В-третьих, это речевые нарушения, связанные с врожденными или приобретенными нарушениями сенсорных систем — в основном это особенности речи (и ее восприятия) у глухих и глухонемых.
В-четвертых, это речевые нарушения, связанные с умственной отсталостью или временными задержками психического развития.
В-пятых, это речевые нарушения, имеющие «исполнительский» характер и связанные с дефектами моторного программирования речи или реализации моторной программы (например, заикание).
Степень изученности всех этих нарушений — различная. Поэтому мы не можем дать здесь одинаково полную их психолингвистическую характеристику. Тем более невозможно привести даже основную литературу. Поэтому ограничимся выборочным рассмотрением отдельных заболеваний (или, как более точно говорят в медицинской психологии, «страданий»).
Патопсихолингвистика в узком смысле. Как правило, психолингвистика здесь выступает лишь как орудие постановки диагноза и вообще как некоторое обобщение речевой симптоматики тех или иных психических заболеваний. Вот блестящая, но вынужденно поверхностная характеристика речевой симптоматики основных психических заболеваний, данная в свое время Э. Крепелином (1923, с. 159): «Громкая, торопливая, неумолкаемая ни на минуту, часто отрывочная с явлениями скачки мыслей речь маниаков, представляющая как бы неиссякаемый фонтан слов, является выражением двигательного возбужденияПри р(аннем) сл(абоумии)[60] негативизм ведет к упорному молчанию (мутацизм), манерность — к жеманным оборотам речи, преднамеренным искажениям слов, игре слов и к их новообразованию, стереотипия — к бессмысленным повторениям («вербигерация») и введению в свою речь одних и тех же оборотовРодственна этому расстройству бессвязность, полное отсутствие внутренней связи между отдельными частями речи, иногда даже между отдельными частями фразы. Если это расстройство сопровождается правильностью поведения в других отношениях, его называют речевою спутанностью».
Единственная более поздняя работа, где дается достаточно полное и теоретически хорошо осмысленное описание речевых особенностей при различных психических заболеваниях, — это книга Т. Сперри «Языковые феномены и психозы» (Spoerri, 1964). К сожалению, она мало известна в России даже психолингвистам, не говоря уже о патопсихологах или тем более психиатрах.
Прогрессивный паралич (один из вариантов сифилитического психоза): затрудненная артикуляция, невнятность произношения. В развитой форме — неспособность понять переносные значения, интонационная немодулированность речи.
Корсаковский психоз: резкое расстройство памяти, отражающееся и в речи — в особенности в форме парафазий (подстановке неадекатного слова на место необходимого).
Болезнь Пика или Альцгеймера: заметная стереотипность речи — высказывания состоят из одних и тех же слов и синтагм и произносятся с одинаковой интонацией.
Эпилепсия: замедленная и неясная речь, «вязкость» речи и тенденция к персеверации (повтору), стереотипность, витиеватость речи, обилие слов в уменьшительной форме. При более тяжелых формах — бедность словаря (олигофазия).
Шизофрения: резонерство и обстоятельность речи. Замена конкретных понятий абстрактными и наоборот. Семантическая разорванность или бессмысленность, обычно при сохранении грамматической целостности предложения[61]. Фонетическая однотонность, или же больные усиливают интонацию на второстепенной, вспомогательной части высказывания в ущерб основной смысловой части. Повторение слов, произносимых собеседником (эхолалия). Бессмысленное выкрикивание одного и того же слова или высказывания (вербигерация). Как можно видеть, симптомы очень различны, что отражает многообразие форм шизофрении.
Маниакально-депрессивный психоз: «телеграфный стиль», иногда переходящий в бессвязность. Скачки идей, отвлекаемость речи на новые предметы. Возникновение большого числа ассоциаций по созвучию, отсюда изобилие рифмующихся слов.
Попытка подробного систематического описания параноидальной шизофрении с психолингвистической точки зрения дана в (Гриншпун, Добрович, Фрумкина, 1974). Авторы выделяют как основной признак «акоммуникативность» шизофренической речи, особенно характерно выступающую в феномене «словесного салата» и связанную с аутизмом. Те же авторы показали, что «речевое поведение больных характеризуется нарушением механизмов опоры на прошлый речевой опыт, при том что сама вероятностная структура речевого опыта оказывается сохранной» (там же, с. 320–321; Фрумкина и др., 1970).
Другое клинико-психолингвистическое исследование, проведенное с нашим участием, показало, что «основным, доминантным нарушением, ведущим к появлению и других речевых нарушений, является отсутствие адекватной обратной связи на внутреннюю программу от более поздних этапов порождения речи. Это приводит к распадению самой программы, «повисающей в воздухе», к «расплыванию» смыслов, не контролируемых контекстом, ситуацией, объективными, социальными значениями, что в свою очередь ведет к распадению закономерностей выбора слов» и т. д. (Леонтьев и др., 1973, с. 1862; ср. также Леонтьев и др.,1972).
Существенны предварительные результаты, полученные в клинико-психологическом исследовании Л.А.Дергачевой. Они сводятся к тому, что у параноидальных шизофреников ассоциативные реакции на слово и соответствующий ему зрительный образ («картинку»), в отличие от нормальных испытуемых, резко расходятся, что свидетельствует о нарушении закономерной связи вербального и предметного значений (Дергачева и Шахнарович, 1977). К сожалению, эта работа не была завершена.
Из зарубежных психолингвистических публикаций укажем работу Cromwell & Dokecki, 1968, где авторы на основе прежде всего ассоциативных экспериментов интерпретируют как доминантное нарушение неспособность шизофреников к переносу предмета внимания (disattention), что, в частности, выражается в зацикленности на последних стимулах в ущерб более ранним и отсутствии ретроактивной интерференции (ср. также Laffal, 1965).
К сожалению, работ с такой (психолингвистической в собственном смысле) направленностью довольно мало. Если параноидальная шизофрения в этом смысле хоть как-то исследована, то аналогичных попыток в отношении других психических болезней, насколько нам известно, не предпринималось.
Речевые нарушения при локальных поражениях мозга. По ним в отечественной литературе, в частности, в школе А. Р. Лурия, есть огромное количество публикаций. Важнейшие из них Лурия, 1975 и Ахутина, 1989. В последние годы появился ряд обобщающих публикаций уже собственно психолингвистического характера, ориентированных на специфику тех или иных психолингвистических (речевых) операций при различных формах афазии (см., например, Полонская, 1978; Теплицкая, 1983; Стрельцына, 1984 и др.)
Из зарубежных публикаций укажем на цикл замечательных работ Э.Вайгля (см., например, Weigl & Bierwisch, 1970), а также на тексты, собранные в книгах «Афазия и восстановительное обучение», 1983 и «Нейропсихология», 1984.
Совершенно особое (и исключительно важное для психолингвистики) направление исследований представлено в отечественной науке работами В. Л.Деглина, Л.Я.Балонова и Т. В.Черниговской. Это исследование речевых функций в условиях преходящего угнетения правого и левого полушарий мозга (см. Балонов и Деглин, 1976; Черниговская, Деглин, Меншуткин,1982; Балонов, Деглин, Черниговская, 1985; Черниговская, 1989; Черниговская, 1993). Мы еще вернемся к важнейшим результатам этого цикла исследований в Главе 17.
Речевые нарушения и сурдология. Очевидно, что у глухих (глухонемых) и тугоухих детей практически отсутствует или фундаментальным образом нарушено речевосприятие. Однако это нарушение, в свою очередь, определяет своеобразное развитие речи у глухонемых. Во-первых, такому ребенку приходится овладевать речью на основе других анализаторов, в частности зрительного. Во-вторых, он овладевает речью «при недостаточной речевой практике и минимальных возможностях непосредственного подражания, главным образом на основе специального обучения, преимущественно путем сознательного усвоения закономерностей языка» (Боскис, 1953, с. 62). В-третьих, у него, по крайней мере на начальных этапах, ограничена потребность устного общения с окружающими. Наконец, в-четвертых, глухонемой ребенок овладевает языком на том этапе общепсихического развития, когда уже возможно «сознательное изучение языковых закономерностей на основе накопленного жизненного опыта и обобщения действительности» (там же).
Особенности речи глухонемых изучены довольно хорошо (работы В.И. Бельтюкова, Р. М. Боскис, Н. Г.Морозовой, Ж.И.Шиф и многих других). Из зарубежных психолингвистических публикаций одна из наиболее информативных принадлежит американцу Ричарду Блэнтону (Blanton, 1968). На уровне слова «речь глухонемых детей — речь образная, конкретная, а не отвлеченная. Чтобы понять глухонемого, надо представить себе его слова в зрительном поле, надо мысленно «видеть» содержание его речи» (там же, с. 72). Отсутствует ориентировка на грамматические формы слов. «Не располагая еще способностью к сложному грамматическому обобщению, дети тем не менее стремятся выразить связь и последовательность явлений» (там же, с. 86). При этом, по-видимому, осуществляется опора на доречевые этапы речепорождения (см. об этом Главу 5).
Совершенно особую проблему представляет собой речь слепоглухих. В отличие от обучения глухих, здесь в качестве основы выступает жестовая речь. «Переход на словесное общение у слепоглухонемого ребенка осуществляется посредством введения глобально воспринимаемых дактильных[62] слов в процессе жестового общения» (