Нельзя проводить рационализацию, не ставя в массовом масштабе производственную пропаганду, не втягивая в рационализацию широкие рабочие массы, не вовлекая их в активную творческую работу.
Я заканчиваю свой доклад только указанием на слова Владимира Ильича: «…ум десятков миллионов творцов создает нечто неизмеримо более высокое, чем самое великое и гениальное предвидение»[157].
Этот подход, оценку роли масс, оценку ее творческих сил мы должны иметь в виду, ведя нашу культурную работу. Сейчас, в переживаемый момент, надо с особенным вниманием прислушаться к тому, что говорят массы, и стремиться увязать всю работу с интересами и запросами масс. Такая работа гарантирует то, что и работа политпросветов и работа культотделов будет наилучшим образом помогать работе партии, и все вместе, объединенными силами, работники и политпросвета, и культотделов помогут партии возможно шире развернуть работу. Конечно, нет надобности объяснять, какое колоссальное значение будут иметь в случае войны сознательность и организованность масс.
Пока я на этом и заканчиваю.
1927 г.
РЕЧЬ НА XV СЪЕЗДЕ ВСЕСОЮЗНОЙ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ (БОЛЬШЕВИКОВ)
Товарищи, когда мы оглядываемся назад, то видим, что первые годы после революции были годами ломки, и эти годы военного коммунизма, как их теперь называют, несмотря на всю их неизбежность, на то, что они были предпосылкой социалистического строительства, внесли известное недоверие в отношения между рабочим классом и крестьянством.
Переход к нэпу вызывался страшным разорением страны, тем, что надо было хотя бы на базе старых отношений, на базе мелкого и мельчайшего индивидуального хозяйства все же как-то экономически продвинуться вперед. Надо было культурно поднять хотя бы на основе этой старой экономической базы массы, втянуть их в строительство. Когда возвращаешься мыслью назад, к первым годам нэпа, вспоминаешь, какое было тогда недоверие между рабочим классом и крестьянством. Мне вспоминается одно заседание по производственной пропаганде в Доме Союзов, где выступал рабочий и говорил, что надо улучшить производство, а после этого выступил крестьянин с Северного Кавказа и говорил: «Удивительное дело: рабочие думают о том, чтобы поднять производство. А мы, крестьяне, думали, что рабочие только разрушают, а нет того чтобы строить».
Мы знаем, в каких условиях были вынуждены работать продотряды, как их работа создавала в целом ряде районов недоверие. Все это нужно было изжить.
Что касается культурного уровня крестьянских масс, то он был крайне низок. По нашей просветительной линии это приходилось наблюдать ежечасно. Не редкость были такие заявления: «Не устраивайте ясли — вы забираете ребят в Красную Армию». Такое заявление, конечно, рисовало чрезвычайно низкий культурный уровень.
Теперь мы говорим, что совхозы должны быть показательными. Мне вспоминается, как в 1921 г. Владимир Ильич на рождестве ездил в деревню Горки и как ему там один крестьянин говорил: «Да, говорит, совхозы… мы бы все на крупное хозяйство перешли, если бы мы видели, что там какое-нибудь хозяйство ведется, а если там к весне подвешивают лошадей, чтобы они не падали от голода, так ничем такое хозяйство нашего не лучше».
Такое жалкое состояние совхозов не позволяло превратить их в показательные хозяйства. Не было сельскохозяйственных машин. Свои агрономы представляли исключение. И так было во всем. Сейчас же мы подходим уже к совершенно другому моменту — к тому моменту, когда действительно можно строить новые социалистические порядки. Наш XV съезд — первый съезд после десятилетнего существования Советской власти; и не случайно, что докладчики говорили так много о кооперировании, об объединении мелких индивидуальных крестьянских хозяйств в крупные плановые хозяйства. Этот вопрос выдвигается сейчас со всей настоятельностью самой жизнью. Конечно, и раньше коммунисты ясно себе представляли, что при социализме не может продолжать существование мелкое и мельчайшее индивидуальное хозяйствование. Конечно, коммунисты и раньше никогда не обещали бедноте, что на почве мелкого индивидуального хозяйства беднота может достигнуть особого благополучия. Но вопрос о кооперировании, о создании новой экономической базы — базы крупного хозяйства — никогда не стоял так остро, как он встал сейчас.
К вопросу кооперирования деревни мы подошли сейчас вплотную. Но надо отдать себе отчет в том, что этот вопрос не осознан еще широкими массами крестьянства, и тут предстоит огромная работа в деле пропаганды словом и показом, в деле популяризации идеи кооперирования.
Основная группа, на которую в деле кооперирования можно опереться в деревне, — это бедняк и маломощный середняк, которые на каждом шагу убеждаются, что улучшение их мелкого хозяйствования не дает им выхода, не выводит их на широкую дорогу новой жизни. И, конечно, коммунисты не должны поддерживать у них иллюзии, что на почве этого мельчайшего и мелкого хозяйствования можно развернуть по-настоящему производственные силы, можно достигнуть коренного изменения их жизни и быта. Эти слои бедноты и беднейшей части середняков, которые чувствуют всю непрочность частичных улучшений в их хозяйстве, которые чувствуют, что по-старому жить нельзя, являются той базой, на которую можно опереться в деле пропаганды кооперирования деревни.
Но про бедняцкие, батрацкие слои и про часть более бедных середняков надо сказать, что они в культурном отношении являются наиболее отсталыми. Такое наследие мы получили от старого строя. В старые времена середнячество и беднячество вовсе не учило своих ребят. В прежние времена были только отдельные случаи такого учения. В старые времена для беднячества в культурном отношении создавался тупик.
В первые годы существования Советской власти бедняк также не мог уделять достаточно времени поднятию своего культурного уровня. Даже и сейчас он не может ни газеты выписать, ни книжки в индивидуальное пользование купить. И поэтому долгое время бедняки на культурном фронте отставали. Мы видели в первые годы нэпа, что в наших избах-читальнях, в наших библиотеках, в наших школах, в наших рабфаках преобладала не беднота — из более зажиточной части продвигались в деле учебы наиболее талантливые, а беднота оставалась в тени. И вот только в самые последние годы мы начинаем видеть активность на культурном фронте со стороны бедняков и менее достаточных слоев середняков.
Кто посещает сейчас наши избы-читальни? Сейчас избы-читальни посещают главным образом взрослые бедняки и середняцкая молодежь. Более зажиточная часть покупает в свою собственность книжки, газеты себе выписывает, а в избы-читальни не ходит. Мы видим такое же положение и в области обучения на ликбезах. Кто охвачен этими ликбезами? Главным образом обучается менее состоятельная часть деревни — батрацко-бедняцкая и особенно ее женская часть. Как сейчас реагирует беднота на то, что, например, закрывают ликпункты? Более зажиточная часть к этому делу относится равнодушно, а более бедная часть, та, которой нужны ликпункты, чрезвычайно остро переживает закрытие каждого ликпункта. Мы видим сейчас в этом отношении как раз обостренный интерес со стороны бедноты. Но мы знаем точно также, что сейчас в общем деревня у нас обслужена чрезвычайно плохо в отношении книги и в отношении возможности школьной учебы. Конечно, сейчас культурный уровень в деревне совершенно другой, чем был еще несколько лет назад. Тут сказывается целый ряд влияний — и через Красную Армию, и через шефство, через множество других путей деревня становится культурней. Но вот в смысле овладения практическими знаниями, которые так нужны деревне, — в этом отношении дело обстоит еще очень плохо. Вот Агитпроп ЦК произвел обследование нескольких волостей. Возьмем одну из этих обследованных волостей в Воронежской губернии. Сколько там селений? 144 селения. А учреждениями политпросвета сколько обслужено? Не обслужено 131 — значит, только 13 селений обслужено учреждениями политпросвета, и притом какими? Не только избами-читальнями, но и красными уголками, т. е. самой первоначальной формой политпросветучреждений.
И такое положение дел не просто печальное исключение — это скорее правило.
Как оборудованы наши политпросветучреждения? Возьмем, например, сельские библиотеки. Если мы посмотрим статистику, как будто выходит, что число книг в деревне довольно велико. Взяли ведь помещичьи библиотеки. Но если мы возьмем состав этих библиотек, то увидим, что многие из них совсем никуда не годятся. Если говорят о «моральном изнашивании» машин, о «моральном изнашивании» оборудования, то еще в большей мере приходится нам говорить о «моральном изнашивании» библиотек. Никто не читает эти старые книги, взятые из помещичьих библиотек. Сейчас мы видим такую картину: в библиотеку приходит посылка в 50 книжек и брошюр, и вся деревня набрасывается, все начинают читать, не остается ни одного человека, который бы не перечитал присланные книги. Но прочитают новинки и перестают ходить в библиотеку до присылки новых книг. Понятно, старья, даже политической литературы 1918–1919 гг., теперь никто не хочет читать.
В Ленинградской губернии произведено было очень интересное обследование читательских интересов бедноты; выяснилось, что беднота читает, какие книги она спрашивает. Оказывается, приходится отметить очень пониженный интерес бедноты к беллетристике. В городах жалуются, что мало беллетристики в библиотеках, а деревенская беднота эту беллетристику не берет, ей некогда ее читать. Больше всего спрашивают книжки практического характера: по сельскому хозяйству, по ремеслу и т. д. На втором месте стоит политическая литература. Но тут надо отметить ту характерную черту, что беднячки больше спрашивают и берут читать политическую литературу, чем бедняки. Чем это объясняется? Это объясняется тем, что по линии женотделов созданы специальные библиотечки, которые включают в себя целый ряд злободневных вопросов, а если мы посмотрим на политические отделы наших библиотек и изб-читален, то увидим, что там есть политические брошюры по вопросам марксизма, даже анархизма, но почти совершенно нет книжек о работе Советов, нет совершенно книжек о кооперации. Например, одна группа бедняков взяла 250 книжек, и из этих 250 книжек о работе Советов было только две, и не было ни одной книжки о кооперации. Не потому, что не было интереса к этой области работы, а потому, что нет такой литературы в природе, нет поэтому и в библиотеках. У нас иногда шефы снабжают библиотеки литературой, и вот шефы снабжают тоже не всегда тем, что надо. Например, в сельской библиотеке имеются политические книжки, но нет книжек Ленина, — имеется одна единственная книжка — «О профессиональных союзах, о текущем моменте и об ошибках Троцкого».