Ну, по крайней мере, честно.
— Не будешь ей мстить, пока мы не выясним все подробности? — Решился на ещё одну попытку Тимур.
— Я подумаю. — Шипы не исчезли, но слегка обмякли. И вдруг снова растопырились, став, кажется, ещё острее, чем были. Теперь Ксюша напоминала маленького, упрямого, гордого, но очень несчастного ёжика. — За что они так со мной? Почему меня все бросают и предают? Мама, папа, Инга… Все всегда выбирают себя, а не меня!
— Потому что люди по сути своей — эгоисты, — вздохнул Тимур. — Мы с тобой, конечно, знаем одного балбеса, который всех вокруг готов спасать и защищать, ну так он и не человек.
— А вдруг он тоже меня предаст? Это вас он защитил, а меня предаст? Или вы меня предадите?
— Да с чего вдруг?
— Просто. Все так делают. Может, я вам давно уже надоела, и вы просто не знаете, как от меня отвязаться. От меня же одни проблемы. И фотки эти, и слухи про нас дурацкие, и Ингу к вам домой я привела… — Ксюша угрюмо пнула подвернувшийся под ногу камушек.
Вот и что делать с этим обиженным ребёнком? С одной стороны, жалко её, и вроде как Тимур сам ночью предложил ныть, если хочется. А с другой — нельзя же видеть жизнь в таких тёмных тонах и постоянно ждать подвоха от близких!
Понятно, что за пять минут такие проблемы не решить, но хоть немножко исправить настроение можно!
— Стой! — велел Тимур. Ксюша покорно замерла на месте и оглянулась. — Мы не в ту сторону идём!
— Так ведь к вам же собирались…
— Собирались. Но, кажется, тебе срочно надо в парикмахерскую!
И поспать. Но при определённой сноровке это и совместить можно.
Глава 18. Беседы в беседке
Сидя в засаде неподалёку от беседки, Тимур чувствовал себя полным идиотом.
Во-первых, сидел он на маленьком складном стульчике, который нашёлся в кладовке. Стульчик пах костром десятилетней давности, а пятна на нём были, кажется, и того старше.
Во-вторых, Тимур повёлся на аргументы Людвига и надел зимнюю дублёнку с меховым капюшоном. В ней, конечно, было тепло и комфортно (особенно учитывая, что ночью обещали заморозки), но сам себе Тимур теперь напоминал рыбака-подлёдника, караулящего лунку. Правда, без удочки.
Редкие прохожие не обращали внимания на это душещипательное зрелище исключительно потому, что нужное заклинание всё же нашлось и даже получилось с первого раза. Но работало оно только с неподвижными объектами, поэтому Тимур вынужденно изображал статую.
Точнее, честно пытался, но простуда снова напомнила о себе, и ему постоянно хотелось либо чихнуть, либо высморкаться, а глушить звуки заклинание не умело. Приходилось, как в детстве, бестолково шмыгать носом и надеяться, что никто этого не заметит. Пока что действительно не замечали.
Ни Буранов, ни Инга ещё не появились. Это ничего не значило, до встречи оставалось минут двадцать, но Тимур уже мрачно думал, что Ксюша ошиблась с местом и никто сюда сегодня не придёт.
Сама Ксюша, к слову, тоже не пришла. Отписалась, что бабушка не пускает. Тимур не удивился, он бы на месте Ольги Степановны тоже никуда эту неугомонную на ночь глядя не пустил. Он бы и Людвига не пустил, но его не спрашивали, и теперь оборотень то носился вокруг, шурша жухлыми листьями, то беззвучно растворялся в темноте, чтобы спустя несколько минут выскочить в совсем другом месте.
Тимур так старательно вслушивался в ночные шорохи, пытаясь определить, где сейчас Людвиг, что пропустил появление Инги. Ну да, она-то по нормальной дорожке шла, а не скакала по газону, как полоумная.
Девочка выглядела зажатой и испуганной, то есть как обычно, но шла быстро и решительно. Испуганная решительность, каким бы оксюмороном ни казалась на первый взгляд, в исполнении Инги смотрелась вполне гармонично. Да, она, несомненно, боялась предстоящей встречи и наверняка прокручивала в голове самые худшие варианты развития событий, но при этом готовилась в случае необходимости дать отпор. А ещё она явно прятала что-то в кармане куртки и постоянно ощупывала его, проверяя, на месте ли это что-то.
Интрига разрешилась быстро: подойдя к беседке, Инга вытащила кусочек мела, на всякий случай огляделась, не заметила ничего подозрительного и начала торопливо рисовать на ближайшем деревянном столбике.
Что именно она рисовала, Тимур не видел — со своего места он мог разглядеть только быстрые уверенные движения, — но в магическом характере настенной росписи не сомневался. И не удивлялся. В самом деле, как ещё тихая девочка может противостоять хулигану, который намного сильнее её физически? Это Ксюша и в драку полезет без колебаний, и пошлёт в такие дали, что даже с компасом не доберёшься, а её подруге остаётся только магия.
Инга тем временем перебралась ко второму столбику, а вскоре и к третьему. До появления Буранова она успешно украсила надписями четыре штуки — те, что располагались по углам беседки, — и только после этого успокоилась и уселась на скамейку.
Главный кошмар учителей и учеников опоздал почти на пятнадцать минут. Впрочем, ничего удивительного, он и на уроки вечно опаздывал. Но сейчас Тимур впервые обрадовался его появлению, потому что сидеть без движения с каждой минутой становилось всё труднее: в дублёнке было тепло, а вот ноги в осенних ботинках начали ощутимо подмерзать. Надо было тоже зимние достать!
— Ну и чего тебе? — с места в карьер спросил Буранов, и в его исполнении такое начало разговора звучало почти вежливо. С ходу драться не полез — уже неплохо.
— Это ты хотел поговорить, — напомнила Инга.
— Так я в школе хотел, а не на свиданки с тобой ходить. У меня, может, дела ещё, меня человек ждёт, — вопреки собственным словам, хулиган плюхнулся на лавочку и развалился там в такой позе, словно давным-давно познал дзен и уже никуда в этой жизни не торопится.
— Лучше здесь. Тихо и никто не мешается. А если в школе увидят, что мы общаемся, могут возникнуть вопросы. У Ксюхи точно возникнут. Мне кажется, она и так меня подозревает.
— Да какие вопросы? Откуда? От тебя же никакого толку, всё равно ничего не сделала.
— Всё я сделала. И точно знаю, что её бабушка видела фотографии.
— И? Чего молчишь тогда? Выкладывай!
— Я больше ничего не знаю, — смутилась Инга.
— В смысле? — удивился Буранов. — А откуда тогда инфа, что бабуся фотки видела?
— Ксюха сказала.
— И? Ну что из тебя, клещами всё тянуть, что ли? Что дальше было? Сильно ей влетело?
— Не знаю. Она хотела рассказать, но… в общем… я убежала. Испугалась.
— Дура! — припечатал Буранов, и прозвучало это не грозно, а скорее обречённо. — Зря я с тобой связался вообще, надо было всё самому делать. Или кого-нибудь нормального попросить.
— Ты меня не просил, ты меня заставил, — тихо возразила Инга. И, кажется, на эту фразу она истратила всю накопленную решимость.
— Кто? Я? Заставил? Да я тебя пальцем не тронул! — Голос Буранова сделался тягучим и приторным, как свежий мёд. — Предложил честную сделку: одни фотографии в обмен на другие. Больше-то с тебя взять нечего. Если ты была против, то почему сразу не отказалась?
В школе он общался не так: грубее и проще. Хамил всем без разбору — и учителям, и ученикам, затевал драки, ставил подножки, пачкал мелом вещи. В общем, вёл себя как стереотипный хулиган, у которого в голове осталось всего три клетки мозга, причём две из них играют третьей в футбол.
А сейчас он то ли старательно красовался перед девчонкой, то ли наконец-то показал настоящего себя, и второй вариант Тимуру совсем не нравился. Когда ученик тупой — с этим ещё можно что-то сделать, а вот когда он зачем-то изображает тупого, приструнить его становится гораздо сложнее.
Впрочем, тонны грубейших ошибок в сообщениях никто не отменял. Тупой не тупой, а по-русски пишет хуже Людвига.
— Я… — Инга встала со скамейки и вышла в центр беседки. Выпрямилась. — Я сделала всё, что ты просил. Удали мои фотки. Пожалуйста.
Тимур напрягся. То, как она стояла, как говорила, как упрямо держала руки в карманах… и, наконец, как расчётливо она выбрала место, равноудалённое от всех деревянных столбиков, исписанных заклинаниями, — всё это подсказывало, что сейчас что-то произойдёт. Что-то магическое.
Что может сотворить с противником девочка-подросток, загнанная в угол? О, что угодно! Особенно если по-хорошему он не понимает.
А понимать Буранов отказывался.
— Неубедительно просишь, — хохотнул он. — Может, на колени встанешь? Тогда я подумаю.
Инга нервно сглотнула, переступила с ноги на ногу… и вытащила из кармана шоколадный батончик. Надорвала упаковку, откусила. И совершенно безобидным жестом протянула Буранову:
— Будешь?
— С чего вдруг? — удивился тот. — Это ты мне взятку, что ли, предлагаешь?
— Нет, просто делюсь по-дружески. Люди иногда так делают. Но как хочешь, я и сама съем. Извини, я всегда хочу есть, когда нервничаю.
— Ты всегда нервничаешь, — заметил Буранов. — Ты поэтому такая толстая?
— Да, — не стала спорить Инга и ещё раз куснула батончик.
Инга, которая буквально позавчера отказывалась от шоколадных конфет на кухне у Тимура.
Инга, которая говорила, что мать запрещает ей есть сладкое.
Инга, которая точно что-то задумала!
Ну не отраву же она в шоколадку подсыпала, в самом-то деле! Иначе не стала бы сама её есть!
— Ладно, давай! — решился Буранов. Подскочил к девочке, вырвал батончик у неё из рук и разом откусил половину.
— Эй, мне-то оставь! — возмутилась Инга.
— Перебьёшься. Нервничай дальше! — Он затолкал в рот остаток шоколадки, демонстративно потряс пустой обёрткой и швырнул её за пределы беседки. — А вот теперь можешь вставать на колени. Хотя нет, погоди…
Он выудил из рюкзака алюминиевую банку, вскрыл её и сделал большой глоток. Ну да, после шоколадки, умятой в один присест, пить наверняка хотелось.
— Можно мне тоже? — тихо спросила Инга.
Буранов посмотрел на неё с лёгким скептическим удивлением, как на внезапно заговорившую подставку для ног, но банку протянул. Кажется, он тоже заметил, что с Ингой творится что-то странное, но решил досмотреть представление до конца.