Вот иваново-вознесенские работницы приезжали в Москву, послали их поработать у Гастева[189]. Почему вызывает такое раздражение Гастев? Приехало большое число работниц учиться работать на станках по-новому. Эта работа дает определенные навыки. Хозяйственники хорошо обставили учащихся, так что они жили в сносных условиях, хорошо кормились и пр. Но ни одна живая душа ни из профсоюзов, ни из хозяйственников — никто не позаботился, чтобы этих работниц как-нибудь обслужить в культурном отношении. Надо было придумывать, откуда выкроить Главполитпросвету денег на экскурсионную работу, чтобы свести этих работниц в Музей Ленина, в Музей Революции, показать целый ряд вещей в Москве, которые им необходимо знать. Вот с этими работницами разговариваешь, и они рассказывают про ивановскую работу. Как решительно говорили эти работницы, как они знают свою заводскую работу и какая колоссальнейшая энергия у них. Так что же — они не доведут дело ликвидации неграмотности до конца?
Или приезжали недавно из Родников. Разве родниковские рабочие, которые берутся за то, чтобы провести промфинплан, — разве они сдадут в деле ликбеза, в деле культуры? Выступавший тут заведующий отделом народного образования из Иваново-Вознесенска сильно ошибается. Иваново-вознесенцы такой отряд, который сумеет добиться своего.
Культурная революция идет с низов и не только в Иваново-Вознесенске. Иногда профсоюзы этого не замечают. Они создали себе клубы, членство в них — от широких масс отгородились. Вот только на недавнем совещании по клубному делу членство сорвано, а как давно уже массы по поводу уничтожения членства напирают. Снизу напор идет большой, и вместо того чтобы помочь, мы часто не прислушиваемся, не присматриваемся к тому, что делается внизу.
Вот в этом отношении опять сошлюсь на Владимира Ильича. Было у него умение внимательно вглядываться в то, что делается кругом. Приехали мы из-за границы в 1917 г., и на первой же конференции Владимир Ильич говорил уже о том, что он слышал от шахтера, от крестьян. Он учится у этого шахтера, черпает из его речи понимание того, что в данную минуту нужно, он слушает, что крестьянство рассказывает, как оно, взявши такое-то имение, стало его охранять и т. д. И вот Владимир Ильич, приглядываясь, как подходит к тому или другому вопросу масса, черпал из этого ясное представление о том, что надо сейчас делать. Он прислушивался к тому, что говорили солдаты, прислушивался к каждому слову. Но не только для того, чтобы слушать, связывался он с массами, а для того, чтобы помогать. А мы часто не слушаем, точно мы работаем в каком-нибудь прядильном отделении, — заткнули ватой уши и не слышим того, что кругом нас делается, не слышим — и потому не можем помогать.
Вот эта помощь, которая нужна, — часто мелочь какая-нибудь, но, для того чтобы помочь массам, нам надо уметь драться за всякую мелочь. Вот мы говорим о едином плане. Единый план — вещь очень хорошая. Но вот Зернотрест заключил в «Гиганте» договор, что даст подшефному колхозу два автомобиля. Не дал. Никто не напирает. В договорах дается чрезвычайно много обещаний, а проводиться не проводится. Должны ли мы смотреть на это равнодушно: не наше, мол, дело, — или должны мы сами драться за то, чтобы добыть те средства, те возможности, которые необходимы для работы? Ведь материальная помощь — это самая серьезная помощь, и тут наше дело — помочь низовым организациям добиться того, что надо. Ярцевским трудно было добиться чего-нибудь. У них нет школы. Ребятишки должны ходить за семь километров. Совершенно невозможное положение. На такой фабрике, которая имеет громадное революционное прошлое, нет школы. Им надо бороться, но тут, конечно, на всех нас тоже ложится обязанность борьбы.
Никакая культурная революция без борьбы не одержит победы. Некоторые предлагают очень простой способ — взять это дело и переложить с плеч отделов народного образования на плечи исполкомов, сельсоветов и т. д. Конечно, нужна помощь со стороны исполкомов, со стороны Советов — горсоветов и т. д. Без этой помощи нельзя работать, и этой помощи мы должны добиваться. Но взять и просто передать им всю работу неправильно. Ведь отдел народного образования — именно тот орган, который обязан вести эту работу, и поэтому передавать дело другой организации — это совершенно неправильно. Если здесь присутствует т. Курская, она великолепно помнит, как в свое время был проект Всероссийскую чрезвычайную комиссию по ликвидации безграмотности сдать во ВЦИК — больше денег получишь, больше поддержки будет — и как Владимир Ильич на II съезде политпросветов резко высказывался. Он сказал, чтобы больше этих планов о передаче из органов народного образования тех или других функций, которые должны органы народного образования выполнять, больше не было. Конечно, у нас совершенно забывают горсоветы и исполкомы о своей обязанности всячески помогать культурной работе. Но стремление передать эту работу неправильно.
Привлечь внимание, конечно, мы должны. Точно также мы должны — добиться внимания от всех органов, и в первую очередь от хозяйственников… Ведь во всех передовых в промышленном отношении странах даже капиталисты понимают, какая связь существует между культурой и производительностью и качеством труда. Недаром стали возникать в свое время ланкастерские школы, когда стали расти крупные фабрики и заводы.
И не ради прекрасных глаз рабочих в Германии существует обязательная восьмилетняя школа. Ведь это проводится потому, что без нее рабочая сила, которая работает на предприятиях, может дать гораздо меньше, чем тогда, когда она культурна, грамотна. А мы к этому относимся по-российски — по старинке. У нас еще деревенский быт, у нас еще старая патриархальщина, которая жива по сию пору; она порождается недооценкой культработы, и, конечно, надо всячески против этого бороться.
Относительно договоров. Есть постановления, декреты, но важно, чтобы это не оставалось на бумаге. Есть разные постановления. Например, было постановление ЦК дать десять тысяч работников — партийцев и комсомольцев, чтобы воспитать из них избачей. Как обстоит это дело? Это, конечно, мы виноваты, потому что мы об этом не думаем. Каждому, кто получил какой-нибудь кусочек, нужно за него стоять, его отвоевывать.
Я думаю, что на настоящем партсовещании каждому участнику его ясно, с одной стороны, какое большое и сильное культурное движение нарастает, идет с низов. И, с другой стороны, мы немного чересчур спокойно относимся к этому делу, а между тем на нас больше, чем на ком бы то ни было, лежит ответственность. Мы тут ругали, и очень правильно ругали, и ВСНХ, и хозяйственников вообще — нельзя их не ругать, но надо в порядке самокритики сказать, что от нас требуется громаднейшее напряжение сил и что без этого крепкого и единого плана мы не проведем.
Единый план — это не просто декрет. Это не просто какая-то бумажка, которую мы напишем. Единый план предполагает громаднейшую будничную работу. Надо с профсоюзами посидеть по этому вопросу, столковаться, тут надо с кооперацией столковаться, тут надо и с той и с другой организацией поговорить, а это большая и длительная работа, и каждый шаг — это тоже шаг, который надо завоевать.
Позвольте, товарищи, выразить надежду, что мы общими усилиями хоть немного поможем культурной революции.
1930 г.
ПОЛИТПРОСВЕТРАБОТА СРЕДИ РАБОЧИХ, ЖИВУЩИХ В ДЕРЕВНЕ(РЕЧЬ НА ВСЕРОССИЙСКОМ СОВЕЩАНИИ ПО РАБОТЕ СРЕДИ РАБОЧИХ, ЖИВУЩИХ В ДЕРЕВНЕ)
Товарищи, вам лучше, чем кому-либо, знать, какая все же имеется еще разница в культуре между городом и деревней.
Конечно, сейчас деревня не та, что была раньше. Но все же «ножницы» между культурой города и культурой деревни еще очень велики. Возьмем, например, отдельные большие области, вроде Уральской. Недавно оттуда приезжали молодые учителя-ударники, которые со школьной скамьи пошли учить в наиболее глухие деревни. По правде сказать, я думала, что у нас уже нет таких деревень, в которых нет ни одного грамотного. Но эти учителя-ударники рассказали мне, что они знают такие деревни, где учительница, молодая девушка, является единственным грамотным человеком! Председатель сельсовета не может прочесть ни одной бумажки! Вот какая у нас есть еще темнота.
«Ножницы» между городом и деревней в культурном отношении всегда, были очень велики. Тов. Ленин не раз говорил, что необходимо сблизить культуру города и деревни. Но мы видим, что в этом отношении мы все же идем довольно медленными шагами. На культурном фронте мы здорово еще отстаем.
Между городом и деревней и до сих пор есть часто взаимное непонимание. Если мы возьмем крестьян — как крестьянин представляет себе труд рабочего? Он представляет себе его гораздо более легким, чем на самом деле. Напряженность труда рабочего очень часто деревне бывает непонятна.
Вспоминаю случай, который был в 1920 г., когда был поставлен вопрос о производственной пропаганде,
В Доме Союзов было открыто совещание, на котором обсуждался этот вопрос. Тогда это, конечно, было все в самой начальной форме. На совещании выступали рабочие — говорили, что надо сделать, чтобы улучшить производство. После рабочих выступил крестьянин с Северного Кавказа: «Меня удивляет, — говорил он, — то, что рабочие хотят улучшать свое производство. У нас в деревне такое мнение, что рабочие только разрушают своё производство. А они хотят заботиться о том, чтобы было больше мануфактуры. Этого мы еще не слыхали». Это выступление крестьянина характеризует, как крестьяне часто очень упрощенно представляют себе работу городского рабочего.
То же самое приходится наблюдать и во время проведения экскурсий. Например, идет экскурсия на завод. После нее крестьяне обмениваются впечатлениями — и слышишь такие разговоры: «Да, а работа-то ведь все-таки тяжелая!»
С другой стороны, сказывается разница между городом и деревней и в отношении культурной работы. Я сейчас получаю письма от двадцатипятитысячников, которые поехали в деревню. У них создается впечатление, что крестьяне очень ленивы. Я удивилась: «Что такое?! Крестьянин ворочает работу — и вдруг «ленивый»!» Получаю второе письмо. В нем тоже пишут насчет «лености». Оказывается, рабочему бросаются в глаза такие вещи: стоит в поле трактор, занесен снегом, и никто ничего не сделает для того, чтобы его убрать. Дело в том, что рабочий привык относиться иначе к общественному имуществу, чем крестьянин. Крестьянин думает: это колхоз, а не собственное хозяйство — и считает, что кто-то другой должен позаботиться обо всем этом.