Основы языческого миропонимания — страница 30 из 74

Расскажу еще об одном случае «выживания шайтаном», свидетелем которого был отчасти я сам. В 1972 г. мы вели раскопки древних поселений на озерах Нижне-Тавдинского района Тюменской области. На сильно заболоченном, а потому труднодоступном берегу одного из них в единственном месте, куда можно было пройти «сухой ногой», стоял дом егеря Алексея, где он проживал с женой и кучей разновозрастных ребятишек. Дверь одной комнаты (из трех) была заколочена — в ней никто не жил.

— Неэкономно жилье используешь, — сказал я однажды. — Треть жилой площади зря пропадает.

Хозяин помрачнел, долго молчал, видимо, прикидывая, стоит ли отвечать чужому пришлому человеку на столь беспардонное замечание.

— Ладно, скажу тебе, парень. На плохое место эта комната пришлась. Ночами незнамо кто в ней колобродит. Стол, скамью, кровать от стены к стене двигает, шубу, платье, белье на левую сторону выворачивает. А то шум, смех, разговоры — когда из-под земли, когда вроде со двора. Перестали мы там ночевать. Гостям, что на охоту-рыбалку из Тюмени приезжали, ту комнату определили. Однако с ними опять то же: беспокойство, сны нехорошие снятся, мерещится всякое. Старик незнакомый наваливается: «Уходите, вы нам мешаете»… Ты человек ученый, может, подскажешь, как от дому эту напасть отвадить…

Через несколько лет я проводил археологическую разведку недалеко от тех мест. Решил свернуть в сторону, посмотреть, как поживает мой знакомец-егерь. Оказалось, в доме том уже никто не жил. Окна выставлены, двери сняты, двор порос густой дикой травою. Студенты-лаборанты, которым я рассказал эту загадочную историю, загорелись научным любопытством:

— Давайте заночуем здесь. Вы ведь помните, какая комната была заколочена. На себе испытаем.

Я не поддался на уговоры:

— Раз мы кому-то мешаем, не надо навязываться. Зачем накликать беду?

Дня через два-три в попутной полувыморочной деревушке встретил пожилого мужика из старожилов, который знал хозяина того брошенного дома и рассказал мне о последующих его злоключениях:

— У Алексея последние годы все прахом шло. Ни в чем удачи не было. Ребятишки болели, рыба худо ловилась, охота плохая была, скотина во дворе вся перевелась. Потом бабу свою, супружницу, из ружья застрелил. Плакал на суде: «Сам не знаю как все получилось. Трезвый был. Не помню, откуда ружье в руках оказалось, почему заряжено было, как жена рядом очутилась, зачем на курок нажал… Затмение нашло. Будто не сам собой руководил, а кто-то под руку толкал». Следователь и судья диву давались, как все у него нелепо вышло. Потому недолго в тюрьме сидел. После на химии был. Вернулся, детишек собрал, кого где нашел, уехал с глаз долой. Говорят, на север подался. Охоту вроде совсем забросил. Обходчиком на газопроводе устроился.

На перепутье миров

Содержание и смысл представлений о Мире у сибирских язычников наиболее наглядно запечатлены в деталях погребальной и жертвенной обрядности, связанной с отправлением души или жертвенного дара в те или иные сферы Вселенной. Из археолого-этнографичес-ких данных известно, по крайней мере, семь главных условий, способов и приемов «транспортировки» в иные миры.

1. Зарывание в землю и вообще помещение на глубину. Это — наиболее распространенный и один из самых древних способов отправления за границы земного обитания. Согласно имеющимся археологическим свидетельствам, преднамеренные захоронения умерших с использованием могильных ям практикуются с мустьерского времени (средний палеолит), т. е. вошли в погребальный обиход более сорока тысяч лет назад (Смирнов Ю. А., 1997. С. 13). Этот способ (зарывание, помещение на глубину) применялся как к покойнику, так и к сопровождающему его инвентарю. В дальнейшем (видимо, с конца мустьерской эпохи), по мере формирования представлений о Нижнем мире и находящейся там стране мертвых, помещение на глубину все более осмысливается как приближение и приобщение к Преисподней.

Одним из самых тяжких наказаний стало сбрасывание в глубокую яму или пропасть, что понималось как максимальное приближение к Нижнему миру и стране мертвых. В одном остяцком сказании сообщается, что верховный бог Нуми-Торум низверг ослушника на дно ямы глубиною в сорок сажен (Ра1капоу 5., 1900. 8. 84). Хайтыкара, герой тувинской сказки, победив вражеского богатыря, снимает с него скальп, выкалывает один глаз, отламывает одну руку и одну ногу и бросает в яму глубиной шестьдесят сажен (Кон Ф., 1904. С. 61). Здесь победитель не только приближает побежденного к Нижнему миру, но и заранее придает жертве «половинный» облик, свойственный, как считали тувинцы (и многие другие сибирские народы), обитателям нижней сферы.

Кеты, вопреки обычаю захоронения шаманов на дереве, злых шаманов, вредивших людям, зарывали в землю, причем намного глубже, чем обычных покойников. У эвенов существовали правила, определяющие глубину могил: для умерших молодых людей и детей — по пояс, для покойников зрелого возраста — по плечо, для «высокопоставленных» — глубже человеческого роста (Попова У. Г., 1981. С. 252). Здесь возможно два объяснения: 1) могила тем глубже, чем «тяжелее» покойник, т. е. чем более «весома» его темная сущность; 2) глубина могилы должна соответствовать высоте надмогильного сооружения, зависящей, в свою очередь, от общественной значимости покойника.

Некоторые из древних кенотафов (могил без покойников) в действительности могли быть «захоронением» вещей (и пищи) для отправки их покойным сородичам. Это тем более вероятно, что практически у всех сибирских народов практиковался обычай класть в могилу наряду с личным инвентарем усопшего еще что-нибудь с наказом передать это нижним людям в качестве гостинца от живых земных родственников.

Сношение с Преисподней путем зарывания было возможно не только на кладбище, но и вообще в «плохих» местах: в глубоких оврагах, темных пещерах, на выморочных поселениях и пр. Когда арабский путешественник Ибн-Фадлан, проезжая около 921 г. через землю тюрков-гузов, подарил гузскому вельможе Этреку некоторые вещи и продукты, его жена, как свидетельствует названный автор, «взяла (немного) мяса и молока и кое-что (из того), что мы подарили ему, вышла из (пределов) домов в дикую местность, вырыла яму, погребла в ней то, что имела с собой, и произнесла (какие-то) слова. Я же сказал переводчику: "Что она говорит?" Он сказал: "Она говорит: это подарок для Катагана, отца Этрека, который преподнесли ему арабы"» (Ковалевский А. П., 1956. С. 129). Катаган давно уже умер, и ритуальное действо, наблюдаемое Ибн-Фад-ланом, было не чем иным, как «посылкой на тот свет».

Этнография располагает сведениями, что жители алтайских селений устраивали собственными силами подходящее «плохое место» для удобства общения с Нижним миром. В этом случае, как сообщает А. В. Анохин, «строительный материал жертвенника: шесты, колья и дерево, на которое подвешиваются части жертвенного животного, выбираются дурного качества, кривые и старые. С целью умерить алчность Эрлика на будущее таилка (жертвенник. — М. К.) иногда ставят около шиповника, боярышника и облепихи, которых он боится, устраивают непременно в северной, менее почтительной стороне, в отдалении от стойбища, за городьбой, в темном уголке, куда выкидывают отбросы и сваливают падаль» (Анохин А. В., 1924. С. 2–3).

Очевидцев удивляло, что, несмотря на страх и почтение, испытываемое к Эрлику, алтайцы находят возможным «обманывать его и допускать те или иные неприязненные действия по отношению к нему» — в частности, приносить в жертву тощих, больных животных (Анохин А. В., 1924. С. 1). Однако здесь все, наверное, не так просто. По отношению к «изнаночному» Нижнему миру на каких-то ритуальных уровнях, возможно, допускалось уважение «наоборот». Кроме того, не исключено, что нижние духи предпочитали именно ущербные жертвы. Коми-пермяки, например, считали, что нижние боги сами намечали нужное им животное, насылая на него болезнь (Смирнов И. Н., 1891. С. 253).

Зарыванию в землю семантически близки любые способы помещения ниже обычного уровня, в том числе погружение в воду, в болото и пр. Дело в том, что у сибирских аборигенов мир вод был, по существу, синонимом Нижнего мира. В «шаманском сне» нганасан фигурирует черное озеро, расположенное между колен мифического антропоморфного существа; это озеро при разгадывании сна объясняется как открытый черный «рот» Земли, «рот» болезней, «дыра в земле для могил» (Грачева Г. Н., 1976). У обских угров главный вход в Нижний мир находился в низовьях Оби или в Северном Ледовитом океане. В эвенкийском сказании авахи (злые духи), пленив богатыря, унесли его в сторону солнечного заката, где находилось озеро, через которое можно попасть в Преисподнюю (Василевич Г. М., 1966. С. 259). Эскимосский шаман, отправляясь в Нижний мир, делает движения, имитирующие ныряние. Аналогично поступают шаманы у якутов, долган и др. (Элиаде М., 1998. С. 224, 181).

Еще не так давно у ряда народов был весьма распространен обычай погребать людей, подозреваемых в связях с нечистой силой, в воде иди в болоте. На Руси это практиковалось по отношению к так называемым «заложным» (нечистым) покойникам, которых хоронили в трясине или вообще в пониженных заболоченных местах. В тех случаях, когда «заложного» покойника по ошибке погребали на общем кладбище, его откапывали, переворачивали вниз животом и выливали в могилу несколько ведер или бочек воды (Зеленин Д. К., 1912).

2. Втыкание в землю следует рассматривать как разновидность зарывания. Этот обычай мог появиться в неолите, а то и в конце мезолита (около VII–VI тысячелетий до н. э.), о чем говорят известные для тех времен случаи вертикальных захоронений людей (Оленеостровский могильник в Карелии, погребение Пеган на Южном Урале, одно из захоронений могильника Заречное в Присалаирье). Втыкание в землю ножей, наконечников копий, стрел и др. отмечено в Турбинском могильнике (Камское Приуралье), Ростовкинском могильнике (низовья р. Оми), относящихся к средней бронзе (около второй трети II тысячелетия до н. э.), в некоторых погребениях глазковской культуры Прибайкалья (примерно то же время), в западносибирских средневековых капищах и пр. Похожий способ помещения предметов м