Так сформулировал он две основные задачи, вставшие перед космонавтами: задача-максимум — спастись самим, добраться до Земли; задача-минимум — сообщить на Землю о случившемся, хотя бы в самых общих чертах, чтобы следующая экспедиция не повторила ошибок.
— Но в чем же, в чем заключаются наши ошибки? — спросил Раин. — Ну, хорошо, мы с тобой могли и не выйти на поверхность. В таком случае мы все пятеро оказались бы вместе с ракетой в ангаре. Ну, а потом? Чем объяснить нападение роботов? Опять нашей ошибкой? Какой?
— Не знаю… — ответил Сенцов. — Но это-то нам и надо установить, чтобы на нашем опыте учились другие. Трудно, конечно, сказать, чем руководствуются роботы и логические устройства другого мира…
— Программой, — внезапно, не открывая глаз, сказал Калве. — Только программой…
— А почему у них должна быть такая программа, чтобы уничтожать чужие ракеты? Ведь на такой редкий случай вряд ли могло быть выработано руководство?
Калве открыл глаза, сел прямо.
— В том-то и дело, что такой программы не было, — нехотя проговорил он. — В том-то и беда…
— Что-то уж очень туманно… — откровенно сознался Сенцов. — Ты, Лаймон, давай-ка без загадок и иносказаний.
Калве хмуро посмотрел на Сенцова.
— Вспомни, — обратился он к Раину, — ты по дороге сюда упоминал, что в поисках входа в этот корабль сначала наткнулся на другой люк и открыть его тебе не удалось.
— Ну, действительно, так и было, — сказал Раин. — А при чем…
— Подожди минутку… — Калве резко вытянул руку. — На каком расстоянии этот люк находился от кормы корабля?
— На каком? Ну… приблизительно метров десять, двенадцать, — сказал Раин.
— Ну, вот… А вы обратили внимание, в каких именно местах автоматы прорезали оболочку нашей ракеты?
— Погоди, погоди! — Сенцов внезапно приподнялся с места. — Два отверстия… Одно в носовой части, другое…
— На расстоянии приблизительно двенадцати метров от кормы, — закончил Калве. — Теперь вам ясно? Автоматы не имели такой программы — разрушить ракету. Наоборот…
— Починить, что ли? — с ехидцей спросил Азаров.
— Мне стыдно, — сказал Калве вместо ответа. — Я должен вам признаться, что мне больно и стыдно за себя. Я ведь считаюсь специалистом в этой области, как вы знаете, участвовал в разработке многих систем — кибернетических систем самого разного назначения…
— Это мы знаем, — подтвердил Сенцов.
— Ошибка, о которой вы говорите, — это моя ошибка. Я не предусмотрел, хотя, если бы нашлось время поразмыслить, я бы наверняка догадался…
— К сожалению, у нас этого времени не было, — вмешался Коробов. — Не так развивались события, чтобы сидеть и размышлять…
— Когда я увидел эти автоматы, шнырявшие вокруг ракеты и подававшие какие-то сигналы, — продолжал Калве уже более твердым голосом, — я должен был задать себе вопрос: а что им нужно? Зачем они тут и что их интересует?
— Мы задавали себе такой вопрос, — сказал Коробов.
— Да. Но нас тогда интересовало другое: не нанесут ли они какого-либо вреда ракете. Мы подождали и убедились, что никакого непосредственного — подчеркиваю: непосредственного вреда они ракете не наносят… И мы успокоились за ракету…
— И еще больше забеспокоились о вас, — сказал Коробов Раину.
— Мы не стали ломать голову над вопросом: а чего же все-таки ищут эти лягушки? — продолжал Калве. — И напрасно…
— Я начинаю понимать… — пробормотал Сенцов.
— Вот-вот… Логически рассуждая, что должно произойти с ракетой, когда она возвращается на свою базу из космического рейса? Вы — пилоты, вы лучше знаете…
— Ну, естественно, она должна подвергнуться осмотру, контролю…
— Вот именно. И ее подвергли осмотру. Ее осматривали автоматы. Осматривали, конечно, не в буквальном смысле слова. Очевидно, в их ракетах — хотя бы в этой самой — в определенных точках вмонтированы какие-то датчики, которые в ответ на запрос автоматов-информаторов дают сведения о состоянии ракеты, о работе ее отдельных узлов и механизмов. Это ведь понятно: при их технике люди, очевидно, избавлены от всякой скучной работы, они давно достигли того, к чему стремимся и мы. Так допустим, что эти автоматы требовали таких сведений…
— И они их, естественно, не получили, — сказал Сенцов.
— Конечно — потому что наша ракета устроена совершенно иначе, и на такой контроль не рассчитана… Но при программировании действий автоматов, как я уже сказал, прибытие чужих ракет предусмотрено, разумеется, не было. А какой вывод должно было сделать из этого логическое устройство, управляющее автоматами?
Калве сделал паузу. Все сумрачно молчали.
— Вывод, что ракета неисправна. Если кибернетическая централь получает от своих рецепторов сплошные нули, то… Далее, автоматы, очевидно, отметили, что в ракете не открылся ни один люк.
— Как же не открылся? — сказал Коробов. — А мы с тобой что — сквозь оболочку вышли, что ли?
К его изумлению Калве кивнул головой.
— Вот именно. Для них — именно сквозь оболочку, это ты очень хорошо сказал. Ведь автоматы искали люки именно в тех местах, где они расположены у их ракет: в носовой части и у кормы — на расстоянии…
— Десяти-двенадцати метров! — вставил Раин.
— Совершенно правильно. Ведь даже такое мощное кибернетическое устройство — это не мозг… Оно повинуется программе, а в этой программе могло быть предусмотрено что угодно, кроме того, что люк из определенного места ракеты переместился на десяток метров в сторону!
— Да, это незачем было предусматривать, — признал Сенцов.
— Вот видите! Зато можно было предусмотреть другое: что люки — очевидно, такие случаи у них бывали — при пролете корабля сквозь атмосферу чужой планеты или вследствие иных причин — могли выйти из строя…
— Завариться или заклиниться от удара метеорита, — сказал Коробов, — или…
— Это неважно. Факт тот, что в таких случаях киберустройства, очевидно, должны были попытаться вскрыть люки, чтобы помочь выйти экипажу или хотя бы чтобы дать возможность проникнуть в ракету снаружи, извлечь материалы экспедиции, заняться ремонтом корабля… И вот в действие были приведены автоматы, которые начали вырезать люки.
— Вырезанные ими отверстия были уже люков этой ракеты, — возразил Азаров.
— Это как раз понятно, — вмешался Сенцов. — И я бы так поступил. Они вырезали отверстия в крышках люков: крышку потом легко заменить…
— Ну, вот, — сказал Калве. — Вот, я считаю, разгадка того, что произошло с ракетой. Возможно, все это не так просто. Не исключено, что…
— Подожди! — прервал его Азаров. — А почему эти автоматы начали действовать с таким замедлением?
Калве помолчал.
— Я думаю, — сказал он затем, — что тут сыграли роль… мы сами. Автоматы, безусловно, реагируют на присутствие людей — или как по-вашему надо их называть… Возможно, люди нашли бы другой выход. В таком случае в кибернетический центр была бы послана соответствующая команда. Недаром у меня все время было такое чувство, что за мной наблюдают… Это была выжидательная пауза. Ведь автоматы и управляющий ими центр не могут мыслить. И они не могут понять, что мы появились именно из ракеты, а не извне. Вот почему они ждали! Но программа не была изменена…
Калве умолк. Никто не продолжал разговоров. Всем стало вдруг по-настоящему страшно: если уже один факт их появления здесь привел в действие целую когорту механизмов, то чего можно ожидать в дальнейшем? Какой может быть реакция на каждый их шаг? Невозможно ведь заранее предусмотреть все последствия, к тому же объяснять уже происшедшие события все-таки куда легче, чем предугадывать новые… И вообще, всегда ли будет понятна и доступна людям логика хозяев спутника, пережданная или завещанная ими своим механизмам и приборам? Это — если даже предположить, что сейчас космонавты объясняют все правильно…
— Мы должны научиться предсказывать, — упрямо сказал Калве, отвечая своим мыслям. — Логика — это математика, а математика во Вселенной одна.
Но Сенцов медленно покачал головой. Математика одна, но как далеко она могла уйти? Нет, верить спутнику нельзя…
— Как понятие — математика одна, да… — задумчиво произнес и Раин. — Но конкретно… Кто знает? Кто скажет, что именно может произойти в этой каюте через минуту? Может быть, нам следовало что-то сделать? Где-то доложить, чтобы не вызвать никаких нежелательных действий? Но что? Лаймон, как ты думаешь?
— Это очень важно, — тихо проговорил Калве. — Но я не могу… Если бы хоть знать, кто они, какие… Пока можно сказать лишь, что они были живыми. Признаюсь откровенно: теперь мне будет немного страшно выйти из ракеты…
Соглашаясь, все молча наклонили головы.
— Так нельзя… Нельзя, товарищи… — проговорил Раин, и голос его был умоляющим. — Неужели нам не постичь машинной логики? Ведь все, что произошло до сих пор, нам понятно… Будущее? Если мы не выйдем — гибель неотвратима. Подумайте! Лаймон, ты же специалист (Калве выразительно пожал плечами). Ведь все здесь, так сказать, сделано почти для нас! По нам! А это значит, что в общих чертах они действительно были похожи на нас. Кстати, об этом же свидетельствуют скафандры!.. Марсиане они или не марсиане, но они должны быть очень близки нам по строению. И поступать надо так, словно они — это мы…
— Это и странно, — сказал Сенцов. — Ведь все-таки трудно предположить, что форма бытия Разума исчерпывается человекоподобными.
— Соображения целесообразности… — начал Коробов.
— Ну и что? Мы ходим на двух ногах, животные — на четырех. Четырех ног хватает с избытком… А у насекомых — шесть, у пауков, крабов, осьминогов — восемь, у других членистоногих — и того больше. При чем же тут целесообразность? Очевидно, все зависит от конкретных условий…
— Разумеется, — сказал Раин. — А это значит, что на той планете, откуда они родом, условия в основном не отличаются от наших…
— Хорошо, — прервал его Сенцов, которому новый научный спор сейчас вовсе не казался необходимым. — На досуге мы поговорим и о планете. А сейчас важно другое… Раз иной нет, примем как рабочую гипотезу: они — это мы. Хоть я и не очень… И наши ошибки и опасности, угрожающие нашим экипажам как во время облета Марса, так и при посадке на Деймос, нам теперь — будем считать — в общих чертах ясны. Значит, остается только решить те задачи, которые выдвигает обстановка: задачу отлета и задачу связи, а вернее наоборот: задачу связи с Землей и задачу отлета. Вот над чем