Слобин и Грин, 1976), Дж. Мортон, Дж. Маршалл. Они, в частности, вышли за пределы предложения — в текст, хотя сосредоточились либо на восприятии языковых средств связи предложений, либо на «психологической реальности» логических структур. В европейских ответвлениях психолингвистики второго поколения допускается иное функциональное соотношение грамматики и семантики в порождении и восприятии предложения, хотя и в рамках его языковой структуры, вводятся отдельные понятия теории высказывания, учитываются некоторые «неклассические» ситуативные факторы (особенно в работах психолингвистов ФРГ), но роль этих факторов в психологической организации процессов общения, ее зависимость от типа и задачи общения остаются нераскрытыми. Европейские психолингвисты покушаются и на «святая святых» теории Н. Хомского — противопоставление языковой способности и языковой активности. Однако в силе остается подход к психолингвистике с позиций «психологической реальности» языковых единиц и структур, т. е. идея полного или частичного изоморфизма «когнитивных» или психолингвистических структур и структур языковых.
Поэтому на этом «диссидентском» направлении в психолингвистике ее развитие остановиться никак не могло.
Психолингвистика третьего поколения. Психолингвистика третьего поколения, или, как ее назвал видный американский психолог и психолингвист Дж. Верч, «новая психолингвистика», сформировалась в середине 1970-х гг. Она связана в США с именем Дж. Верча и психолога более старшего поколения — цитированного выше Джерома Брунера; во Франции — с именами Жака Мелера (бывшего одно время пламенным пропагандистом идей Н. Хомского и Дж. Миллера, но вскоре отошедшего от них), Жоржа Нуазе, Даниэль Дюбуа; в Норвегии — с именем талантливого психолингвиста Рагнара Румметфейта[15].
Покажем типичную логику психолингвистов третьего поколения на примере взглядов Жоржа Нуазе.
Один из основных тезисов Ж. Нуазе — необходимость разработки «автономной психолингвистики». Имеется в виду автономия от лингвистических моделей, т. е. преодоление изоморфизма языковых и психологических структур.
Какова же в таком случае природа специфических, автономных психолингвистических операций? По Нуазе, операции эти имеют одновременно когнитивную и коммуникативную природу. Они приобретают когнитивный характер, конкретно реализуясь в общении, взаимодействии, речевом воздействии. В работе Ж. Нуазе (Noizet, 1980) они выступают скорее как логические, чем как языковые правила, и скорее как система операторов (в математическом смысле слова), чем как система операций. Он и Ж. Мелер в своей известной статье считают психолингвистику (лингвистическую психологию) частью когнитивной психологии (Mehler et Noizet, 1974, p.20). Дж. Верч делает основной упор на одновременность переработки информации лингвистического и психологического характера, и т. д.
Психолингвисты третьего поколения критически, чтобы не сказать больше, относятся к явному преувеличению Н. Хомским и его школой роли врожденных универсальных языковых структур. Об этом пишет Ж. Нуазе, но наиболее четкая формулировка принадлежит Даниэль Дюбуа: «Язык не должен рассматриваться только как формальный объект, одинаковый для всех человеческих существ, но как объект социальный и исторически детерминированный» (Dubois, 1975, p.25–26). Р. Румметфейт еще в 1968 г. подчеркивал, что следует изучать «.высказывания, включенные в коммуникативные окружения» (цит. по частичному русскому переводу — Ромметвейт, 1972, с. 72); в 1975 г. он критиковал психолингвистов второго поколения за то, что они берут высказывания как бы в вакууме: психолингвист школы Н. Хомского «.выясняет, чем язык является, до того, как ставит вопрос о его цели и использовании» (Blakar & Rommetveit, 1975, p.5).
Наконец, психолингвисты третьего поколения преодолели изоляционизм школы Н. Хомского — они берут психолингвистические процессы в широком контексте мышления, общения, памяти. Поэтому именно их работы составили в основном теоретическую базу для развития когнитивной психологии (см. о ней ниже).
Таким образом, психолингвистика третьего поколения преодолела не только атомизм, но и индивидуализм психолингвистов предыдущих поколений. Разумеется, для нее полностью неприемлем и принцип реактивности. Психолингвисты третьего поколения сознательно и последовательно ориентируются либо на французскую социологическую школу в психологии, в частности на взгляды Поля Фресса и Анри Валлона, либо на марксистски ориентированную психологию, развиваемую рядом ученых ФРГ, либо на психологическую школу Л. С. Выготского. Недаром Дж. Верч является виднейшим на Западе специалистом по Выготскому и активным пропагандистом его взглядов.
Л. С. Выготский как психолингвист и вклад его школы в психолингвистику. Лев Семенович Выготский — один из крупнейших психологов ХХ столетия, создатель мощной психологической школы, к которой принадлежали А. Н. Леонтьев, А. Р. Лурия, П. Я. Гальперин, Д. Б. Эльконин, Л. И. Божович, А. В. Запорожец и др. Научными «внуками» Л. С. Выготского являются, в частности, В. В. Давыдов, В. П. Зинченко и автор этих строк. Л. С. Выготский и его школа оказали огромное влияние не только на отечественную, но и на мировую психологию и педагогику: недаром его столетие (1996) отмечалось во всем мире.
Л. С. Выготский был в психологии убежденным материалистом, более того — марксистом[16]. Он много занимался речью, и его психологический подход к речи был не просто своеобразным итогом и синтезом всех предшествующих исследований в этом направлении, но и первой попыткой построить более или менее целостную психолингвистическую теорию (хотя самого слова «психолингвистика» он не употреблял).
Начнем с известного различения «анализа по элементам» и «анализа по единицам». Вся без исключения современная лингвистика имеет дело с анализом по элементам. Такова же психолингвистика первого и второго поколений, ставившая проблему «психологической реальности» языковых единиц. Как мы видели, даже Н. Хомский, кичащийся динамичностью своей модели, видит эту динамичность в наборе правил преобразования некоторого исходного состояния (текста или речевого механизма) в конечное состояние. Только у Л. С. Выготского и психологов, опирающихся на него, сами эти состояния вторичны по отношению к основной и подлинной единице — психологическому действию или операции, не только выступающей как единица в смысле Выготского, но и являющейся основой для построения иерархии таких единиц — в нашем случае психолингвистических единиц.
Однако главное, что делает Л. С. Выготского предтечей и основателем современной психолингвистики (во всяком случае, в ее российском варианте) — это его трактовка внутренней психологической организации процесса порождения (производства) речи как последовательности взаимосвязанных фаз деятельности. Вот что он пишет в этой связи: «Центральная идея может быть выражена в общей формуле: отношение мысли к слову есть прежде всего не вещь, а процесс, это отношение есть движение от мысли к слову и обратно — от слова к мыслиЭто течение мысли совершается как внутреннее движение через целый ряд плановПоэтому первейшей задачей анализа, желающего изучить отношение мысли к слову как движение от мысли к слову, является изучение тех фаз, из которых складывается это движение, различение ряда планов, через которые проходит мысль, воплощающаяся в слове» (Выготский, т. 2, с. 305). В другом месте: «Работа мысли есть переход от чувствования задачи — через построение значения — к развертыванию самой мыслиПуть от смутного желания к опосредованному выражению через значения» (Выготский, т.1, с. 162).
Первое звено порождения речи — это ее мотивация. Кстати, по Выготскому, не следует отождествлять собственно мотивы и «установки речи», т. е. фиксированные «отношения между мотивом и речью». Именно последние и есть «смутное желание», «чувствование задачи», «намерение» (Выготский, т.2, с. 163). Вторая фаза — это мысль, примерно соответствующая сегодняшнему понятию речевой интенции. Третья фаза — опосредование мысли во внутреннем слове, что соответствует в нынешней психолингвистике внутреннему программированию речевого высказывания. Четвертая фаза — опосредование мысли в значениях внешних слов, или реализация внутренней программы. Наконец последняя, пятая фаза — опосредование мысли в словах, или акустико-артикуляционная реализация речи (включая процесс фонации). Все дальнейшие модели, разрабатывавшиеся в 1960 — 1970-х гг. в отечественной психолингвистике, представляют собой развертывание и дальнейшее обоснование схемы, предложенной Л. С. Выготским (см. Леонтьев, 1969 а; Леонтьев и Рябова, 1970; Ахутина, 1975; 1989 и др.). Подробнее об этой схеме (см. Леонтьев, 1996)[17].
Вообще Л. С. Выготский, скончавшийся в 1934 году, сумел предугадать дальнейшее развитие психологии речи и психолингвистики на много десятилетий вперед. Поэтому нам еще много раз придется возвращаться к анализу его взглядов. Пока просто перечислим некоторые идеи, существенные для нас. У него есть на много лет забытая идея эвристичности процессов речепорождения и обусловленности их общепсихологическими, дифференциально-психологическими и социально-психологическими факторами; он по существу первым поставил вопрос о психолингвистике текста и одним из первых «развел» грамматическую и реальную (психологическую) предикативность; ему принадлежит представление о значении как общепсихологической категории и концепция предметного значения[18]. Самый же основной вклад Л. С. Выготского в проблематику психолингвистики не получил дальнейшего развития в ней и остался недооцененным — мы имеем в виду психолингвистику рефлексии над речью и анализ разных уровней осознанности речи в их взаимоотношении (см. Главу 8).