В момент, когда вся партия повернулась лицом к деревне, особенно нелепо призывать профсоюзы обернуться спиной к деревне, к неорганизованной массе трудящегося населения, оторваться от общей работы.
1925 г.
ВОСЕМЬ ЛЕТ
Восемь лет уже как существует Советская власть, восемь лет, каких не знала еще история…
Эти восемь лет стоят перед глазами каждого.
Октябрь, как прожектором, осветил великую цель, к которой, взяв власть, сплоченными рядами двинулись трудящиеся.
Социализм — новый строй, при котором не будет темноты, нищеты, угнетения, эксплуатации, при котором жизнь станет светлой, радостной для всех, при котором трудящиеся станут хозяевами жизни, — этот строй стал желанным для широчайших масс. «…Социализм живой, творческий, есть создание самих народных масс»[54], — писал Ильич, и партия стремилась всеми силами зажечь массы своим энтузиазмом, поднять их на строительство новой жизни.
Рабочие и крестьяне прогнали помещиков и капиталистов. Им было ясно, что это надо сделать во что бы то ни стало. Весь капиталистический мир ополчился на Страну Советов. Пять лет шла жестокая гражданская война. Победа осталась за трудящимися. Но страна была разорена, обнищала до крайности, промышленность разорилась, разорились крестьяне, стали железные дороги.
При таких условиях о строительстве социализма говорить не приходилось. Меры в направлении социализма повисали в воздухе, искажались.
Тогда все силы были брошены на хозяйственный фронт.
На военном фронте удалось победить в значительной мере потому, что Советская власть пошла на Брестский мир. Этот мир дал возможность собраться с силами и победить на внутреннем фронте.
Брестский мир казался многим отступлением от революционной непримиримой позиции. Левые эсеры стремились изобразить Брестский мир как измену делу народа, пытались убить того, кто провел этот Брестский мир, — Ленина. Потом все увидели, что Брестский мир, отвечавший желанию широких масс, уставших от войны, дал возможность укрепиться Советской власти. Не раз Владимир Ильич писал и говорил, что обстоятельства могут принудить в трудных случаях идти на компромиссы, но нужно уметь пронести через все компромиссы верность своим принципам.
На хозяйственном фронте пришлось также идти на компромисс. Массы — в первую голову крестьянство, но и значительная часть рабочего класса — требовали свободы торговли. Свобода торговли — развитие торгового оборота — означала восстановление капиталистических отношений. Допущение свободы торговли было отступлением, но не сдачей позиций. Во-первых, Советская власть оставляла за собой все командные посты: управление крупной промышленностью, внешнюю торговлю, законодательство, армию, прессу, школу. Капиталистические отношения могли развиваться лишь в определенных рамках. Говоря о новой экономической политике, Ильич сказал в ноябре 1922 г. на пленуме Московского Совета: «Все ее отрицательные стороны, которых не нужно перечислять, которые вы прекрасно знаете, нужно уметь перегнуть, уметь сводить к определенному минимуму, уметь устраивать все расчетливо»[55].
Когда Советская власть переходила к новой экономической политике, у очень многих возникали сомнения в правильности ее.
Теперь всем ясно, что эта политика дала возможность экономически подняться стране. Создается основная предпосылка, без которой невозможен социализм.
Но только предпосылка.
К строительству социализма еще не подошли, только-только еще подходим через нэп.
Нужно изменить самый социальный фундамент. Нужно частные, индивидуальные формы хозяйствования заменить кооперированными. В этом гвоздь вопроса.
Если раньше, до взятия власти трудящимися, главным центром подхода к социализму была «экспроприация экспроприирующих», то теперь центр вопроса уже не в этом, а в том, как перестроить социальный фундамент, как индивидуальные хозяйства объединить в коллективные, кооперированные.
Эту задачу особо ярко подчеркнул Владимир Ильич в своих последних статьях. В них он осветил путь на долгие годы.
В этих же статьях он настойчиво подчеркивает необходимость углубленной культурной работы и говорит о том, что мы стоим перед лицом настоящей культурной революции.
Эта последняя задача, стоящая перед страной, — развернуть во всю ширь, углубить культурную работу в массах — делает работу политпросветов особенно ударной.
Первый период — пока шла гражданская война, пока Советская республика боролась за свое существование — работа политпросветов, естественно, носила по преимуществу агитационный характер. Такие формы массовой политпросветработы, как вечерние курсы, совершенно перестали существовать, библиотечная работа завяла. Театр, искусство, клубная работа, плакат вытесняли другие виды работы. Нэп скосил чуть не целиком агитационные формы работы, требовавшие больших денег, проводившиеся без активного участия самого населения.
Затем начались годы приспособления к нэпу. Главная работа была организационная: спасали, что можно было спасти, учась расчету и учету. Ошибок было не мало. Мало-помалу они изживаются.
Сейчас, когда страна экономически поднимается, острая борьба за существование политпросветучреждений отойдет в прошлое. Центр внимания теперь переходит на развертывание массовых форм углубленной работы, на охват ими всего населения, на пропитывание всей работы духом ленинизма, на вовлечение населения в активную работу поднятия своего культурного уровня.
Вся политпросветработа должна быть придвинута ближе к массам, должна протекать при их активном участии, отвечать на запросы масс, стать им близкой и понятной, стать им необходимой.
Чтобы создать «строй цивилизованных кооператоров», о котором пишет в своих последних статьях Владимир Ильич, нужна неустанная беззаветная работа в области политпросвещения. Эта работа только-только началась. Она должна развернуться во всю ширь.
1925 г.
ПОМОЩЬ И САМОПОМОЩЬ В ДЕЛЕ ПОЛИТПРОСВЕТРАБОТЫ
В своем письме к Швейцеру от 13 октября 1868 г. Маркс, оценивая деятельность Лассаля, признает его громадные заслуги перед рабочим движением Германии, но отмечает, что вместе с тем Лассаль сделал ряд крупных ошибок. Как на одну из таких ошибок Маркс указывает на то, что центром своей агитации Лассаль сделал государственную помощь рабочим, а не самопомощь рабочих, не рабочую организацию. Маркс указывает, что Лассаль более чем прохладно относился к профсоюзам[56].
В этом письме речь идет о прусском государстве, ждать от которого помощи было просто самообманом: это государство было враждебно всякому рабочему движению, всякой самодеятельности рабочих.
Об этом Маркс писал еще раньше, 13 февраля 1865 г., Энгельсу: «Прусское государство не может выносить никаких [рабочих] союзов, никаких тред-юнионов. Это несомненно. Наоборот, правительственная помощь нескольким жалким кооперативным обществам — это им как раз по нутру. Расширение чиновничьих носов, контроль за «новыми» деньгами, подкуп наиболее энергичных из рабочих, выхолащивание всего движения!
Необходимо отметить, что Лассаль был против движения, организующего союзы»[57].
18 февраля, возвращаясь в новом письме к Энгельсу к тому же вопросу, Маркс пишет: «Нет никакого сомнения, что разочарование в злосчастном заблуждении Лассаля относительно социалистического вмешательства прусского правительства непременно наступит. Логика вещей сделает свое. Но честь рабочей партии требует, чтобы она отказалась от таких иллюзий еще до того, как их- призрачность будет обнаружена на опыте. Рабочий класс либо революционен, либо он ничто»[58].
Зачем понадобилось приводить эти цитаты? Какое из них можно извлечь нравоучение для данного момента, для работы в обстановке пролетарского государства, которое — ни один человек в этом не может сомневаться — основной целью ставит себе помощь трудящимся массам, которое не боится самодеятельности, самопомощи рабочих?
Из каждой строчки этих цитат веет революционный дух марксизма, тот дух, который диктовал Ленину слова: «…социализм живой, творческий, есть создание самих народных масс»[59]. А повторять эти цитаты надо вновь и вновь; на них должна учиться молодежь; их мы не можем ни на минуту забывать, ими руководиться в нашей практической деятельности, ими вдохновляться в борьбе с нашим собственным, выросшим на почве нашей отсталости и малокультурности бюрократизмом.
Буду говорить о той области, которую ближе других знаю, — о культработе.
Надо ликвидировать безграмотность. Но все ли сделано, чтобы зажечь массы желанием ликвидировать свою безграмотность? Очень мало. До сих пор, на восьмом году существования Советской власти, идет нередко разговор о том, что нужно бы применять меры принуждения к нежелающим обучаться грамоте, — и откуда раздаются эти голоса? Очень часто — из среды рабочих. Крестьяне говорят: «Что нас, стариков, учить, когда дети наши безграмотными бегают», — и строят собственными силами школы. Вы думаете, эта инициатива, эта самопомощь всегда ценятся? Нет, часто такие выстроенные самими крестьянами школы стоят заколоченными, ибо мы до сих пор не научились приходить на помощь самопомощи. Школа выстроена другой раз в деревне, которая не входит в намеченную отделом народного образования сеть школ на ближайшие годы, — и живое дело пропадает, и заколоченная школа отбивает охоту у всякого идти по пути самопомощи.
Хорошо пошло дело изб-читален. Почему? Именно потому, что самопомощь тут имеет широкое применение, и на одну волостную избу-читальню, входящую в «твердую» сеть, приходятся десятки «мягких» изб-читален, ни в какую сеть не входящих и содержимых на средства самого населения. Однако и тут губерния губернии рознь, и все зависит от того, как органы Советской власти умеют приходить на помощь самопомощи.