из воскресной школы. Слизистое серое чудовище, усеянное язвами и гнойниками, ворочалось внизу. В его массе плавали десятки жертв - мертвых, но каким-то ужасным образом живых. Собаки, кошки, кролики, белки, даже теленок. А еще - те, кого бросили в яму Пелинграды, сначала Эрик, а потом Виктор. Джей увидел младенца в подгузнике, двух детей в костюмах на Хэллоуин, принесенных в жертву демону под ямой. Были и другие - мужчины, женщины, все проклятые рукой Виктора и его верностью чудовищу, привезенному в сундуке через океан.
Джей смотрел на них, увязших в этом существе, словно в смоляной яме, стенающих в муках, зная, что спасения нет. Ужас накрыл его, и любопытство сменилось паникой. Он прыгнул из ямы...
Прямо в руки Виктора Пелинграда.
- Ты не послушал моего предупреждения! - сказал старик. - Тебе непременно нужно было узнать правду о яме, что создал мой отец, - oн взмахнул кухонным ножом, приставив острие к подбородку Джея, пустив кровь. - Если так хочешь увидеть зверя, позволь представить вас.
Старик был на удивление силен. Как ни бился Джей, хватка не слабела.
- Оно старое и слабое, - говорил Виктор. - Слишком слабое, чтобы заботиться о себе. Оно погибнет без преданности Пелинградов.
- Отпусти! - кричал Джей, лягаясь и вырываясь.
- Отпущу... как только прольется кровь, - ухмыльнулся Пелинград. - Тогда твоя любопытная душа останется здесь навсегда. Но ты не будешь одинок, - oн тихо рассмеялся, его глаза безумно блестели. - О, у тебя будет компания на целую вечность.
Когда Виктор убрал нож от горла, приставив его к груди Джея, мальчик понял, что должен действовать. Он сплел свои ноги с ногами старика, заставив его споткнуться.
Пелинград вскрикнул, теряя равновесие, и рухнул к зияющей пасти ямы. При падении он выпустил Джея. Нож вонзился в него самого, когда он покатился по корке в гнойную бездну внизу.
Виктор кричал, бился, пытаясь выбраться. Но все было напрасно. Даже будучи пожираемым зверем, он не мог предать его.
- Не дай ему умереть, мальчик! - крикнул он, пока корка ямы смыкалась, скрывая чудовище. - Поклянись, что будешь заботиться о нем, как я все эти годы. Ты такой же, как я... я знаю. Больше, чем ты хочешь признать.
Земля затянулась, и ночь стала тихой. Тяжелая тишина давила на уши, пока сверчки не осмелели и не затянули свою песню.
Усталый и замерзший, Джей не стал пересекать пастбище, а пошел по дорожке. Вытащив велосипед из канавы, он начал долгий путь домой, размышляя над последними словами Пелинграда, полными отчаяния и обвинения: Ты такой же, как я. Больше, чем ты хочешь признать.
Он пытался отмахнуться от них, отрицая горькую правду. Но слова въелись в него, стали его частью, как те несчастные души, что навсегда слились с чудовищем в яме.
Прошло несколько месяцев. Осень сменилась зимой, а зима - весной нового года.
Джей старался избегать шоссе, что проходило мимо заброшенного дома Пелинграда. Но иногда, катаясь на велосипеде, он останавливался у дорожки и смотрел на яму. Даже на расстоянии он чувствовал ее тоску. Голод чудовища волнами расходился по участку, покрывая руль велосипеда инеем, пока Джей не уезжал. Зверь был одинок и напуган. Без корма он медленно умирал.
Порой Джей почти жалел его. Но, возможно, это была уловка чудовища, заставляющая его так думать. Забудь о нем, пусть подохнет, - говорил он себе. - Оно не щадило своих жертв.
Но потом он жалел об этих мыслях. Слова Пелинграда, призывавшие взять на себя заботу о звере, эхом звучали в голове. И как бы безумно это ни казалось, Джей всерьез обдумывал эту ношу. Ты такой же, как я, - повторял голос старика.
А затем настало утро, когда он спустился к завтраку и увидел на шее матери синяки, похожие на отпечатки пальцев, и ее заплаканные глаза. Позже он нашел в шкафу спальни отца собранный чемодан и два билета на Бермуды, лежавшие на тумбочке без всякого стыда. Той ночью телефон звонил чаще. Отец больше не уходил в другую комнату. Он говорил кокетливым тоном, строя тайные планы, глядя прямо на мать и ухмыляясь.
Поведение отца бесило Джея, но он был бессилен.
Или нет?
На следующий день Джей снова оказался у Пелинграда. Не у дорожки, а в самой яме, среди пепла.
Он оставил записку на лобовом стекле отцовского пикапа, под дворником. Записку, что должна была задеть за живое.
Джей сидел, ощущая холод, поднимающийся из земли, и даже наслаждался им. Что-то в нем ожесточилось, сердце заледенело, но мысли стали ясными, как лед. И он не мог отрицать, что это чертовски приятно.
Он услышал рев мотора, хруст гравия, хлопок двери.
- Джей! Где ты, черт возьми?
Пепел под ним дрогнул и прогнулся.
Джей погладил землю.
- Потерпи, - прошептал он. - Он идет.
Он знал, что поступает неправильно. Что это, возможно, грех в глазах Бога.
Но один маленький кусочек... разве это повредит?
"Кровососы!"
Бертран Пине открыл письмо из офиса коронера Нового Орлеана, заранее зная, что содержимое ему не понравится. Он развернул лист бумаги, пропустил медицинскую терминологию, которая казалась его акадийскому уму излишне напыщенной, и нашел ту крупицу информации, что искал. Мозжечок и большой мозг объекта, судя по всему, были насильственно удалены, оставив большую часть продолговатого мозга нетронутой. Внутри черепной полости обнаружились лишь скудные остатки разжиженного мозга. Источником удаления тканей оказалось круглое отверстие диаметром 5.3 сантиметра в задней части черепа, расположенное между ламбдовидным швом и задним родничком.