Культовые принадлежности шамана
У «полных» сибирских шаманов было четыре главных культовых атрибута: шаманский костюм, шаманский бубен, шаманская колотушка и шаманский посох. Все они имели сложное смысловое содержание, были насыщены богатой и многоплановой символикой. Вот как выглядит, по описанию А. И. Мазина, священная парка эвенкийского шамана С. А. Григорьева из рода Каптугар.
Верхний мир изображен в виде круговой бахромы, опоясывающей грудь, плечи и спину. Бахрома состоит из 177 лент, каждая из которых обозначает дорогу на небо. На правом плече — округлая металлическая пластина, символизирующая Луну, на левом — Солнце. Кроме того, несколько железных пластинок, тоже округлых, крепятся на груди: они символизируют пока еще не открытые, но реально существующие во Вселенной земли.
Чуть ниже грудной бахромы укреплен символ шаманской родовой земли, в центре которой обозначен вход в Нижний мир; радиальные полоски по окружности входа — это шаманские дороги в Преисподнюю. Правее символа шаманской родовой земли укреплена звезда Чал-бон (Венера), где живут оми (омиа) — души неродившихся людей. Прямые насечки вокруг нее — это ведущие к ней шаманские тропы.
Нижний мир изображен в виде трех рядов поясной бахромы. Основание бахромы первого ряда означает начало первого яруса Нижнего мира, основание бахромы второго ряда символизирует конец первого яруса и начало второго; основание бахромы третьего ряда показывает конец второго и начало третьего яруса.
Вход в первый ярус Нижнего мира отмечен отверстием, проделанным в трехкопеечной монете выпуска 1916 г.; монета подвешена к верхнему ряду круговой поясной бахромы, около контура шкуры рыси, имеющей весьма сложную и неоднозначную символику. Считается, что во второй ярус Нижнего мира шаман попадает по двум жгутам через кольцо, опоясывающее их в основании второго ряда поясной бахромы. В третий ярус Преисподней шаманского пути нет.
Рядом подвешено вниз головой безрукое изображение скелета. Это — душа шамана-предка, помогающая живому шаману во время его путешествий по Нижнему миру. Неподалеку — фигурка духа-покровителя, опекающего шамана во всех трех мирах: тринадцать пар пластин на вертикальных отрезках проволоки являют собой его ребра, ровдуж-ная полоска с двадцатью пятью металлическими ободками — его позвонки. Вместилище духа-покровителя — нарисованная в спинной части шкура рыси. На груди — изображения духов-помощников: кукушки, дятла, птицы-агады. Вместилище шаманской души в образе водоплавающей птицы подшито подмышкой правого рукава. Из хвостов «эргивлен», в которых сосредоточена шаманская сила, три питаются от Верхнего мира, один от Нижнего… и т. д. (Мазин А. И., 1984. С. 71).
Описанная эвенкийская шаманская парка — не самая сложная из известных. Есть более богатые как по деталям оформления, так и по смысловому содержанию[3]. В то же время у ряда сибирских народов — хантов, манси, северо-восточных палеоазиатов — шаманский костюм был намного проще и беднее. Большинство обско-угорских шаманов имели лишь шаманскую шапку или какую-либо другую единичную деталь шаманской одежды, а то и вовсе камлали только с бубном.
Шаманский костюм имел и сугубо утилитарные детали. Так, на спинной части якутского шаманского плаща крепились два кольца. К ним привязывался ремень (повод). С помощью этого повода помощник шамана или кто-нибудь из опытных в шаманских делах зрителей удерживал шамана от опрометчивых действий, когда тот в чрезмерном экстазе мог полезть не туда, куда надо (Алексеев Н. А., 1984. С. 144). У шаманов других сибирских народов «сдерживающий» повод обычно крепился прямо к поясу; за него во время камлания держалось несколько человек, не давая шаману совсем «улететь» в иной мир. «Люди, державшиеся за ремень, — пишет Ч. М. Таксами о камлании нивхской шаманки, — все время двигались за шаманкой, регулируя длину ремня, то подтягивая, то ослабляя его» (Таксами Ч. М., 1997. С. 11).
Случалось так, что шаман, впав в азарт, переставал различать «своих» и «чужих» и мог сгоряча «проглотить» кого-нибудь из присутствующих. Селькупский шаман, допустив такой смертельный для одного из присутствующих просчет, потом смущенно оправдывался перед заказчиком камлания: «Это я виноват был, что поделать… Тогда с сердцов, когда я оленя просил, ты не дал, я его, сам не заметив, глотнул. Он как раз напротив меня сидел» (Бытовые рассказы энцев, 1962. С. 187).
Внешне сибирский шаманский костюм в целом обычно ассоциируется с птицей и имеет ряд птичьих черт. Вместе с тем он воспроизводит структуру Мироздания и одновременно служит защитной оболочкой, своего рода космическим скафандром. Кроме этого, он является своеобразной знаковой системой, в которой закодированы смыслы шаманского миропонимания, показатели силы шамана, его способностей и его возможностей.
Шаманский бубен олицетворяет картину Мира, является картой Вселенной, играет роль транспортного средства, на котором шаман путешествует по разным пространствам. В одних случаях бубен представлялся мифической птицей, в других — оленем, конем (у скотоводческих народов), лодкой (если шаман «плывет» по шаманской реке) и т. д. У кумандинцев на «рога» бубна (т. е. на утолщения по ободу) садились духи-помощники шамана, чтоб озирать места, куда прибывал шаман; в минуты опасности (например, при необходимости вступить в бой с враждебным шаманом или духом) бубен превращался в боевой лук.
У челканцев и других алтае-саянских тюрок бубен считался «щитом» шамана; в случае надобности шаман не только заслонялся этим бубном сам, но закрывал им, как крышкой, вход в Нижний мир, чтобы воспрепятствовать темным силам проникнуть в пределы Среднего мира (Алексеев Н. А., 1984. С. 160–162).
Ударами в бубен шаман привлекал к себе доброжелательных духов и отпугивал злые силы. Бубен, как образно выразилась Г. Н. Грачева, не только будил Мир, но и усиливал возможности самого шамана. «Чем громче и непрерывнее гремит бубен, чем больше голосов составляет хор, тем мощнее он звучит, тем больше силы у шамана, тем дальше он может двинуться в пространстве» (Грачева Г. Н., 1983. С. 140).
Бубен как ритуальный атрибут (не обязательно шаманский) появился в Сибири, видимо, еще в неолите. Более достоверные данные о бубне как ритуально-культовом инструменте мы имеем начиная с бронзового века. В этой связи интересен бронзовый предмет, изображающий человека, держащего круг и вписывающегося в него, найденный на поселении Завьялово 1А (Новосибирская обл.) в комплексе, отнесенном В. И. Молодиньш к самусьской культуре (около XVI–XIV вв. до н. э.) (Молодин В. И., 1977. С. 148). Рисунки антропоморфных существ в круге (точнее, в овале) известны на ритуальных сосудах поселения самусьской культуры Самусь IV (Томская обл.): человек в круге здесь соприкасается с последним не непосредственно головой, а отходящими от нее или от верхней части туловища двумя-тремя линиями («антеннами»). Сходный мотив человека в круге известен в средневековой группе петроглифов Каракола; он трактуется как изображение шамана с бубном (Мартынов А. И., 1985. Рис. 6).
Вместе с тем мне представляется, что до железного века роль бубна как средства медитации мог выполнять ритуальный (в том числе погребальный) сосуд. Я имею в виду, в частности, западносибирские сосуды эпохи бронзы с богатой и своеобразной солярно-астральной орнаментацией и подчеркнутой зональностью орнаментальной схемы. Ярким образцом такой керамики являются самусь-ские, абашевские (баланбашские), андроновские (федоровские), еловские ритуальные сосуды. Думается, что их смысловое значение может быть расшифровано исходя из семантики шаманских бубнов. И те, и другие — ритуальные предметы, причем весьма близкие по облику, так как в их форме мы наблюдаем сходное сочетание плоскости и сферы; те и другие (шаманские бубны безусловно, ритуальные сосуды — почти наверняка) несут в своей орнаментации идеи, так или иначе связанные с представлениями о Вселенной; любопытно также, что в некоторых шаманских действиях место бубна занимал сосуд — например, у кетов (Анучин В. И., 1914. С. 31), у селькупов (Прокофьева Е. Д., 1981. С. 68), у якутов (Романова Е. Н., 1997. С. 17), у сургутских остяков (Карьялайнен К. Ф., 1996. С. 206) и др.
Все эти (и не только эти) данные позволяют признать родственность древнего ритуального сосуда и шаманского бубна, что дает право допустить сходство их семантических смыслов. Одним из назначений бубна было обеспечить шаману (точнее, его шаманской душе) возможность путешествия по мирам Вселенной. Так называемая «модель Мира», изображаемая на шаманских бубнах, являлась своеобразным путеводителем, которым шаман руководствовался в своих странствиях.
Видимо, в эпоху бронзы те же функции, что и бубен, выполняли ритуальные сосуды, в том числе те из них, что помещались в могилу умершего. Они, как и более поздние шаманские бубны, могли не только быть «картой» Мира, но и служить транспортным средством, а также своеобразным «компасом», при помощи которого душа умершего перемещалась в ту или иную уготованную ей сферу потустороннего мира. Здесь уместно вспомнить, что у известной нам славянской Бабы Яги основным транспортным средством была ступа, которая, в общем-то, является разновидностью сосуда. Думается, что резкий упадок рисованной геометрической солярно-астральной орнаментации на западносибирской керамике после перехода к железному веку мог быть связан с тем, что в этот период астральная культовая символика «перебирается» со стенок сосуда на шаманский бубен.
Гончар, как и кузнец, приравнивался в Сибири к сакральным личностям. Горшечницу у якутов не могли «съесть» ни кузнец, ни шаман. Отсюда — якутская поговорка: «Первый горшеня, первый кузнец и первый шаман — родные братья» (Романова Е. Н., 1997. С. 41).
Шаманская колотушка в определенных ритуальных ситуациях могла заменять бубен. Она, как и бубен, несла весьма сложную смысловую нагрузку. Селькупский шаман, камлая на Верхний мир, пользовался колотушкой, обтянутой шкурой оленя; камлая на Нижний мир, брал колотушку, обтянутую шкурой медведя; путешествуя в мир вод, вооружался колотушкой, обтянутой шкурой выдры.